Ещё в школьные годы творчество Ивана Тургенева становится некой точкой отсчёта. Знакомство с этим писателем начинается для большинства с повести «Муму» и легендарных «Записок охотника». А после каждый открывает «своего» Тургенева, возвращаясь к прочитанному или знакомясь с новыми гранями его творчества.
Чем интересен русский классик сегодня? И что он значит для каждого из нас лично? На этот вопрос попытались ответить современные писатели, критики и литературоведы.
Владимир Березин,
писатель
– Однажды, много лет назад, я был пионером и сидел у костра. Это был костёр за территорией пионерского лагеря, на лесной поляне. Мне очень повезло, что вожатым у меня был человек, далёкий от педагогических правил даже того времени. Этот молодой человек (я, к стыду своему, не помню его имени) выводил нас с территории лагеря после отбоя, и мы пекли картошку в ведре. Он рассказывал нам страшные истории, те самые, которые полагается рассказывать, когда затухает костёр и странные отблески ложатся на лица. Среди этих историй была одна – про крестьянина, который поехал в город. Возвращался он поздно и ехал уже ночью. Ночь была ясная, лунная, и крестьянин увидел у плотины барашка. Барашек был белый, кудрявый, хорошенький и бродил туда-сюда. Крестьянин взял его на руки и поехал дальше. Да только чудно ему, что барашек смотрит ему прямо в глаза. Стал он его гладить и приговаривает: «Бяша, бяша!» А барашек вдруг оскалил зубы, да и говорит ему в ответ «Бяша, бяша!», передразнивает, значит.
Много лет я прожил с этой историей и только потом, при чтении «Бежина луга», нашёл разгадку. У того костра я столкнулся с удивительным феноменом: много примеров того, как фольклорный сюжет берётся писателем и превращается в сюжет литературный. Куда реже литературный сюжет превращается в фольклорный. А я несколько лет жил с рассказанной Тургеневым историей, не подозревая об этом. Дело было, конечно, не только в мальчишеском невежестве, а в некой всемирной связи, которая включала в себя и пионера, и классика.
Роман Сенчи
писатель:
– Тургенев не из тех писателей, к которым я часто возвращаюсь. Ещё в школе не смог осилить «Записок охотника», заучить стихотворения в прозе, упорно не понимал «Муму», многие страницы «Отцов и детей» казались мне придуманными, смешными.
Почти всю его прозу прочитал, что называется, запоем весной 1992 года. Я тогда недавно вернулся из армии, в стране бушевали пожары, всё рушилось. Может быть, поэтому захотелось погрузиться в «Вешние воды», «Дворянское гнездо», «Первую любовь», «Месяц в деревне». На стеллаже дома стояло зелёное собрание сочинений Тургенева, и я погрузился.
Месяца два я пребывал словно в ином измерении, но, странное дело, с тех пор к его прозе меня не тянуло; через несколько лет я не мог вспомнить сюжет «Накануне», «Дыма»… Единственное, что меня по-настоящему зацепило, «Рудин». Я, наверное, тогдашний, двадцатилетний, совпал с Рудиным. Даже написал вскоре инсценировку этого романа, которой некоторое время очень гордился и был удивлён, почему её не приняли к постановке в Минусинском драмтеатре.
Что я могу сказать о Тургеневе сейчас? Что благодаря именно ему русская литература XIX века стала одним из главных сокровищ мировой цивилизации. Что это огромный русский писатель. Считаю так не потому, что так принято считать, – я в этом уверен, вспоминая то, с каким чувством читал его произведения.
Правда, Тургенев, к сожалению, забывается. К его книгам всё реже тянется не только моя рука, но и миллионы других читательских рук. Наверное, причина в том, что у Тургенева в прозе почти нет загадок, в отличие от Льва Толстого, Достоевского, Чехова…
Но выбрать месяц-другой и погрузиться в книги Тургенева я очень советую, особенно молодым людям. Он что-то такое меняет в душе, причём навсегда, даже если сюжеты стираются из памяти. Погружавшиеся в Тургенева и не погружавшиеся, это два разных сорта людей.
