Его пациентами были 22 лидера из 16 стран. Никакой другой на свете медик не в состоянии гордиться подобной статистикой. Впрочем, он, лечивший генсеков и президентов, маршалов и министров, звёздной болезнью не страдал. Главным для этого человека была не причастность к сонму великих, а радость от того, что он вернул здоровье миллионам людей. Не только как врач, но и как учёный, создавший новые методы лечения. Евгений Иванович Чазов был практикующим врачом-кардиологом и только потом уже – главным кремлёвским лекарем. Интервью, взятое обозревателем «ЛГ», кстати, одним из пациентов доктора Чазова, – дань памяти этого выдающегося человека.

– Евгений Иванович, не слишком ли рискованно быть хранителем секретов целой эпохи партийной «привилегенции»?

– Работа моя и в самом деле была не без риска. Помню, после похорон Черненко я едва собрался сесть в машину, как рядом оказался какой-то генерал-полковник. И говорит мне так задушевно: «Везучий вы человек, Евгений Иванович! Четвёртого генсека хороните – и всё живы».

– Как вы оказались во главе кремлёвской медицины?

– Случайно. Я занимался наукой. Мои работы по лечению инфаркта, тромбозов были известны во многих странах. Мне не исполнилось и сорока, а меня уже назначили директором Института терапии и рекомендовали в члены-корреспонденты Академии медицинских наук. В 1966 году на Всесоюзном съезде кардиологов я оказался в президиуме рядом с министром здравоохранения СССР Борисом Петровским. Тот меня расспрашивал о дальнейших планах. Я не придал этому значения. А на следующий день позвонили из министерства и попросили зайти. Петровский предложил возглавить 4-е Главное управление при Министерстве здравоохранения СССР, прозванное в народе Кремлёвкой. Я вспомнил слова моего учителя великого кардиолога Александра Мясникова, который относился к Кремлёвке с некоторой брезгливостью: «У них полы паркетные, а врачи анкетные…» Но мне дали понять, что это предложение, от которого нельзя отказаться. В первый рабочий день я отправился на Старую площадь. Привели в кабинет к Брежневу. Статный, обаятельный, много шутил. Разве можно было предположить, что всего через десять с небольшим лет этот красавец превратится в дряхлого старика…

– Лишь Андропов был одним и тем же: всегда больным.

– Наши отношения с Андроповым – это связь не только врача с больным, но и дружеская. По субботам я нередко приезжал к нему на Лубянку или на явочную квартиру – она была в доме рядом с Театром сатиры, напротив «Пекина». Мы пили чай и беседовали обо всём. Как говаривал Андропов, «кидались мнениями». Так шли по жизни рядом без малого восемнадцать лет… Андропов был человеком по-настоящему выдающимся, с потрясающим образованием и острым умом. Эх, если бы Юрию Владимировичу больше здоровья было отпущено, всё бы в нашей стране совсем иначе сложилось!

– Агостиньо Нето и Бабрак Кармаль, Луиджи Лонго и Жак Дюкло, Ле Зуан и Вальдек Роше… Кто только из «великих мира сего» не был вашим пациентом! Мне кажется, что к франкофонам у вас вообще особое пристрастие…

– Консультировал я и престарелых французских коммунистов, и африканских вождей. Помню, присылают в начале семидесятых Жан-Беделя Бокассу, не то президента, не то императора Центрально-Африканской Республики. Кстати, информации, которую я о нём получил, – дескать, каннибал, кровожадный диктатор, – внешне он совсем не соответствовал. Передо мной предстал карманных габаритов человечек (Бокасса был пигмеем. – «ЛГ»), постоянно извиняющийся. Спрашиваю: «На что жалуетесь?» Показывает на область живота. Мы его осмотрели и определили: банальные холецистит и колит. Порекомендовав стандартное лечение и прежде всего диету, мы разошлись. Не успел я подъехать к дому, как мне позвонили из Кунцевки: дежурный врач просил срочно вернуться. А в больнице скандал. Оказывается, с собой Бокасса привёз не только африканского повара, но и африканскую фауну: ящериц в клетках, змеек в коробках… Плюс грязное мясо непонятного происхождения. Наш врач требует, чтобы весь этот «провиант» выбросили на помойку, а люди Бокассы упираются. Я говорю ему: лечить будут в Москве нашими методами, иначе и таблетки не помогут. Через десять суток пребывания на кремлёвских отварах и тефтелях президент-император лоснился, как новый.

– Ну а если серьёзно? Вернёмся к Брежневу. Правда ли, что генсек злоупотреблял наркотиками?

– Нет, речь может идти только о медикаментах. Я это заметил в августе 1968-го. Тогда шли тяжёлые дискуссии по Чехословакии, и во время переговоров у Брежнева нарушилась дикция…. Родионов, лечащий врач генсека, признался: «Когда не решаются проблемы, Леонид Ильич принимает 1–2 таблетки снотворного и успокаивается… Сегодня так перенервничал, что принял не 1–2, а больше». Это был первый сигнал гибельного привыкания Брежнева к снотворному.

– Как на это пристрастие генсека реагировал Андропов?

