Роберт Пенн Уоррен ушёл из жизни 15 сентября 1989-го, когда наша страна искала дорогу к храму, и если бы нам кто-то тогда сказал, что «Вся королевская рать» («All the King’s Men», 1946) являет нам наше собственное будущее, мы бы ответили, что ворюги нам милей, чем утописты.
Прототипом Хозяина воровской рати считается 40-й губернатор Луизианы в 1928–1932 гг. и сенатор от штата Луизиана в 1932–1935 гг. Хьюи Лонг по прозвищу Морской царь, в июле 1933-го заявивший о намерении участвовать в следующих президентских выборах, однако 8 сентября 1935 года расстрелянный в здании администрации Луизианы, построенном по его же собственному решению. Мог ли Хьюи Лонг одолеть Рузвельта, вопрос открытый, но почему бы и нет, ибо наезжал он больше всего на богатых, а разговоры в пользу бедных в ХХ веке иногда окупались и диктаторской властью. Но нашёлся один обиженный доктор с револьвером – и вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая…
Шалтай-Болтай в оригинале зовётся Хампти-Дампти, и строка из песенки о его злосчастной судьбе как раз и сделалась названием знаменитого романа – «All the king›s men». Почему? Известный журналист Александр Пумпянский обнаружил здесь перекличку с песней «Every man a king» («Каждый человек – король»), сочинённой Хьюи Лонгом для его фанатов (см. «Новый мир», 1975, № 6).
Судя по всему, реальное убийство Лонга произошло безо всяких любовных подтекстов (деньги, сказал бы Гоголь, в современном мире имеют побольше «электрической силы», чем любовь), но роман без любви – какой же это был бы роман! Пусть даже идеологический и политический.
«Вся королевская рать» – полноценнейший романтический роман, только среди страстей и лирических отступлений почти каждый из главных персонажей время от времени излагает какой-то – или какое-то? – profession de foi. Первый идейный монолог Хозяина обращён к генеральному прокурору Хью Миллеру, «не выдержавшему борьбы», как когда-то выражались дураки о самоубийстве Маяковского, и подавшему в отставку.
«Вы пятнадцать лет сидели в своей адвокатской конторе и смотрели, как сукины дети протирают здесь штаны и ничего не делают, а богатые богатеют, и бедные беднеют. Потом пришёл я, сунул вам в руку дубинку и шепнул на ушко: «Хотите их раздраконить?» И вы их раздраконили. Вы отвели душу. От них только пух летел. Вы посадили девять хапуг – из тех, кто играет по маленькой. Но тех, кто стоял за ними, вы не тронули. Закон для этого не приспособлен. Всё, что вы можете, – это отнять у них правительство и не подпускать их к нему. Любым способом. И в душе вы это знаете. Вы хотите сохранить свои гарвардские руки в чистоте, но в душе вы знаете, что я говорю правду, вам надо просто, чтобы марался кто-то другой. Вы знаете, что дезертируете, подавая в отставку».
Хозяин хочет отнять у могущественных ворюг правительство, в котором «половина – рабы, а другая – мерзавцы», и он уверен, что этические и эстетические церемонии здесь ни к чему, он это и повторяет своему антиподу «чистоплюю» Адаму: «Он ушёл в отставку потому, что не хотел пачкать ручки. Хотел дом строить, да не знал, что кирпичи из грязи лепят. Он был вроде того человека, который любит бифштексы, но не любит думать о бойне, потому что там нехорошие, грубые люди, на которых надо жаловаться в Общество защиты животных. Вот он и ушёл».
Хозяин убеждён, что добро приходится делать из зла, «потому что его больше не из чего делать». На самом же деле Добро человек придумал для того, чтобы оно помогало ему делать какое-то дело, но всё, что он придумывал, заставляя других «поклоняться ему как добру и справедливости, всегда отставало на пару шагов от того, что ему нужно для дела». Но люди никогда не перестанут заниматься делом, то есть не совершат самоубийство, – «общество просто состряпает новые понятия о добре». А в чём заключается его дело, Хозяин выкладывает перед взвинченной толпой.
«И это ваше право – чтобы каждый ребёнок получил образование. Чтобы ни престарелый, ни инвалид не нуждались в хлебе, не просили подаяния. Чтобы человек, который производит товар, мог отвезти его на рынок, не завязнув по ступицу, беспошлинно. Чтобы дом и земля бедняка не облагались налогом. Чтобы богачи и большие компании, которые тянут деньги из штата, платили штату справедливую долю. Чтобы ни у одного из вас не отнимали надежду!»
Какой гуманист скажет, что цели эти негуманны? Хозяину ставят в вину только его методы, хотя по нашим меркам его методы предельно вегетарианские: он всего лишь разузнаёт подноготную о махинациях ворюг и тем вынуждает их служить себе. Когда-то и большевики презирали «интеллигентиков», надеющихся делать революцию в перчатках, а Луначарский в одной из своих статей рассказывал целую притчу о Николае Угоднике, который помог путнику вытащить телегу из грязи, не убоявшись запачкать свои ризы. Нарком просвещения упустил из виду лишь одну мелочь – святой не убоялся грязи, но не крови.
