И современные народовольцы – слепцы?

Нам внушают, что самое главное завоевание демократии – это свобода. Однако так ли она необходима человечеству?

Намерения, конечно, благие

Самое опасное занятие – пытаться осчастливить человека насильно. Считать homo sapiens венцом творения, полагая, что самое главное для него – свобода и прочие демократические ценности. Как только речь заходит о человеке, современные народовольцы становятся сущими слепцами! Он прекрасен – и точка! А ведь человек спокойно может убивать, предавать, пресмыкаться перед начальством, унижать слабого. Ради собственного благополучия, материальной выгоды карабкаться вверх по головам и делать больно окружающим.

Выдавать желаемое за действительное опасно, это всегда приводит к печальным последствиям. Человек, конечно, хочет быть свободным. Теоретически. Но свобода не может существовать сама по себе. Она должна встроиться в другие человеческие ценности, обрести гармонию.

Для свободы нужен фундамент, и прежде чем рассуждать о ней, желательно выяснить: чем живёт человек? Кто из современных желателей народного блага был в небольшом моногороде, где закрылось единственное предприятие? Съездил бы, посмотрел. Почитал бы местным жителям лекции о свободе и демократии. Сам попробовал бы прожить на пенсию или пособие по безработице. И вот тогда бы и рассуждал о свободе. А то очень, знаете ли, удобно, выпив коньячку и закусив швейцарским шоколадом, рассуждать из Лозанны, как обустроить всю планету.

Вот Рене Шатобриан, французский писатель XIX века: «Когда свобода исчезла, остаётся ещё страна, но отечества уже нет». Каков социальный статус Шатобриана? Виконт, пэр Франции. Юные годы провёл в родовом замке. То есть вопросы бытия у него были закрыты. Было где жить, чем питаться. Неурожай не заставил бы его умирать голодной смертью. Его не могли убить в уличной драке как какого-нибудь Гавроша. И вот Шатобриан, безусловно, принадлежавший к высшему сословию, рассуждает о свободах. Что ответит ему французский крестьянин из Авиньона, работающий по 16 часов в день? У него дети болеют, есть нечего, а ему предлагают стать «свободным». Как это будет выглядеть в его ситуации?

Никакой свободы – как общечеловеческой категории – вне зависимости от культурных традиций и исторических реалий не существует. Мало того, отказавшись от одних «несвобод», мы автоматически принимаем другие. В любом обществе человек всегда ограничен властными структурами, морально-этическими нормами, культурными ценностями. Законами, в конце концов.

Например, в двадцатые годы XX века советское правительство запретило калмыцким женщинам носить национальную одежду: казакины и шлыки. Они провоцировали туберкулёз шейных позвонков. Благодаря запрету огромное количество женщин остались живы и здоровы. Был данный декрет элементом несвободы? Несомненно. Но что важнее: смерть от туберкулёза или возможность носить то, что к чему они привыкли?

Обратная сторона одиночества

Человек меньше всего желает свободы – она не входит в структуру его базовых потребностей. Известный американский психолог Э. Фромм даже написал серьёзный труд «Бегство от свободы». Он считал, что свобода есть обратная сторона одиночества, которое порождает чувство бессилия и высокой тревожности.

Основной конфликт – выбор между свободой и безопасностью. И человек всегда предпочтёт безопасность. Матушка-природа позаботилась о том, чтобы безопасность была базовой потребностью. Иначе человечество просто не выжило бы как вид. И говорить о свободе, не как о некой абстракции, а как о собственной ценности, может только тот, у кого удовлетворены базовые потребности. Кто чувствует себя защищённым. Кто сыт, одет, имеет крышу над головой и счёт в банке. Как Шатобриан, например. Или многие наши общественники, проживающие не в Моршанске на съёмной квартире, а в Лозанне на собственной вилле.

В реальной жизни мифические свободы чаще всего оказываются блефом. О какой свободе может идти речь для человека с тремя кредитами? Он, что, гордо вскинет голову и не согласится на кабальные условия работодателя? Да, теперь выпускник школы может свободно уезжать учиться за границу. И как этой свободой может воспользоваться простая семья из Новошахтинска, например? Теперь нет распределения. Так ли рады этому обстоятельству выпускники вузов, не сумевшие трудоустроиться?

Шведский политик У. Пальме говорил, что свобода предполагает чувство уверенности. Страх перед будущим, болезнями и безработицей превращает её в бессмысленную абстракцию.

Знаете, почему большинство населения СССР с таким энтузиазмом приняло перестройку? А потому, что социальная политика Советского Союза на тот момент была самой прогрессивной. Советскому человеку было гарантировано светлое будущее, работа, жильё. Когда у тебя всё стабильно, безопасно и есть уверенность в завтрашнем дне – можно и о свободе порассуждать.

Самый любимый козырь современных ревнителей всеобщего счастья: СССР – тоталитарное государство, и свобод там не было никаких. Всё душили на корню. Но вот парадокс: сплошные запреты, а кино и литература того периода оставили необычайно востребованное наследие. Ещё пеняют на запрет свободы отношений. Сумасшедше значимая ценность: право спать с кем попало…

Сегодня большинство уже пресытились мифической свободой, плодами которой они не в состоянии воспользоваться. По этой причине такой высокий рейтинг у действующей власти, гарантирующей стабильность и безопасность.

Именно потребность в стабильности порождает такую ностальгию по СССР. Многие только сейчас начали понимать: советские люди были свободными в рамках общечеловеческих ценностей: семья, работа, уверенность в завтрашнем дне. Сегодня нам предлагают насладиться волей в рамках общества потребления: хочешь айфон последней модели – пожалуйста, мечтаешь о «высокой» кухне – милости просим, новой машине – выбирай любую.

Свобода на самом деле – это только красивое слово, иллюзия. Но современные теоретики-народовольцы пытаются доказать нам, что именно она – главная потребность человека, и готовы порвать любого усомнившегося.