Хотя герой чеховского рассказа «В ландо» Тургенева читал, но ничего «не нашёл», «не понял». Такое тоже бывает.
Геннадий Иванов,
поэт, первый секретарь правления Союза писателей России:
–Прежде всего Тургенев для меня – великий русский писатель. В классе у нас в школе висел его портрет. К сожалению, нередко теперь я не вижу в школах портретов наших классиков. Это печально.
Я только что вернулся из Вологды с Беловских чтений, и там понял: Иван Сергеевич – предтеча любимой моей «деревенской прозы». Кажется, Достоевский говорил, что помещичья литература сказала всё, что могла сказать, и теперь крестьяне сами о себе скажут. Так и получилось, И Тургенев невольно заложил фундамент этой будущей литературы, особенно «Записками охотника».
Перед тем как сесть за ответ для опроса «ЛГ», я перечитал кое-что из Тургенева. Какие-то места «просели» от времени, некоторые описания как бы забронзовели, как листва на осеннем дубе, но многое актуально, живо, даже свежо. А вот рассказ «Живые мощи» абсолютно современный и необходимый. Как будто в наши дни написан этот рассказ на вечную тему о судьбе человека на земле и его вере.
Тема нигилизма нынче тоже актуальна. Так что Базаров никуда не ушёл. И немало сейчас людей, которые всё отрицают. «Всё, – с невыразимым спокойствием повторил Базаров».
И конечно, русский язык Тургенева! Его песнь русскому языку и сам слог. Это, пожалуй, самое главное в его наследии.
А его «Стихотворения в прозе»! Замечательны.
Тургенев наш классик. Об этом надо помнить государственным мужам. Классиков надо чтить и всячески утверждать на родной земле. У Тургенева про Кирсанова сказано: «Потеряв своё прошлое, он всё потерял». Так вот не потерять бы нам всё.
Илья Бояшов,
писатель, ответственный секретарь журнала «Аврора»:
– Если Толстой – «зеркало революции», то Тургенев для меня, вне сомнения, – зеркало русских противоречий.
Барин, питавшийся от доходов имений, живший на широкую ногу, не знающий нужды за счёт крестьян (хотя, будем справедливы, талант также внёс впоследствии свою лепту в его материальное благополучие)?
Несомненно!
Либерал, всеми фибрами души ненавидевший крепостное право, искренне стремившийся к его отмене, сочувствовавший всё тому же крестьянству?
О, да!
Западник, подобно губке, напитанный идеями «прогресса», половину жизни проведший на чужбине, по-европейски одевающийся, по-европейски мыслящий, французский язык которого (как и полагается) употреблялся чуть ли не чаще родного?
Конечно!
Славянофил, с гордостью восклицающий о «великом и могучем», признающийся в невыносимости существования без «дымного воздуха Отечества»?
Разумеется.
Малодушие (та самая злосчастная история с пароходом) и невероятная решимость (попытка с ружьём отстоять любовь), мелочность, щедрость, узость, широта, гегельянство, бакунизм, ретроградство, любовь к революции и отвращение к ней – Тургенев болеет теми же болезнями, которыми болеем сегодня и мы с вами. Подобно отечественному гербу, он смотрит одновременно и на Восток, и на Запад, то впадая в отчаянное либеральное исступление, то шарахаясь в сторону самодержавия: и нигде ведь ему не удержаться, нигде не отыскать твёрдую почву. Не с таким ли азартом сегодня одновременно вглядываемся в Восток и Запад и мы, грешные? Мучаемся, мечемся, до сих пор не зная, что выбрать, куда шарахнуться. Мы по-прежнему трагически раздвоены, а это, согласитесь, в какой-то степени, шизофрения.
Вот почему осмелюсь утверждать: как и наш имперский орёл, великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев – истинный символ сегодняшней Родины, проблемы которой, увы, неразрешимы.