Убийца Хозяина Адам крови не убоялся. Но кому он сделал добро, чью телегу помог вытащить из грязи? Он отомстил лишь за собственную поруганную чистоту – ему предложил ответственнейший пост, на котором он мог бы делать массу добрых дел, любовник его сестры, а значит, сплетникам он мог бы показаться кем-то вроде сутенёра, – как такое пережить! Герой-рассказчик называет Адама человеком идеи – но в чём его идея? Не прикасайтесь ко мне? Что-то маловато для идеалиста, это больше похоже на эгоцентризм…
Если бы в сегодняшней России нашёлся Хозяин, который бы сумел заставить ворюг притормозить, а ещё лучше – поделиться наворованным, судить его строго, подозреваю, стали бы только те, кому реальные люди глубоко безразличны, а то и противны, как Адаму, кто только имитирует гуманизм, то есть, в сущности говоря, нарциссы, озабоченные мыслью одной – изящно пляшу ли.
Изобразить таких несложно – с ними и не захочешь, так познакомишься, они умеют себя навязать городу и миру. Но вот создать образ российского Хозяина было бы куда труднее, чем американского. Прежде всего штат Хозяина, с одной стороны, выглядит самостоятельным государством, там всё завязано на внутренних проблемах, в которых столичные авторитеты никак не участвуют, – у нас это невозможно, как сказано в одноимённой антиутопии Синклера Льюиса, изображающей приход к власти фашистского лидера, прототипом которого послужил тот же Хьюи Лонг (не помню, кто сказал, что будущие фашисты станут называть себя антифашистами). А во-вторых, при кажущейся независимости штата от национального целого, хоть слово «штат» и означает «государство», он не обладает важнейшими признаками национального государства – национальной сказкой о героическом прошлом и национальной грезой о каком-то великом будущем. А потому и во всех конфликтах «Всей королевской рати» задействованы исключительно экономические интересы, и совсем не задействованы экзистенциальные. Важнейший из которых – необходимость преодолеть присущий каждому человеку страх собственной мизерности, страх беспомощности перед лицом старости и смерти.
И с тех пор как многократно ослабела защита религиозная, её самым сильным суррогатом сделалась включённость во что-то прекрасное и хотя бы потенциально бессмертное, – подавляющее большинство людей находит нечто подобное только в нации. Именно поэтому людей воровство лишь раздражает, а покушение на их национальное достоинство, неважно, реальное или мнимое, их оскорбляет настолько, что самые пламенные из них ради его защиты готовы поставить на карту даже собственную жизнь и тем более вовлечь в эту борьбу менее пламенных.
У штата в отличие от национального государства нет внешних врагов, которыми национальное сознание именует конкурентов, а потому у его регионального Хозяина нет необходимости утолять ещё и экзистенциальные нужды избирателей. Перед российским же Хозяином такая необходимость стоит во всей своей грандиозности и сложности, почти невыполнимости, поскольку экономические и экзистенциальные интересы, как правило, противоречат друг другу. Экономические интересы требуют делать только то, что выгодно, совершенно не задумываясь, красиво или некрасиво это выглядит, а интересы экзистенциальные требуют действовать назло любому надменному соседу, какие бы протори и убытки это ни повлекло.
Да, российскому Хозяину не позавидуешь…
И тем более не позавидуешь писателю, который бы взялся его выдумать, – тут даже и «Войной и миром» не отделаешься.
Александр Мелихов
О выездном секретариате Союза писателей России в Мичуринске рассказывает Алексей ПОЛУБОТА.
В Доме русского зарубежья имени Солженицына состоится концерт, посвященный Святым Царственным мученикам Романовым.
Международная ассоциация издателей призывает мировые правительства оказать поддержку авторам, переводчикам издателям и книгораспространителям.
В своих стихах эмигрант Владимир ЦИНИКЕР не просто ностальгирует по России, он до сих пор ощущает себя ее частью.
О страданиях плешивого индивидуума – в рассказе Валерия ПОВОЛЯЕВА.
Пестики и тычинки в новых стихах Андрея КОРОВИНА овеяны тайной.
В усадьбе Захарово, где в детстве жил Александр Пушкин, прошел музыкально-поэтический фестиваль.
Марина КУДИМОВА анализирует роман Софии АГАЧЕР под названием «Твоими глазами».
Мария БУШУЕВА внимательно разбирает несколько номеров популярного издания для юных читателей.
Журналист Максим АРТЕМЬЕВ обратился с такой инициативой к депутатам Мосгордумы и Госдумы.
Сергей БЕЛЯКОВ защищает Клима ВОРОШИЛОВА от авторов фильма, показанного по ТВЦ.
Эссе Натальи ГВЕЛЕСИАНИ о том, кем и чем был для нее и многих людей Владислав КРАПИВИН.
