Станиславу Куняеву исполнилось 85 лет
Двадцати пяти лет от роду Станислав Юрьевич Куняев окончил филологический факультет Московского университета и уехал на три года в Тайшет Иркутской области работать в районной газете.
Такие решения из ниоткуда не берутся. Люди делятся на тех, кто едет «от», и тех, кто едет «к» или «за». Как правило, те, кто едет «от», в конце концов уезжают «за». От «преследования» властей и всех вариантов «непонимания современников» просто за границу… страны или совести – неважно. А кто едет «к» или «за» – тот едет к земле и людям – за силой.
За присоединение Сибири русские писатели должны каждое утро свечку ставить за рабов Божиих Ермака Тимофеевича, Семёна Дежнёва и Ерофея Хабарова, и каждый по роману написать об несусветных этих предках.
Будучи, по его же словам, уже поэтом, но ещё «университетского значения», Станислав Юрьевич поехал в Сибирь, безошибочно чуя её силу. Русский писатель всегда стремился отшлифоваться, выточиться до зеркального блеска в трудной стихии, где ещё рубцуются смыслы, и очарованный простым трудовым народом, причаститься его силы. Вспомним «Казаков» Толстого. Вспомним наших писателей-первопроходцев – Арсеньева, Шишкова, Федосеева…
Сибирская земля обладает удивительным свойством, всё в ней доведено до предела, всё – сам концентрат. Если мороз – то мороз, жара – то жара. Всё в ней плотнее, особенно время. И человек, попавший в её оборот, живёт с удвоенной силой и скоростью, проходит семимильно за год то, что в нашей тёплой размеренной Рассеюшке за семь лет проживёшь. Всем известно: морозы калят, расстояния ширят плечи, но ещё больше калят и окрыляют люди, которые среди разреженности населения, привязки его к реке, становятся огромней, тысячевёрстно продлеваясь по Енисею, Тунгускам, Амуру.
За четыреста лет русский первопроходец отворил путь и насытил сибирскую землю огромным числом чутких к силе переселенцев. Открывшись небывалыми талантами к героическому труду, они сумели заложить-наработать такие пласты охотничьей, золотопромысловой, просто крестьянской традиции, что для писателя дражайшим счастьем стало и наградой – пройти с лотком по хрустальным ключам, намыть бесценного золота.
«Суровая зимняя сибирская жизнь в течение трёх лет спасла меня как человека, как гражданина и как поэта», – скажет Куняев многие годы спустя. Сибирь ускорила духовное становление и подарила России нечастый нынче пример человека, с молодых лет ощутившего в себе дар защитника, твёрдо вставшего на этот путь, и никогда не изменявшего выбранному тракту, как бы морозно ни глядели звёзды сквозь голые кроны лиственéй. А как точно он понял Сибирь! Что в стуже спасение. Что «снег и холод препятствует гнили». Иначе бы не посоветовал: «Когда не хватает тепла – люби леденящую вьюгу».
Как зверовой пёс восточносибирской лайки раз за разом затравливается на сохатого и медведя, так истинный поэт «затравливается» на всё настоящее, исконное, без чего уже сам не сможет. А как же я? Как же проживу без этого? Когда сухой эвенкийской осенью польётся светлым дождём лиственничная хвоя, и не моё лицо будут щекотать её мягкие иглы – усну ли я на городском своём ложе? И кто-то будет мёрзнуть в мороз у нодьи, а я нет? Или как у Куваева: «Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер, читатель?» Да не посмеют мне так сказать!
Из писем Вячеслава Шугаева С.Ю. Куняеву: «Представь, что будут ещё утиные перелёты, лиственничная хвоя будет осыпаться в лывы, и Добролёт ещё стоит. Мир не так уж плох, как нам бы хотелось. Собираюсь на День оленевода в Ербогачён, в конце марта. Может быть, вырвешься? Какая-то неделя. Столько их уходит просто так – в дым, в чад, в смрад. Конечно, и в Ербогачёне всё просто так и всё-таки всё по-другому.
Олени, солнце, белейший снег, тихие белые излучины, строганина среди хороших и естественных людей. А? По-моему, просто необходимо это сделать.
Обнимаю и жду. В. Шугаев».
«Нет, наверное, более счастливых минут в жизни, чем те, в которые, осторожно разводя руками чёрные лапы елей и красные ветви черёмухи, ты крадёшься по запорошенной снегом траве к заветному можжевеловому кусту, куда только что со сладостным для сердца трепетом крыльев, сбивая снег с рябиновых веток, сел вырвавшийся у тебя из-под ног рябчик», – отвечает годы спустя Станислав Юрьевич.
