Михаил Чванов. Вышедший из бурана. Книга Бытия
– М., Вече. 2021. – 768 с. – 500 экз.
С некоторой тревогой подступаешься к книге, которую автор писал почти сорок лет. Да, видишь внушительный объём, предчувствуешь грандиозность замысла, сложность сюжета, предвидишь десятки глубоких образов, но всё же почему такой долгий путь? Наверняка что-то томило, тяготило, рождало сомнения.
Роман-эссе – так определил жанр книги сам автор. Если поэтов года клонят «к суровой прозе», то прозаиков – к публицистике. Даже в художественном всегда будет нескрываемое публицистическое. Так, «Дневник писателя» проникал в романы Достоевского. Так, в «Жизни Клима Самгина» Горького говорили не люди, а идеи. Так, последние повести Валентина Распутина похожи на философские размышления, скреплённые сюжетом. Зрелый прозаик не гонится, как в молодости, за яркой метафорой, за словом, преображающим повседневный язык, – это приходит уже само собой, от мастерства, от неутраченного наития. Главное в зрелости – идея, высказанная порой лобово, без старательной сюжетной подводки, но чётко, плотно, густо, без воды и тумана.
Роман Чванова – это преимущественно монологи и диалоги. В них спор зэков советских лагерей превращается в учёный диспут, разговор влюблённых может обратиться в лекцию по русской истории, беседа со странником – в притчу. Герои будут по памяти цитировать объёмные фрагменты из философских трактов и древнерусских рукописей. Читатель, хорошо знакомый с творчеством Чванова, узнает в романе его прежние эссе об Аксакове, о Табынской иконе Божьей Матери, ушедшей вместе с умирающими в пути десятками тысяч беженцев, в изгнание в Гражданскую войну с атаманом Дутовым в Китай, где её следы затерялись в так называемую культурную революцию. На страницах романа присутствуют Януш Корчак, директор еврейского детского дома в Варшаве, добровольно пошедший в газовую камеру вместе со своими воспитанниками, немецкий философ Вальтер Шубарт, беззаветно любящий Россию, предсказывающий её особую духовную роль в будущем мироустройстве планеты и сгинувший без вести в советском концлагере, вторящий Вальтеру Шубарту великий норвежский учёный Фритьоф Нансен, замечательный русский поэт Василий Наседкин, расстрелянный на Лубянке в 1938 году. В романе всё это сплотится в особую вселенную, каждая судьба будет нанизана на единую ось времени. И читатель примет такой принцип повествования: в нынешнюю, изголодавшуюся по идеям пору мысль для него важнее и нужнее эстетики.
Главный герой романа – Иван. Он проходит через весь русский ХХ век: от Гражданской войны через лагеря, Великую Отечественную, снова лагеря. На пути Ивану встречаются зэки и вертухаи, крестьяне и профессора философии, бюрократы и мечтатели, предатели и герои, грешники и святые. Иван осилил этот путь в столетие, потому что многолик. Иван Лыков – в трагической безысходности во время окружения Второй ударной армии в страшном Мясном Бору сменивший фамилию, но не предавший первородства, ставший Надеждиным, даровавший надежду грядущим поколениям своего рода. Иван – сын Ивана, покинувший Колыму, родительские могилы ради восстановления родового села близ Великого Новгорода. Другой Иван, ставший в постриге монахом Зосимой: ещё живя в миру, ещё в детстве он уже был неотмирным, был «иванопланетянином», художником с извечной русской тоской по Высокому Небу. В конце романа он уходит в Китай смертным путём Табынской иконы в надежде найти её и вернуть тем же смертным путём, потому как считает, что, пока она не вернётся в Россию, Россия будет метаться в поисках своего будущего. Другой русский Иван – владыка Петербуржский и Ладожский Иоанн (Снычёв) – русский проводник и воитель в непроглядном мороке 90-х годов, тот, кто собрал на себя все силы тьмы, принял на себя их удар, заслонив Отечество. Книга посвящена известному лагерному сидельцу, золотоискателю и предпринимателю Вадиму Иванову сыну Туманову – не тонущему в воде, не горящему в огне, поправшему льва и змия, за колючей проволокой возродившему древнюю форму отечественного хозяйствования – русскую старательскую артель, что невозможно было сделать на воле. Он готов на переломе судьбы России торить её новый путь, взвалить на свои плечи её заботы, за что его снова пытались закрыть за колючую проволоку. Когда на него было заведено очередное уголовное дело уже при новой власти, на вопрос журналиста следователю, ведшему его дело: «Вы хоть знаете, кого снова пытаетесь спрятать за колючую проволоку?» – тот ответил: «Знаю. Ему быть бы премьер-министром, он вытянул бы страну из болота, в которое её завели. Но у меня заказ…»
Эти Иваны, порой идя одновременно, рядом друг с другом, чаще же передавая друг другу эстафету истории, осилили путь длинною в столетие. В их лицах и ликах явлен извечный русский Иван – тот, что был, есть и пребудет в бесконечном русском времени. Он и Апостол, и Предтеча, и Златоуст, и Богослов, и Лествичник. Он предрекает грядущее, ведает концы и начала, созидает лестницу от Земли к Небу. Он ищет оправдание России.
Есть такое богословское понятие: «теодицея» – «оправдание Бога». Через него пытаются объяснить, как при всеблагой Божественной воле в мире возможно зло. Так вот, роман Чванова – это «Россия-дицея»: размышление над тем, почему спасительница всего мира Россия так часто попирает саму себя. Почему русский человек – душа, совесть, сила всего мироздания – порой неудержимо срывается в бездну? Почему мы, всегда сплочённые перед внешним врагом, бываем так разобщены в собственном доме? В чём разгадка, оправдание, вселенская необходимость русского человека, русской души, русской истории?
«Русские – это не национальность, это – судьба, – вслед за русскими мыслителями прошлого утверждает Михаил Чванов. – Русский всечеловек противостоит сверхчеловеку и античеловеку. Смысл русской земной истории – «преобладание добра над злом». И только когда добро торжествует, возможно стяжание Царствия Небесного. В этом и есть смысл России, а значит, и смысл каждого русского человека: «Временное торжество зла Бог попускает, чтобы люди на личном опыте узнавали пагубность отклонения от Истины и сознательно возвращались к ней».
Михаил Кильдяшов