С 19 мая 2008 года прошло больше десяти лет, а мне всё не верится, что её нет. И не только потому, что в течение нескольких лет мы с её лучшей подругой и однокурсницей Таисией Андреевной Вечериной работали над книгой «Труды и дни Риммы Казаковой: «Отечество, работа и любовь…», вышедшей двумя изданиями в Болгарии и России и отмеченной дипломом фестиваля «Золотой витязь». Столько света, творческой энергии, деятельного добра было спрятано в этом человеке! Мне всё время кажется: сейчас зазвонит телефон – и её энергичный насмешливый голос требовательно заявит: «Ну что, подруга? Куда ты опять пропала, давно пора встретиться. Столько дел».
Да, мы всё время были погружены в море творческих дел и замыслов. Поэтому никто, кроме Таисии, не заметил: в конце 2007 года Римма Фёдоровна часто плохо себя чувствовала, преодолевая недомогания. Таисия Андреевна настаивала на необходимости лечь в больницу. Римма Фёдоровна обещала, но после того как проведёт семинар молодых писателей, для которого ей ещё нужно найти деньги. В феврале она пережила небольшую операцию, что, возможно, ей было противопоказано, и дала слово подруге весной поехать в любимый подмосковный санаторий «Перхушково». Она продолжала напряжённо работать: переводила по просьбе Елены Скоробогатовой стихи вьетнамского поэта и художника Нго Суан Биня.
Последний раз мы встретились с Риммой Фёдоровной за десять дней до её ухода. На кухне в её квартире на втором этаже на улице Чаянова состоялся «мозговой штурм»: работали над сценарием телепрограммы «Сейчас и навсегда», посвящённой современной поэзии. Казакова собиралась в санаторий. «Мне так надоело болеть, что хочется или выздороветь, или умереть», – жаловалась она. Горькие признания тут же забывались: захлёстывали литературные дела, личные и семейные проблемы. Рождались строчки: «Душа, как птица раненая, скорчилась, / обязанная каждому и всем… / Приходит слава, а здоровье кончилось, / Но, может быть, ещё не насовсем?»
В сценарий телепрограммы она включила свои стихи «Назначенье – художник», «Как завишу я от слов», «Как это вечно, юно и старо!», «Чем соблазняют: водкой или чаем?». Начать программу решили с представления молодых поэтов – Льва Болдова (из тридцатилетних) и Елены Погорелой (из двадцатилетних). Вот фрагмент из стихотворения Болдова, отобранного Казаковой для телепрограммы: «Талант не дар, а банковская ссуда, / годами возвращаемый кредит. / На фунт изюма – горечи полпуда. / Господь за дозировками следит!» А вот стихи Елены Погорелой, которые пришлись по душе Римме Фёдоровне: «Поэзия – стиль судьбы, земная твоя бравада. / Бродяга, бунтарь, игрок, / шпаны привокзальной кореш, / мотая последний срок, о чём ты со мною споришь / под звёздами в десять ватт? / Конечно, тебе виднее, / но это не плагиат сюжетов Хемингуэя, / а просто моя вина, испытанная годами: / смертельная тишина / над белыми проводами». Время доказало справедливость выбора: Елена Погорелая получила престижную молодёжную премию «Дебют», в Крыму проводят фестивали памяти Льва Болдова. Он, выступавший 19 мая в Полоцке, получив СМС о смерти писательницы, сказал: «Я погиб…» И оказался в какой-то степени прав: только Казакова, высоко ценя его стихи, могла помочь ему выйти на всероссийский уровень. Её поддержка могла продлить жизнь талантливому поэту.
С режиссёром и телеоператором мы долго обсуждали программу (она должна была стать еженедельной, ведущие – мы с Риммой Фёдоровной): съёмки решили начать через неделю.
На другой день, 10 мая, Римма Фёдоровна поговорила с Вечериной из такси, везущего её в санаторий. 18 мая вечером она рассказала, как её лечат, с горечью добавив: «Представляешь, мой ненаглядный сын сегодня сообщил мне, что снова укололся…» – и нервно засмеялась. Таисия, зная её характер, стала уговаривать не возвращаться в Москву. Казакова успокоила: «Да не кипятись ты. Я уже позвонила его врачам и попросила их принять меры. Не поеду я. Нет смысла». Пожелав друг другу спокойной ночи, они попрощались. Как оказалось, навсегда.