Ербогачён – село на самом севере Иркутской области. Центр Катангского района. Основан в 1860 году. По-эвенкийски нербэкэ означает холм, поросший сосновым бором. Поселение расположено на правом берегу Нижней Тунгуски, Угрюм-реки. В Ербогачёне стоит Музей В.Я. Шишкова. Годы спустя после Тайшетской эпопеи в Ербогачён приезжал на охоту Станислав Юрьевич Куняев вместе с Вячеславом Максимовичем Шугаевым, жившим в ту пору в Иркутске.
Были костры, запах лиственничного дыма и луч закатного солнца на золотистых соснах нербэкэ. Были разговоры в зимовьé. Были люди – такие как Степан Романыч, который плоты гонял с Ербогачёна в Туруханск на Енисей за две тысячи вёрст! Вязал их размоченными молодым ёлочками – в обруча, которые, подсохнув, брали баланы намертво и не хуже металла. И не ради приобщения к «традиционному образу жизни», а «жись такая была», развёрстка тридцать первого года. Через судьбы таких Романычей балан за баланом и собирается в плот Русская судьба.
А есть ещё и Горный Алтай…
От голубого огня
плавились тёмные дали…
Сколько прозрений меня
в эти часы окружали!
И уплывали к утру…
Думаю,
что и поныне
кружат они на ветру
где-нибудь в Чуйской долине.
Кружат. Правда. И в Курайской степи, и над Чике-Таманом. Сколько ни прочитаешь прекрасных строк о России, пока сам не пройдёшь, не испытаешь на себе её ветра – не станут по-настоящему родными, не войдут в плоть и кровь эти края. Тогда и сами места, и строки о них в такой сплав сольются, что мураши по спине поползут. Пожизненные. Как сейчас…
А ведь есть ещё и Дальний Восток.
Одну и другую неделю
не видно воздушных путей,
и ты предаёшься безделью
среди работящих людей.
В часы предрассветных прогулок
идёшь поглядеть на прилив,
покуришь и бросишь окурок
в холодный Курильский залив.
Ну что ж, ты дошёл до предела,
а значит, приблизился срок —
душа для работы созрела,
пора раздувать огонёк.
О чём эти мысли? Этот канонический для русского поэта поворот мужской судьбы? Сейчас поймём.
Я научился засыпать в седле,
рассчитывать опасное движенье,
не торопясь угадывать во мгле
ведущее к ночлегу направленье.
Я вовремя почувствую беду,
страх одолею и отпряну в страхе,
а если где-то кожу обдеру,
всё заживает, словно на собаке.
Я рад, что тело на краю земли
все испытанья выдержало с честью.
Окрепли ноги, руки обросли
какой-то золотистой шерстью.
Как изменилось тело! Но душа
не может быт иной, хоть лезь из кожи.
Она во власти суеверной дрожи
в ночной простор глядит, едва дыша.
Не замечая быстротечных дней,
она живёт иными временами,
и будущее властвует над ней,
и прошлое преследует тенями.
Нет-нет услышу: с милыми людьми
(на что ей эти реки, эти горы!)
она ведёт немые разговоры,
глядит в слезах в родимые просторы,
в другие ночи и другие дни.
Так вот зачем дарована мне, очарованному страннику, эта даль, этот ветр, этот богоданный Ербогачён... Чтобы замереть по-над Тихим океаном, Катунью иль Угрюм-рекой (уже и неважно), и поражённому красой мира, услышать наконец голос собственной души, заглушённый городским шумом, раскрыть совесть, освободить память – и свою, и предков – и понять, что они едины. И защитить. И сказать спустя жизнь: «Я-то знаю твоё объятье, я тобой навсегда обречён, ты стоишь надо мной, как заклятье, мой пожизненный Ербогачён!» Сколько таких Ербогачёнов, Кайерканов, Суриндаконов и Магдагачей навсегда овладевали молодыми русскими душами, и какая могучая в этом преемственность…
«Что ж пора приниматься за дело, за старинное дело своё».
Пора. Но теперь моя закалённая Ербогачёном душа, узнавшая себя, уже настолько сильна, что никакой город не заглушит её голос шумами своим, никакой умник не собьёт с пути речами, и будет она верна себе во граде, веси или острове – хоть где.
Низкий поклон Вам, дорогой Станислав Юрьевич, от писателей Красноярья и многая лета! Ербогачён Вас слышит! И ждёт.
Михаил Тарковский
«ЛГ» поздравляет Станислава Юрьевича с 85-летием и желает крепкого здоровья и вдохновенных стихов!