Фортепианный сезон складывается как обычно: то пусто, то густо. Мир отмечает в этом году 250-летие Людвига ван Бетховена. Но если бы даже этой замечательной даты и не было, композитор всё равно оставался бы самым востребованным и незабываемым. В конце осени – начале зимы состоялось несколько весьма достойных австрийского гения концертов. Михаил Плетнёв впечатлил исполнением 32-й сонаты. Плетнёв, как очень немногие пианисты, умеет общаться с вечностью просто, понятно, без заигрываний и эффектов. У него всё подлинное, без ощущений ремесла – и драматизм первой части, и философичность второй, и поразительно тонкая, одухотворённая фразировка. Незабываемые моменты!

В зале Чайковского закончил исполнение всех концертов и сонат Бетховена талантливый австрийский пианист Рудольф Бухбиндер. Настоящий исследователь творчества Бетховена. Я как слушатель ему вполне доверяю. И ценю хоть и скуповатое на эмоции исполнение. Мне кажется, это от почтения к Бетховену, от строгости нравов и предпочтений как композитора, так и исполнителя. Бетховен-человек, как очень немногие композиторы, рассказал о себе в своих сочинениях всё. Написал лучшую собственную автобиографию. И Бухбиндер достойно её проиллюстрировал. Сомнение вызвал только темп в 23-й сонате. Ею заканчивался цикл. Пианист как будто бы опаздывал на самолёт, видимо, надоела Москва – явно проигнорировал советы композитора.

Зато эту же сонату в Малом зале консерватории блестяще играл английский пианист Ллир Уильямс. Музыканта пригласила в Москву антреприза Бакеева. И не очень о нём позаботилась: ни афиш, ни программ. Ллир удивителен. Вначале меня испугал – всё время смотрит не на клавиатуру, а в зал. Это очень раздражало. Но потом я понял: он боялся, что слушатели пропустят самые изысканные места сонаты, и подсказывал нам выражением лица – не зевайте, восхититесь Бетховеном!

В зале Чайковского Крейцерову сонату композитора играли пианист Борис Березовский и виолончелист Александр Князев. Князеву принадлежит переложение для родного ему инструмента. Но он почему-то отдал предпочтение роялю. По крайней мере, такое ощущение возникало. А Борис Березовский, к сожалению, это не очень высоко оценил.

31-ю сонату Бетховена включил в свою программу в зале Чайковского именитый польско-французский пианист Пётр Андершевский. Весьма требовательный к себе, совершенно не интересующийся суетой повседневности, этакий отшельник и одинокий странник, чьи работы всегда отличаются изысканной осмысленностью. Так было и в этот раз – настроения печали в бетховенском творении переданы неподражаемо и восхитительно. Так тщательно оберегаемый собственный мир позволяет ему свободно мыслить, искать новые возможности в звуке, мечтать, и всё это в интересах музыки и слушателя. Пушкинская строка «над вымыслом слезами обольюсь» – про него. Понимаешь это, слушая «Семь фортепианных пьес в форме фугетты» Шумана, соч. 126. По-моему, главная фортепианная удача нынешнего сезона. Нет слов. Имело место совершенство. Шуман, наверное, был бы растроган. Как и все, кто был на концерте.

В Большом зале консерватории «Гольдберг-вариации» Баха играл Дэвид Фрей. Пианист давно занят Бахом и представил весьма серьёзную работу. Впервые я его слушал лет пятнадцать назад, когда он был ещё студентом консерватории. Мы с Брижит Анжерер, замечательной французской пианисткой, раздумывали, кто бы мог поддержать идею конкурса в честь Лотар-Шевченко из молодых пианистов. Так Дэвид впервые и объявился в Новосибирске. И его Бах мне решительно не понравился. Он был интимным и только для самого пианиста. С годами появились превосходные записи Баха в его исполнении. И это был уже совсем другой музыкант. Он в поиске, что подтвердило и выступление в БЗК. А что может быть лучше для настоящего пианиста!