В апреле 2008 года издательский дом «ПоРог» выпустил сборник стихов «Пора». Поэтесса получила его перед отъездом на лечение, радовалась, обещала друзьям подарить книжку, считая её важной: там были дорогие её сердцу стихи последних лет. Вступительную статью довелось написать мне. Мне сразу не понравилось название: мерещился мрачноватый оттенок в слове «пора». Казакова не соглашалась, считая его синонимом важных для неё понятий «время», «современность», «востребованность». Пришлось согласиться:
«Пора!» – обращается к нам Римма Казакова. Она ждёт от нас поступка. Писательница упрекает всезнаек, любящих во всех бедах винить старшее поколение: «Не вся мне молодость по нраву, / не вся мне юность по нутру, / и я не всю её ораву / себе под крылышко беру. / И как там музыка ни бухай, / как спесью каждый ни надут, / быть может, с гордою «старухой» / они язык ещё найдут». Поэтесса стремится заразить нас оптимизмом, напоминая о кратковременности существования на земле, где «даже боль даёт / свидетельство на деле, / что прежний дух живёт / в слегка усталом теле».
В мире, где на пути женщины-поэта неизменно возникают препятствия и искушения, поэтесса идёт трудной дорогой. Следовать её девизу – «Наперекор» – не под силу многим. Нередко шедшая наперекор судьбе, она призывает нас «любой предмет попробовать на зуб / испить до дна, познать».
Социальный темперамент заставлял её быть в гуще политических событий, откликаться на происходящее горячими и искренними строками. Раздел книги стихов «Гласность и…» не менее интимен, чем любовная лирика.
Путешествие приносит радость любознательной и впечатлительной душе. Предчувствуя очередную командировку, мы «в стучащем сердце воскрешаем / дорог неистребимый зов». Умение быть открытой чужой культуре выносит Казакова из поездок по миру. И себя оцениваешь по-новому: «...под чужими небесами / в непреклонном беге дней / понимаем, кто мы сами, / всё сильнее и ясней».
Любовь для неё – радость, горе, проверка на прочность и человеческую состоятельность. Сделать первой отчаянный шаг, спасая себя и любимого от лишней боли и бессмысленных унижений, с достоинством принять правильное решение – этими качествами обладает её лирическая героиня. Поэтесса советует участникам любовного диалога-поединка – эти слова вынесены в название раздела – «Не говори за двоих».
Полно грустной иронии название последнего, пятого раздела книги «Пора»: «Кличут, кличут мастера…» Его ищут, а он уже давно нашёлся, сказал заветное слово. Щедро делился уроками мастерства на семинарах молодых писателей в Переделкине, в Липках, на заседаниях Клуба одного стихотворения в Малом зале ЦДЛ. Имя Мастера и лучшие его стихи хранят в памяти старый профессор и ершистая десятиклассница, замученная бытовыми неурядицами говорливая бухгалтерша и молчаливая, деликатная учительница… Мы с вами, дорогие читатели, можем снять с полки книгу этого Мастера, чьё имя – Римма Казакова.
Книгу открывало стихотворение, объясняющее, что автор вкладывал в её название: «В жизни есть особенные даты. / Симонов гремел ещё в тридцатых, / и в стихотворенье «Генерал»: / «Что ж, пора. Поправив автоматы…» – / про войну в Испании писал. / Чем меня задел он? Что тревожит? / Отойти и отпустить не может… / Не война мой день и не игра. / Так о чём твержу себе я тоже / исступлённо, яростно, до дрожи! / Твёрдо и упрямо: «Что ж, пора?..» После внезапного ухода писательницы предсмертный оттенок в этом коротком слове заслонил всё остальное.
Но в стихах рядом с предчувствием неизбежности ухода в мир иной всегда – доля иронии: «Трудно с чувством конца примириться. / Боль уже чуть слышна, но остра. / Я за жизнь буду биться, молиться! / И особенно рано – с утра». В 2000 году после инфаркта она писала с юмором: «Врач прочтёт, а я не в силах, да и ни к чему. / Буду я болеть красиво, правды не пойму. / Но грустить – не загрустила / и врагам давно простила к благу своему. / Может, я умру красиво: правды не пойму». Из больницы после инфаркта она сбежала на творческий вечер в Большом зале Политехнического музея, давно определив, зачем надобно жить: «Отечество, работа и любовь – / вот для чего и надобно родиться. / Вот три сосны, в которых заблудиться / и, отыскавшись, – заблудиться вновь».
«…Утонул шум и плеск в небольшом подмосковном бассейне. / Мокрый кафель на стенах внезапно просох. / Слишком часто в России поэты сгорают в мгновенье, / Оставляя потомкам наследие целых эпох. / Удивлённо взирали на белую простынь окошки. / В них застыл контур тела, расслабленно, словно во сне. / В стёкла бились тревожно усталые майские мошки, / Отдавая последние почести долгой весне…» Эти строчки написал человек, в течение часа пытавшийся вернуть Римму Казакову к жизни. Опытный врач санатория «Перхушково» Владимир Нагапетьян сделал всё, что мог. Его руки закрыли ей глаза. Его прощальный поцелуй застыл на её лбу.