Ряд наших побед

Армен Саргсян

Родился в 1991 г. Лауреат премии 2017 г. за сборник стихотворений «Вместо непрочитанных книг».

* * *
Мне хотелось забыть тебя,
ластиком стёр твой карандашный
портрет, сдул его с листа,
и теперь по всей моей комнате – ты…

* * *
На 11-й странице Мопассана
лежали засохшие ромашки,
на 11-й странице Мопассана
ты любила меня…

* * *
Я наполнил карманы вёснами, чтобы
со щедро дарованных мне осеней
суметь вернуть мелочь…

* * *
Я выбрал тебя –
вместо всех непрочитанных книг
и всех непросмотренных фильмов
взамен…

* * *
Луна
заблудилась
на улице фонарей,
на освещённой фонарями планете
её отсутствия
никто не заметил –
теперь там дожди…

* * *
Я люблю тебя так, как пишут стихи –
кратко, красиво, навзрыд,
как проводят жёлтым по белому:
наверху – солнце, внизу снег лежит,
и любовь нашу рисую резинкой…

* * *
И перед завтрашним днём
одной светлой ночи,
чтобы забыть день,
наставший после твоего ухода,
мне не хватает…

* * *
Вечер опустился
на плоские ереванские крыши,
с завтрашнего дня останусь в этом
обставленном твоим отсутствием
городе,
зная,
что это самая долгая зимняя ночь,
что время закончилось на больных
улицах,
и кто-то считает всех
прохожих…

* * *
Ты так близко,
что между нами уместится город,
где я могу днями напролёт ждать
и не бояться, что ты дойдёшь до меня,
и в этом узеньком городе
ты так близко,
что не могу взять тебя за руку,
чтобы простить…

* * *
В маленькие города
автобусы счастья не ходят,
хотя я всегда о них слышал,
знаю, они красного цвета
и рекламируют колу,
на бутылках которой
никогда не искал твоё имя,
у автобусов счастья нет остановок
и в больших городах:
в больших городах остановок вообще
не бывает…

Мане Григорян

Родилась в 1989 г. Лауреат премии 2014 г. за сборник стихотворений «Холодная женщина».

* * *
любимый, все встреченные мною дома
стали для меня переломанными
вешалками
и несли моё тело со всеми слабостями
так небрежно и холодно

а я была то ребёнком, свисавшим
с потолка,
с ногами, больными от необходимости
ходить,
с разладом в движениях –
домочадцы жалели меня,
гости презирали,
а то была женщиной,
повисшей на двери твоей
колокольчиком,
пытавшейся с каждым твоим входом
щебетать,
словно глупая птица,
чтобы вспугнутый, застенчивый цветок
внутри тебя
смог бы шевельнуть хоть одно
из своих отяжелевших век

впрочем, о тебе не заговорит ни один цвет

во всех встреченных домах
я была эмигранткой
потому и решила пуститься
в долгий, как моё одиночество,
путь по странам и весям, чтобы
найти тебя,
чтоб змеёй обвиться вокруг
твоего прозрачного тела,
стать твоей судьбой,
научилась кормить всех рыб,
одну за одной,
плывущих по твоим венам
и когда меня стали затягивать
твои сорняки,
такие длинные и упорные
от наготы твоего хребта,
я беспечно замолкла,
чтобы не потерять тебя

тебя не хватало, как смерти, любимый,
и раздирающие моё горло слова
так и не стали песнями

эти слова – суть я, одинокая,
содрогающаяся от страха тебя потерять
между мной и тобой текла Эльба,
наполненная словами,
корабли не смогли их потопить
как бы мне хотелось,
чтобы со случайных небес
прилетели ведьмы и смели их,
мётлами подмели и унесли,
или птицы выклевали их,
а охотники стреляли бы по ним

бутылка за бутылкой я забываю
твою ночь,
всё, что есть – этот красный диван,
который переносится со строки на строку
так смиренно,
так жалко,
так безвозвратно, любимый.

Арам Мамиконян

Родился в 1991 г. Лауреат премии 2017 г. за сборник стихотворений «Тяжёлая вода».

Луна

разбитый, как тарелка с завтраком,
не поднятая мною с пола,
я закрыл глаза, потом зонт, а после
– дверь палаты,
пока из чёрных луж твоих глазниц
выплывали утонувшие русалки,
смерть была неспешна и бела
– полуприкрытый глаз медсестры,
подглядывающий за движениями тел
в лазури сна

надежда была не только желанием
или страшным признанием –
из тех, что можешь сделать лишь
на балконе,
своей сигарете,
потом, словно слово, выплюнуть
вкус его в пепельницу,
безжалостно накрыть тело,
обжечь палец и выругаться вволю

умиротворённость – сестра моя,
научившая жить во грехе,
в мыслях, и древе, и в благодарности,
палец, что скользил вниз по телу Иисуса,
стройному, словно у птицы,
а после утренний ряд наших малых
побед,
измеряемых минералкой – глотками,
и только одна молитва, платком
прикрывавшая рот

я помню об этом, о чём-то ещё
и о трупике птицы,
чьи крылья раскачивал мальчик,
сначала лимонные дольки
шмякались в стопку водки,
в конце пустую бутыль
я толкнул ногой под кровать,
а утром вновь собирался увидеть тебя

о, всепожирающая пустота, миг,
когда всё кажется только лишь бредом,
игрой ума,
ненавижу признания – влагу глаз,
когда взгляд уклоняется, бьётся о стенку,
вновь поднимается, чтоб отдалиться,
уйти...
в толпе так удобно: в столкновениях плеч
отметаешь всё лишнее,
пока ложатся под нож дни твоей
опытности,
воспоминаний, возможно, и большего,
чем когда пишешь эти слова
– тайные знаки твоего разочарования
довлела погода смерти, пары
расстрелянных глаз,
к тому же зима, как помнится,
хотя не было снега, только бинты
– белые, красные и побелевшие снова
о, мы умеем отчаянно двигать руками,
рушиться на пол и не собираться обратно
мы незаменимы в нашем искусстве
смиренного самокрушенья

умиротворённость, сестра, ты же знаешь,
февраль – это нож, что в вышине
ты качаешь на пальцах,
а потом отпускаешь,
а я – я веду свой рассказ об одной
фотографии,
где Э. бесконечно добра, а у М.
твой взгляд,
и жизнь начинает горчить,
торжественно и полновесно,
как пивные бокалы,
когда мы чокаемся и пьём – за тебя

Асмик Симонян

Родилась в 1987 г. Лауреат премии 2006 г. за сборник стихотворений «Лунные слова».

* * *
Сынок, закрой глаза,
предаём земле тело твоё,
что легче слезы,
говорить ли, что это была война,
война книг и людей –
победили сдохшие
мухи
закалённые кони, наша храбрая
конница
в полночь вновь обернулась
в рыдающий стул?
из-за этой долгой-долгой бессонницы
под моими усталыми веками
бесконечно падает снег
и теперь ты стал тем, что
я ощущаю ладонью – золой

говорить ли, что тебя больше нет
и что тело твоё не найдено нами?
Изрешечённый насквозь
ты просвечивал
и когда мы подняли тебя
через рану на лбу пробился луч света
говорил ты всю ночь напролёт, сынок,
красной песней влажнело тело твоё
на рассвете в горячке опять
попросил, чтоб подняли на крышу...
как закрыть мне глаза твои, сын? как
потихоньку учиться самой умирать?
был ты снегом идущим и смыслом его,
как теперь расчёсывать волосы, как
надкусывать хрусткое яблоко? как
склонять свою голову к чреслам
мягким поэзии
спать и во сне видеть сны,
а не этот маразм?
как сказать тебе, сын,
что теперь ты легче ресницы
и грудь твоя – урна с огрызками слов
– раздроблена камнем?
Как найти мне слова, чтоб тебе
рассказать
этот снег, эту людскую толпу,
как сказать мне тебе,
что тебя больше нет...