Столичный мезальянс

Когда с откляченной губой, черней, чем уголь и сурьма,

С москвичкой стройной, молодой заходит негр в синема,

И покупает ей попкорн, и нежно за руку берёт,

Я, как сторонник строгих норм, не одобряю это… вот.

И грусть, похожая на боль, моих касается основ,

И словно паспортный контроль (обогащающий ментов) –

Меня, – МЕНЯ!!! – в моём дому – тоска берёт за удила,

Чтоб я в дверях спросил жену: «Ты паспорт, милая, взяла»?

Да, русский корень наш ослаб; когда по улицам брожу,

Я вижу тут и там – хиджаб, лет через десять паранджу

На фоне древнего Кремля, у дорогих великих стен,

Скорей всего, увижу я. И разрыдаюсь… как нацмен.

Нас были тьмы. Осталась – тьма. В которой мы – уже не мы…

Мне хочется сойти с ума, когда домой из синемы

Шагает чёрный силуэт, москвичку под руку ведя;

Как говорил один поэт: «Такая вышла з а п и н д я,

Что запятой не заменить!» И сокращая текст на треть:

…………………………………………………………

Москвичку хочется убить! А негра взять да пожалеть.

Как он намучается с ней; какого лиха хватит и

В горниле расовых страстей, бесплодных споров посреди,

Среди скинхедов и опричь; средь понуканий бесперечь;

Он будет жить, как чёрный сыч, и слушать нашу злую речь.

К чему? Зачем? Какой ценой – преодолённого дерьма?

Мой негр с беременной женой, белей, чем русская зима,

Поставив накануне штамп в цветастом паспорте своём,

Поймёт, что значит слово «вамп», но будет поздно, и потом

Дожив до старческих седин, осилив тысячи проблем,

Не осознав первопричин, он ласты склеит, прежде чем –

Не фунт изюму в нифелях, – как на духу, как по канве,

Напишет правнук на полях:
               «Я помню чудное мгнове…»

Максим Жуков