Следовательно, он потрясающе актуален.
Николай Старченко,
писатель, основатель и главный редактор журнала «Муравейник»:
– Эта красивая фамилия – Тургенев – очаровала меня с детства. Первый прочитанный рассказ «Муму» взволновал до слёз, и, помню, долго не мог уснуть, и утром попросил деда завести щенка. А «Записки охотника» стали моей любимой книгой. Читать её начал в двенадцать лет. Мне уже доверяли топить в нашей деревенской избе небольшую печку, называемую по-брянски «грубкой», для тепла на долгую зимнюю ночь. Но ещё не доверяли самостоятельно охотиться с ружьём. И сидя на маленькой табуреточке перед открытой дверцей, я с упоением вечер за вечером читал «Записки охотника». Так и соединилось навсегда вместе животворное тепло и от книги, и от старой печки. Тепло тургеневского слова я чувствую всю жизнь.
И вот летом 1999 года смог осуществить свою давнюю мечту – отыскать место действия рассказа «Хорь и Калиныч». Это в глухом углу Калужской области. Лесной деревеньки, к сожалению, уже не стало. Но сохранился пруд, выкопанный самим Хорем, угадывалась улица по остаткам фундаментов и палисадников, плодоносили яблони и груши.
Я опубликовал в центральной печати взволнованный очерк «Дорога в Хорёвку», в котором поставил вопрос перед властями и общественностью о сохранении этого памятного места, убеждая: «Ведь именно с «Хоря и Калиныча» вышла почти вся классическая литература о русском крестьянстве и русской природе». Но отклик получил только от своего старшего друга, знаменитого журналиста Василия Пескова. В июле 2002 года в честь 150-летия выхода в свет книги «Записки охотника», которая начинается именно рассказом «Хорь и Калиныч», мы вместе с сотрудниками заповедника «Калужские засеки» установили в Хорёвке памятный знак.
Прошло с той поры уже 16 лет, приблизилось 200-летие со дня рождения И.С.Тургенева – и снова я отправился на родину Хоря и Калиныча. У памятного столба, который стоит ещё крепко, покрыт благородной патиной времени, был проведён своеобразный круглый стол. Его участники (среди них – директор заповедника «Калужские засеки» Сергей Федосеев и главный научный сотрудник национального парка «Угра» Валерий Новиков) обсудили конкретные меры по созданию здесь хотя бы скромного музея под открытым небом, высказались о необходимости проложить сюда эколого-туристический маршрут для детей и взрослых. Хотя Хорёвка и не входит в границы заповедника «Калужские засеки» (она по соседству в семи километрах) и национального парка «Угра», но их руководители готовы всячески способствовать этому благому делу. Хорошо бы подключиться и всем неравнодушным людям!
Вячеслав Ар-Серги,
народный писатель Удмуртии:
– Прочитаны его божественные рассказы – и запомнены, прочитаны его обязательные романы – и встали они солидными томами на ближней библио-течной полке, поются его песни – и не только к датам, читаются его стихотворения в прозе – и уходит покой от их тревожно-сладкой истомы…
Ближний потомок татарско-ордынского мурзы Тургена, перешедшего в своё время на русскую службу, он буквально очаровал своим русским языком всё живое, что современилось вокруг него… тогда. А нас и время наше – и ныне, и присно.
Волею судьбы своей он стал главным героем уникального и, конечно же, увлекательного биографического повествования – не только в истории мировой литературы, но и на «Бежином лугу» общечеловеческой культуры.
Мне иной раз даже и думается, что XIX век человечества нашего просто и физически не мог обойтись без него. Он был ко двору всем российско-европейским идейным ветрам, волновавшим умы его современников. Не было людей, равнодушных к Тургеневу! С ним советовались, с ним дружили, с ним ссорились и враждовали практически все выдающиеся люди России, да и за её пределами тоже.
