Николай Добронравов
Хлеб
Хлеб из затхлой муки,
пополам с отрубями,
помним в горькие годы ясней,
чем себя мы.
Хлеб везли на подводе.
Стыл мороз за прилавком.
Мы по карточкам хлеб забирали
на завтра.
Ах какой он был мягкий,
какой был хороший!
Я ни разу не помню,
чтоб хлеб был засохший...
Отчего ж он вкусней,
чем сегодняшний пряник,
Хлеб из затхлой муки,
пополам с отрубями?
Может быть, оттого,
что, прощаясь, солдаты
хлеб из двери теплушки
раздавали ребятам.
Были равными все мы тогда
перед хлебом,
перед злым, почерневшим
от «юнкерсов» небом,
перед воспетой и рухнувшей вдруг
обороной,
перед жёлтенькой, первой в семье
похоронной,
перед криком «ура», и блокадною болью,
перед пленом и смертью,
перед кровью и солью.
Хлеб из затхлой муки,
пополам с отрубями,
и солдаты и маршалы вместе рубали.
Ели, будто молясь, доедали до крошки,
всю войну я не помню
даже корки засохшей.
...За витриною хлеб
вызывающе свежий.
Что ж так хочется крикнуть:
«Мы всё те же! Всё те же!»?
Белой булки кусок
кем-то под ноги брошен.
Всю войну я не помню
даже крошки засохшей...
Мы остались в живых.
Стала легче дорога.
Мы черствеем, как хлеб, которого много.
Недвижимость
В этот город торговли
Небеса не сойдут.
А. Блок
Первым делом теперь – недвижимость. Покупаем её повсюду,
Во всех точках земного шара,
Где тюлени и где верблюды.
Деньги вкладываем толково,
И каморки берём, и замки.
Под шумок порушим реликвии,
Чтобы с грохотом строить банки.
И теперь уже после работы
Я иду, смирившись заранее,
Не домой,
а в свою недвижимость,
не в семью –
в среду обитания!
Всё раскуплено. Жизнь продажная. Повсеместно – торговля бойкая.
Доллар падает. Рубль качается.
А недвижимость – дело стойкое!
Непреклонно лишь то, что выгодно.
Труд не стал делом нашей жизни.
Все – в недвижимость!
Всё – в недвижимость!
...Оттого и стоим на месте.
Человек – человеку...
А в нас ещё живут воспоминанья,
Когда нас ждал простой и ясный путь, Когда дружили, знали состраданье, Могли на помощь руку протянуть.
А теперь доброта не в моде.
Что-то, значит, у нас не так,
Если нынче у нас в народе
Человек человеку – враг.
А мы наивной преданы сермяге.
Мы знали жизнь без уличной стрельбы.
Мы знали жизнь, где денежные знаки Для нас не стали знаками судьбы.
А теперь до небес заборы
И охранников – целый полк.
На душе, как на окнах шторы.
Человек человеку – волк.
Забыли мы божественные святцы. Мадонну чёрт над миром превознёс.
А чертенята юные стремятся
Пустить судьбу, как поезд, под откос.
Всюду драки, убийства, ссоры.
Отчего? – не возьму я в толк.
На добро взведены затворы.
Человек человеку – волк.
Навек ушли мелодии родные.
Мы с грохотом металлика на «ты».
В иные дни, в галактики иные
Ушёл экспресс тепла и доброты...
* * *
В России вечно ссылки да аресты.
И пусть года ежовщины прошли,
под нашим небом и сейчас нет места
для бескорыстья, для святой любви.
Мне повезло. Я жив. Я не расстрелян, как был расстрелян в Бутове мой дед.
Он отслужил последний свой молебен
и навсегда покинул белый свет.
Мы с юных лет к тюрьме «всегда готовы»
в тридцать седьмой, в какой угодно год... Сажали за возвышенное слово,
сажали за дурацкий анекдот.