– Ничего поделать не мог… А приближался съезд партии. Андропов попросил меня поехать в Киев, якобы по медицинским делам, и встретиться там с Владимиром Щербицким, лидером украинских коммунистов. Сказал в напутствие: «Передайте, что у него есть друзья, которые нуждаются в нём. Надо думать о возможности переезда Щербицкого в Москву». Я полетел в Киев, тем более что у Щербицкого были проблемы с сердцем. После консультации он, словно догадавшисб об истинной цели моего вояжа, пригласил меня на дачу на берегу Днепра. Вдвоём мы вышли в парк, и только тогда я – не называя, кто меня послал, – рассказал о состоянии здоровья Брежнева, о возникших в связи с этим проблемах и изложил просьбу «московских друзей». Щербицкий, которого в кулуарах Старой площади рассматривали как одного из наиболее вероятных преемников Брежнева, отрезал: «Я догадывался обо всём… Но в этой политической игре участвовать не желаю».

– Иначе говоря, ваша борьба за здоровье пациентов была тесно связана с их борьбой за власть.

– И Бог меня миловал: три раза я попадал в автомобильные аварии, у меня нет ни одной ноги или руки не перебитой. Поверьте: за данными медицинских сводок, проходивших через меня, охотились самые мощные разведки Запада. Достаточно сказать, что моими пациентами были сириец Хафез Асад и египтянин Гамаль Абдель Насер, лидеры арабской революции. Президент Египта неоднократно приезжал в СССР – лечился в «Барвихе», принимал радоновые ванны на Кавказе, да и я к нему инкогнито ездил. Однажды, вернувшись из Москвы в Египет, Насер скончался скоропостижно. Появилось сообщение, что врач Насера, проводивший массаж, был агентом «Моссада» и втирал мази, которые вызвали остановку сердца. Кстати, и моя египетская переводчица погибла в автокатастрофе… Осенью 1969 года меня наградили орденом Ленина. При встрече с Андроповым, недоумевая, я спросил: «Разве заслужил я высшую награду?» Андропов удивился: «Ваша работа в Египте значила больше, чем если бы мы направили туда две дивизии».

– А почему Андропов бездействовал, зная об играх вокруг слабеющего Брежнева?

– Весь кремлёвский синклит состоял из тяжелобольных людей. Отсюда и лозунг, выдвинутый Михаилом Сусловым: «Стабильность кадров – залог успеха». Судите сами: если третьим лицом в табели о рангах КПСС был Андрей Кириленко, милейший человек, но с атрофическими изменениями в коре головного мозга, то стоит ли углубляться в поиски причин кризиса. И вообще, начиналась эпоха трёх «П»: Пятилетка Пышных Похорон. Руководство СССР жило по принципу «После меня хоть потоп…» По сути дела, последующие фортели Ельцина с самолётом в Ирландии и дирижированием оркестром в Германии не более чем клоны мало­известных брежневских чудачеств…

– И тут появился Горбачёв, молодой, полный амбиций.

– Андропов присмотрел Горбачёва, когда лечился на Минводах. Любопытно, что Брежнев долгое время противился назначению Горбачёва секретарём ЦК по сельскому хозяйству. Но потом его сломила настойчивость Андропова и поддержавшего его Черненко. Брежнев махнул рукой: «Делайте, как хотите. Невелика фигура!» В восемьдесят третьем произошло то, чего я давно опасался: у Юрия Владимировича прекратилась функция почек... Андропов всё чаще выдвигал на первые роли Горбачёва. Однако рок, висевший над нашей страной, опять дал о себе знать. Черненко, страдавший хроническим заболеванием лёгких и эмфиземой, каждый год в августе отдыхал в Крыму. Так было и в 1983 году. Бывший там же министр внутренних дел Федорчук прислал ему в подарок жирную, только что выловленную ставриду, которую самолично коптил. Ту злосчастную ставриду ели с аппетитом и жена Черненко, и его помощник Прибытков, а отравился один лишь Константин Устинович… У него развилась острая токсикоинфекция, осложнённая сердечной и лёгочной недостаточностью.

– А потом уже и Андропов отправился отдыхать в Крым…

– Да, в сентябре 1983-го Юрий Владимирович поехал на так называемую первую дачу. В Нижней Ореанде мы установили аппарат искусственной почки. Подумав, что оптимальный режим лечения найден, я улетел в ГДР для получения в Йене, в университете имени Шиллера, почётного диплома. И тут перед торжественным приёмом появляется человек в военной форме: «Вам надлежит срочно соединиться с Москвой». Слышу голос министра обороны Дмитрия Устинова: «С Юрием Владимировичем что-то случилось». В Симферополь в специально посланном за мной Ил-62 мы прилетели глубокой ночью. Я чувствовал: вся эта «военная операция» связана с критическим состоянием здоровья Андропова. Выяснилось, что, почувствовав себя лучше, Юрий Владимирович отправился прогуляться. Присел на гранитную скамейку и ощутил озноб. У Андропова развилась флегмона. Остальное известно всем...

Слава богу, у нынешнего руководства страны нет проблем со здоровьем.