У Литгазеты калейдоскопичность тем — это неплохо. Вдруг — Уоррен, без юбилейного повода, вдруг «Королевская рать»... Это весьма сходно на фоне фейковой борьбы с отечественной коррупцией. А ведь американский роман как раз о частном противодействии хищной силе обогащения: одно — с позиции бедных, другое без оглядки на бедность (во времена Великого кризиса).
(Кстати, подобная коллизия отображена была в нашей литературе почти за сто лет раньше — роман Писемского «Тысяча душ»).
Так, допустим, книга Уоррена у нас выделяется... Тут и будет спросить кстати: а как в американском литературоведении? Там писательство в мощных прорастаниях, и прежние художественные ценности, может, «опечалено машут вслед»... (Я перестал выписывать НМ и ИЛ, когда — автор догадывается... Когда тематическая «голубизна» стала бежать впереди социальных изменений...) Пусть там нынче не столь тиражны издания отдельных авторов, но — авторы, кажется, в небывалом тираже... Новая ситуационность в американском писательстве, — вот и в какой цене там теперь Уоррен?
Ибо эта статья, будто в тандеме со статьёй Болдырева, на этой же сайтовой странице. Где автор справедливо указывает, какие правильные шаги не делает наша буржуазная власть... Будто бы надо сделать как-то-сь эдак, и тогда «по широкой и ясной»... И как раз вспомнились по памяти о «рабах и мерзавцах» в правительстве. Без чего, не разобрамшись — воду в ступе толочь...
А Джек Бёрден уж не «положительный» ли «герой»? Раз автор говорит от его лица. В советской литературе не было темы положительного героя, была линия положительного героя. («Проблему» всеожидаемого героя толковала критика). Сразу отвечу на свой вопрос. В художественном смысле не положительный тип. В самом деле: пусть «честный и прямой», каким его видят со стороны, но его «выпил виски», «глотнул ещё», «закурил», «прикурил от своей сигареты» — всё это скукожило его печень к 50-ти годам... Не герой для подражания, но — как художественный тип «положительной морали»...
И вот так в американской литературе: в символ-рассказах, в символ-повестях, в символ-романах создавался образ Америки. (Моё суждение по «Великому Гэтсби» Скотта Фицжеральда, по «Зиме тревоги нашей» и «Гроздьям гнева» Дж. Стейнбека...» Везде прямо или косвенно деньги... Герой Уоррена подспудно иронизирует, над собой. Он ведёт исследовательскую жизнь по современной истории Америки — это позволяли ему жалованье и положение важнецкого «мальчика на побегушках». В конце романа оказывается, что он наследник расстроенного имения и предстоит ещё одно наследство такого же качества. А впереди, как правило, обречённость (впрямую об этом не говорится) на дорогостоящие лечения, что потребует денег... Для этого опять потребуется работать под патронажем чужой воли или... писать (для денег) вот это роман...
И вот откуда берутся эти работодатели, типа успешные редакторы или влиятельные политики? Джек старается себя убедить. Что несправедливость выходит из справедливости, а справедливость от несправедливости. И окончательно утверждается во мнении, смотря в глаза новому губернатору, из мерзавцев: « мы — близнецы, связанные нерасторжимей и гибельней тех несчастных уродцев, которые соединены лишь стежком мяса и хряща и разветвлением крови. (Верно ли тут, чего напереводил переводчик? — ремарка моя) Мы связаны с ним навеки, и я никогда не смогу возненавидеть его, не возненавидев себя, не полюбив его. Мы едины перед мигающим оком Вечности, властью бога нашего, Великого Тика».
И ни впервой в мировой литературе, яко от рождения Христа. Рождение ребёнка, свободным. Но обречённым на тяготы абсурдного опыта — подтекстно. Назидательный вывод замечательного романа Роберта Уоррена. Нынче из того ребёнка вышел дядя Сэм с бородой, расчётливо щедрый на санкции.
(К Болдыреву. Так и убедитесь лишний раз: бездействие ведёт к гибели. Инициатива Хозяина ведёт к абсурду. Видимо, надо между тем и этим. Пописывать статейки в неподкупную Литгазету).
________
И, наконец, попутно ответственность за ограбление властями населения вы перекладываете на коварных супостатов: "экзистенциальные требуют действовать назло любому надменному соседу, какие бы протори и убытки это ни повлекло" - ну да, именно это и повлекло, что у нас курс сейчас в полтора-два раза ниже, чем был в 2014 при той же цене на нефть. А не воровство на стройках века типа мостов в никуда и мундиалей всяких. А ведь так хорошо начинали эту статью с темы социальной справедливости, за неё, мол, и не грех чрез нравственность и закон преступить... Совсем некрасиво получается: если первый упрёк можно списать на банальный конформизм - да, все артисты девочки, как говорил Айзеншпис, им хочется нравиться публике - то последний - это из того же разряда, что и агитация Прилепиным пенсионной реформы, в чём он не побрезговал замараться ещё пару лет назад. Потакание слабостям публики естественным образом сочетается с сервильностью. Благо в обоих случаях база - презренный экономический мотив, а не экзистенциальный запрос.
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться