Личность этого человека, ставшего заметной фигурой национальной украинской, всей советской да и мировой литературы ещё при жизни, выходит за рамки его поэтического творчества. Борис Ильич Олейник (1935-2017) проявил себя в разных сферах человеческой деятельности, начиная с редактирования литературных журналов и заканчивая большой политикой.

Борис Олейник был глубоким философом, выдвинувшим собственное оригинальное понимание как жизни отдельного человека, так и украинской нации и украинского национального государства. Не будет, думаю, большим преувеличением сказать, что ему удалось сформулировать философские основы украинской национальной жизни. Они заметно отличаются от того «продукта», который упорно продвигает новая украинская государственно-политическая элита, и отнюдь не только тем, что воплощены в высоко качественной художественной форме. Важнее отличия содержательного плана. Их немало, многие принципиальны. Основы Олейника прочно укоренены в действительных, а не мнимых украинских национальных интересах, причём как материальных, так и духовных. Категория «душа нации» для поэта – не пустой звук.

Поэт не берёт ни эти интересы, ни эту философию с потолка. Не пользуясь чужими подсказками, он выводит их из национальной традиции, к которой всегда относился очень внимательно и бережно. Сам Борис Олейник вырос и расцвёл именно на прочном и богатом фундаменте традиции – украинской, украинской советской, советской, мировой, – о чём не раз и не два говорил. Увы, его собственная традиция как элемент традиции общей сегодня продолжения не получает. Высокое качество и особую значимость творчества и творческого наследия поэта никто на Украине в открытую вроде не отрицает. Но, к большому сожалению, и не культивирует. О нём просто молчат. Убивая молчанием.

В философской системе Бориса Олейника реперными точками служат такие категории, как свобода, верность, прочная дружба с друзьями, отказ от дружбы с врагами, любовь – к матери, жене, детям, к Родине. Если говорить о категории верности, то её автор поэмы «Трубит Трубеж» трактует весьма широко. Тут верность и роду, и народу, и его исторической памяти, и заветам дедов и отцов, и многое другое. Один из вариантов верности и одновременно один из главных постулатов национальной философии Олейника – это верность украинско-российским узам дружбы, сотрудничества, культурной близости, цивилизационного родства. И шире – узам украинско-славянским, особенно тем славянским, в которых есть православное начало. Поэт глубоко национален и патриотичен, однако его национальная сознательность и патриотизм позитивны, самодостаточны. Они не предполагают ненависти к кому-то другому, ксенофобии, русофобии. Непотизм современных патриотов Олейнику всегда был глубоко чужд и отвратителен.

Позитивен не только патриотизм поэта, позитивна вся его жизненная философия. Позитивна и созидательна. Всей своей сущностью, всем строем нацелена не на разрушение, а на творение чего-то нового, хорошего, светлого. Такого, чьё появление действительно стоило бы встречать салютами и фейерверками, о которых он упоминает в стихотворении «Гуляет панство», правда, с критической, осуждающей интонацией, вытекающей из понимания того, что в этом случае «огненное» праздничное сопровождение вступает в прямое противоречие с крайне непраздничным положением страны и людей.

Несмотря на глубину и целостность философской концепции поэта, произведений, которые можно было бы целиком и полностью отнести к философской лирике, у него не так уж много. Умозаключения и реплики, заточенные на выявление и представление средствами художественного слова наиболее общих законов и закономерностей существования человека, общества, человечества, при этом присутствуют в его текстах независимо от их жанрово-видовой принадлежности. Индивидуальный стиль Олейника таков, что философские мотивы и нотки звучат у него даже в самых интимно-лирических стихотворениях.

Не ошибусь, думаю, если предположу, что истоки сосредоточенности Олейника на философском восприятии и отображении действительности следует искать в сельской культуре Центральной Украины, из которой он вышел и духовную связь с которой не утратил до последних дней. Впрочем, выйдя из сельской культуры, поэт пошёл дальше, намного дальше. Его индивидуальное «село» разрослось со временем без преувеличения до масштабов Вселенной, вобрав множество самых различных явлений. Индивидуальных, региональных, национальных, общечеловеческих.

Давайте читать и перечитывать Бориса Олейника. На собственном опыте убедился: каждое новое прочтение хорошо известных, казалось бы, его произведений способно открыть какие-то незамеченные прежде моменты в их идейно-образном содержании. Особенно если речь идёт о философии.

Гуляет панство

Во время люте…
Т.Г. Шевченко

Над Украиною «во время люте»,
Когда старик, чья молодость – война,
Сбывает с голодухи ордена, –
Такие иногда гремят салюты,
Ну впрямь чуму встречает сатана!
Под свист ракеты, треск петарды бойкой,
Зажатый фейерверками в кольцо,
Седой учитель тихо над помойкой
Склонился, пряча очи и лицо.

А новые владельцы Украины
Жируют разудало день-деньской!
И в чашах яро багровеют вина:
Гуляет панство… на крови людской.

***

А ну, срывай «московской» янычарке
Головку с плеч, коль так заведено!
Так что, коллеги, опрокинем чарки

За то, что живы были вы давно?
За пятой мы оплачем Украину,
Устроим спор-грызню за булаву
И спишем все невзгоды и руины
На клятых инородцев и Москву.

Шутихи в небе рвутся звездопадом,
Да пушки бьют на киевских горбах,
И под весёлый грохот канонады
Все, кто полёг в атаках и блокадах,
Перевернулись в собственных гробах.

Глядит толпа, не понимая сути,
В глазах вопрос колышется едва:
Так чей же праздник отражён в салюте
Над Украиною «во время люте»?..
Молчит в ответ забвения трава,
Земля в косынке чёрной – как вдова.

Как быть нам, люди?

Славянам

Словно огненный штык, позабыв милосердье,
Солнце круто врубилось в боснийский гранит.
Причащаются сербы. Прощаются сербы –
От ребёнка до старца… А небо гремит.

В чёрных ризах отцов. В белом инее боли…
Память тяжко идёт сквозь огни и мечи
Через столько столетий на Косовом поле,
Где над сербской печалью рыдают сычи.

Брат мой серб… Ты опять в одиночестве брошен,
Средь двадцатого века на смертной меже,
И ордынское племя сегодня всё то же –
Лишь «фантомы» Взамен искривлённых ножей.

Эй, очнёмся, все братья по вере державной!
Что за важность, каких мы родов и племён:
Сатана замахнулся на мир православный,
На чертоги и храмы великих времён!

Так ударим же в колокол – мощно, усердно,
Созывая славянскую нашу семью:
Если мы не спасём от погибели сербов –
Мы погубим и совесть, и память свою.

Перевод Евгения Нефёдова (1946–2010)