Да, его жизнь – его главный роман. Он никогда не перестанет интересовать всех тех, кто уже прочитал написанное им – многое запомнил, но где-то – и нет. А вот судьба самого автора непревзойдённых «Записок охотника» – всегда актуальна, во всяком случае, для меня. Я думаю: а был ли он счастлив, Иван Сергеевич Тургенев? И конечно же, не нахожу ответа на этот вопрос – для меня важный… С виду он баловень судьбы, богач и красавец… Но не было для него покойного места, где бы радовалась его душа и расцветала простотою Божьей. Да и любовям своим он вряд ли был люб. Всё «у чужого гнезда» – «как безалабернейший из русских помещиков». По его словам.
Он никогда не строил себе долговременных жилищ – чурался их, а просто втыкал в землю свой тургеневско-лутовиновский родовой бунчук там, где надеялся тут же получить тепло и понимание, пищу и временный кров... И вряд ли получал его – это тепло и понимание: ведь даже остановившись на время, он уже жил новой, уже уносящей его прочь отсюда, беспокойной дорогой… По России, за Россией – без границ… И страны европейские были просто заурядными улусами его огромного русскоговорящего мира – подобно весям и далям милой сердцу его Орловщины.
Эрдни Эльдышев,
народный поэт Калмыкии:
– И.С. Тургенев был одним из моих любимых писателей студенческой поры. Его повести «Первая любовь», «Ася», «Вешние воды» волновали меня больше всего. Они были так близки моей влюблённой душе!.. Иван Сергеевич верно и точно отразил чувства, которыми был охвачен я в ту пору. Мой женский идеал полностью соответствовал определению «тургеневская девушка», то есть искренняя, чистая, нежная, способная на решительный поступок во имя любви.
К большому сожалению, сегодня в нашем обществе, пронизанном жаждой потребления и наживы, «тургеневской девушке» (верю, что такие ещё есть!) приходится очень и очень нелегко.
Его потрясающий рассказ «Муму» будет вечно актуален своим состраданием к живому существу, что созвучно главной заповеди буддизма о сострадании ко всем живым существам, а стало быть, созвучно и моей душе. Многие рассказы из «Записок охотника» не только о красоте русской природы, но и о том, что жизнь в конечном итоге трагична и жестока, о том, с каким достоинством и в то же время как обыденно умирает русский человек.
Тургенев – гениальный классик, названия и содержание произведений которого стали нарицательными: «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Накануне»… Темы, поднятые писателем, современны и сегодня. Его читали вчера, читают сегодня и, уверен, будут читать завтра.
Юрий Баранов,
поэт, публицист:
– Тургенев начался для меня с его знаменитого стихотворения, которое положил на музыку гусар Эраст Абаза, погибший в Крымскую войну под Севастополем. Романс «Утро туманное, утро седое» любила напевать моя бабушка. Я слушаю его с детства. Став постарше, я узнал романтическую историю создания этого стихотворения. Меня (как и многих других) поразило, что написано оно 25-летним человеком, а не ностальгирующим по молодости старцем. Вторым произведением Ивана Сергеевича для меня были «Щи» из «Стихотворений в прозе» – его нам читала учительница в четвёртом, насколько я помню, классе, рассказывая об ужасах жизни в царской России. Капитально читать Тургенева я начал в старших классах школы, читал с огромным удовольствием, и он навсегда стал одной из моих опор в русской классике – рядом с Достоевским, Лесковым и Алексеем Константиновичем Толстым. Был, конечно, в Орловском музее и в Спасском-Лутовинове. Помню, приятно удивил меня рассказ экскурсовода о том, что автор «Записок охотника» обходился дешёвым ружьишком – ведь не добыча его интересовала и не форс. К тому времени я уже знал, что советские сановники на завидовской охоте стреляют из дорогущих английских ружей без ремня (зачем он – ведь не барин понесёт, а егерь). Говоря о последних десятилетиях, не могу не сказать о раздражении, которое вызвал у меня Набоков, который в своих «Лекциях по русской литературе» снисходительно-презрительно отзывался о Тургеневе. Такие взгляды наряду с грубыми оскорблениями в адрес Чайковского, Шолохова и других русских гениев он вдалбливал в головы американских студентов. Но удивляет, что Министерство образования РФ рекомендовало «Лекции…» в качестве дополнительного учебного пособия для высших учебных заведений.
