Я хорошо понимаю, насколько идеология присутствовала в советских оценках Первой мировой. Советским людям было известно, что многие полководцы Красной армии времён Гражданской и Великой Отечественной отличились и в сражениях Первой мировой, но доблестные дела тех, кто встал в ряды Белого движения, тщательно замалчивались. На первое место выдвигалось их сотрудничество с внешними врагами России – с немцами, с бывшими союзниками, превратившимися в интервентов, а потом на долгие годы – во врагов СССР.
Советские историки немало потрудились, подводя аргументацию под определение той войны как империалистической, и имели для того немалые основания. А вот её определение как войны Отечественной оказалось шатким и просто не прижилось. Почему? Обоснование любой войны как Отечественной в сугубо геополитических категориях – а именно таким по преимуществу был подход русских политиков и публицистов и до 1917 года, и в эмиграции – невозможно. Нужны цивилизационные основания.
Другими словами, можно и нужно было говорить в 1914 году о подъёме духа и объединительном движении, которые война с Германией вызвала в русском обществе, но недостаточно было объяснять этот подъём ссылками лишь на то, что немцы у нас «в высшей степени нелюбимы» и являются «извечным врагом», как тогда писалось.
Народное чувство не обманешь, а российская элита не хотела сказать народу да и самой себе стеснялась признаться, что германская политическая традиция относит русский и другие народы России к числу людей второго сорта, низшей расы.
Причём такой подход не был прерогативой лишь пангерманцев или немецких национал-либералов. Пренебрежительное отношение к России и русским было свойственно и Марксу, и Энгельсу, и Либкнехту, и многим другим немецким левым. В июле 1915 года около полутора тысяч немецких интеллектуалов обратились к рейхсканцлеру с расистским по своей сути меморандумом, требовавшим новых территориальных захватов для обеспечения «роста» нации, онемечивания захваченных земель, выселения славян, создания барьера от «славянской опасности». То есть с идеями, положенными потом в основу своей политики Гитлером.
Здесь можно было бы перейти к критике советского подхода, который настраивал нас на отношение к Гитлеру и гитлеризму лишь как к ужасному отклонению в европейской политической традиции, в то время как надо было говорить о квинтэссенции исконной западной политики «Дранг нах остен». Эта политика продолжается и сегодня. Украинская катастрофа – во многом её результат. И то, что граждане Украины этого не понимают, сего факта не отменяет.
Говоря о Первой мировой, мы не можем уйти и от ответа на вопрос: из-за кого же всё-таки Россия «не получила своё место в числе победителей?». Из-за большевиков с Октябрьской революцией и Брестским миром? Или из-за отдавшего себя экономически, политически и культурно на откуп Западу большинства российской элиты?
И ещё: как могло получиться, что русская армия и русский флот, которых государь Александр III называл единственными союзниками Российской империи, превратились, по сути дела, в её врагов? Для меня ответ на этот вопрос очевиден. Более того, он является определяющим в подходе к сегодняшнему новому противостоянию России с Западом на полях Украины. И не только там.
И здесь надо ясно и резко отметить, что именно российский капитал к началу Первой мировой войны завершил веками формировавшееся разделение русского народа на «элиту» и людей второго сорта. Именно капитал сначала втянул Россию в Русско-японскую войну, а потом привёл её к известному концу. Именно он и его ставленники в политике начиная со второй половины XIX века перевели расшатывание традиционных устоев Российского государства на новый, более «высокий» уровень. Именно они не дали помочь сербам на Балканах в 1912 году, когда «не дав втянуть себя в войну», Россия лишь предоставила нашим противникам два лишних года, чтобы укрепить свои позиции и ухудшить наши. Именно они сделали снабжение армии в 1914–1917 годах не делом чести и совести, а способом увеличения своих прибылей. Именно они вместе со своими западными партнёрами-патронами стали соучастниками заговора по свержению Николая II. Именно они руками Временного правительства довершили развал страны и армии.
О каком «участии России в победе» можно было говорить в таком положении? Да нас бы отодвинули, не моргнув глазом, согласно всем западным канонам. Если бы наша страна в 1945 году была в таком же состоянии, как в 1917-м, то англосаксы отобрали бы у нас и эту победу. Но Советское государство оказалось большинству народа гораздо ближе и дороже, чем царское и буржуазное.
Большевики, как мы помним, довольно быстро отвоевали отданное в 1918 году. Насколько нынешние их критики готовы возвращать отданное Западу в 1991 году?