Сергей Казначеев,
поэт, прозаик, критик,
литературовед:
– Творчество Ивана Сергеевича Тургенева уникально: он работал в разных родах и жанрах литературы и в каждом достигал высшей точки, кульминации, и если бы не эти несомненные успехи, мы бы не имели права говорить о нём как о великом писателе.
Возьмём малую прозу Тургенева. Он написал немало рассказов и очерков. Но если бы не «Записки охотника», не было оснований чествовать его как выдающегося рассказчика.
Начинал Тургенев как поэт, но его стихотворное наследие невелико и мало кому известно. Мы, может, и не рассматривали его как поэта, если бы не одно «но». Признаемся себе: когда на второй день после гулянки, утомлённые пиром, собираемся за общим столом, кто-то из гостей нет-нет да и затянет сакраментальный романс «Утро туманное, утро седое». Этот шедевр Тургенева у всех на устах.
Сатирический дар писателя был скромен. Но именно Тургеневу принадлежит одна из самых блистательных русских эпиграмм, посвящённая Н.Х. Кетчеру, вознамерившемуся перевести на русский язык драмы Шекспира прозою:
Вот ещё светило мира –
Кетчер, друг шипучих вин.
Перепёр он нам Шекспира
На язык родных осин.
Одним просторечным глаголом «перепёр» сказано всё о неимоверных и бесполезных усилиях переводчика. Последняя строка и вовсе стала крылатой фразой.
Среди его пьес явно выделяется «Месяц в деревне».
В сфере большой прозы мы видим, что среди вершин средней величины («Рудин», «Накануне», «Дым», «Новь», даже «Дворянское гнездо») как Эльбрус возвышаются «Отцы и дети», имеющие непреходящее мировое значение.
И последнее. Принято считать Тургенева сторонником устоявшихся, классических форм. Но именно он выступил как новатор, обратившись к прежде неслыханному в нашей словесности жанру «Стихотворений в прозе».
Магомед Ахмедов,
народный поэт Дагестана:
– Иван Сергеевич Тургенев… С детства знакомое и родное имя, прежде всего поэта, поэта в прозе, поэта в жизни. Когда слышишь «Утро туманное, утро седое», где бы ты ни находился, веет родиной, природой, любовью, тоской и печалью, радостью и памятью.
Музыка тургеневской речи бесподобна, в ней сливаются чистые родники русского языка, утоляя жажду души всех людей, любящих Россию и великий русский язык.
Сколько лет рвётся душа спасти Муму, как трагичен и несчастен Герасим, как страдает сердце автора за каждого героя своего, какие неповторимые и великие произведения в «Записках охотника»... И как они написаны! Бесподобен и вечен Божий дар великого Тургенева и в «Стихотворениях в прозе». И здесь он становится ещё раз не только большим поэтом, но и тайнописцем русской мысли, философии и общечеловеческой значимости своего таланта.
Но начало начал – Тургенев «Вешних вод», «Первой любви», и «Аси». Тургеневские девушки стали не только литературным явлением, они стали жизненной необходимостью на долгие века, они то исчезают, то возникают, как звёзды на небе, но их негасимый свет остаётся в душе новых и новых поколений. «Рудин», «Дым», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети» – невозможно перечислить всю многоцветную гамму тургеневского величия.
Мне кажется, что люди, переставшие читать Тургенева, перестали понимать красоту русского слова, русской природы, русского ума и сердца, перестали понимать великий стиль русской литературы, где самое высокое и достойное, но не доступное многим, место принадлежит Ивану Сергеевичу Тургеневу.