Мне повезло. Я жив. Не арестован,
как мой отец, как дедушка, как брат.
Но климат нынче снова стал суровым
для всех, кто был и не был виноват.
Наш век идёт вихляющей походкой.
Пока с тобою на свободе мы.
Пока...
Но наши песни за решёткой.
Они уже в эфире не слышны.
* * *
Среди прочих реклам,
что проели мозги,
нынче всюду пестрят объявления:
Продаётся участок у самой реки
и делянки для новых строений.
А для тех, кто не очень понятлив и для
тех, кто врубится всенепременно
пишут нынче и так: «Продаётся земля».
Откровенно. И современно!
«Продаётся земля. Продаётся земля»
Раньше это шептали украдкой.
А теперь транспарант
«Продаётся земля»
над Рублёвкой и под Ленинградкой.
Поначалу как будто шёл свет
из Кремля...
Начиналось как будто за здравие!
А посмотришь теперь:
«Продаётся земля»
И Рязанщина и Ярославия.
Всё в России сегодня идёт на торги.
Мы – заложники приватизации.
Продаётся усадьба. И дом у реки.
И рыбалка должна продаваться.
Нам и так на земле всё труднее дышать.
Души юных сражает бессилье.
Может, скоро и воздух начнут продавать
олигархи из новой России?
Говорили нам деды: «Бесценна земля.
Ничего нет родней...»
Тем не менее
«Продаётся земля. Продаётся земля»
всё пестрят и пестрят объявления.
Всё хочу космонавтов спросить, что летят
на дорогах, недавно открытых...
Что, какие рекламы висят
там, на дальних межзвёздных орбитах?
Пусть расскажут,
дадут свой разумный ответ.
Как сейчас в нашем рыночном раже
не пришёл ли черёд и небесных планет
на космической распродаже?
Нет ли нынче и там
среди прочих реклам,
чтоб мы, сирые, знали заранее:
«Продаётся, мол, некий
космический хлам
и планета – Земля и земляне».
Мы давно уже здесь потеряли покой,
и уж если спасения нету –
кто,
какой олигарх или дьявол какой
купит нашу родную планету?
Дефицит
Мы с детства жили в мире дефицита.
В стране был впечатляющий размах:
мы покоряли звёздные орбиты,
стояли на земле в очередях.
Нам вечно всем чего-то не хватало:
простых вещей – не пряностей в еде.
Идёшь с работы нервный и усталый...
«Кто крайний?» – спросишь
И встаёшь в хвосте.
Теперь не то! Нам даже и не снилось
такое изобилие во всём.
В сплошной бутик страна
преобразилась.
Разросся в супермаркет гастроном.
О как гурманам рынок потакает!
Какой изыск! Какой парад сластей!
Но в стане потребленья наступает
дефицит
порядочных людей.
Не задавайте вопросов
Нынче у нас в институтской среде
мало курносых и русоволосых.
Что, – победил их зловредный ЕГЭ?
Не задавайте вопросов.
Не задавайте вопросов.
А почему оболгали войну
и почему опорочен Матросов?
Зачем летописцы так врут про страну?
Не задавайте вопросов.
Не задавайте вопросов
Русских учёных талантливый внук
новый в Москву не придёт Ломоносов...
Где Академия наших наук?
Не задавайте вопросов.
Не задавайте вопросов
Нынче на радио и на ТВ
новый никак не пробьётся Утёсов...
Как все бездарности вновь во главе?
Не задавайте вопросов.
Не задавайте вопросов
Где наши деньги? В карманах каких?
Боже! За что мы в руках кровососов?
Ах, почему нет управы на них?
Не задавайте вопросов.
Не задавайте вопросов.
Лжи и беспутства вокруг круговерть.
И замолчал даже мудрый философ.
Ах, господа, чтоб самим уцелеть,
не задавайте вопросов.
Эстрадный тост
Мир эстрады, как прежде, неистов. Только есть измененье в судьбе:
выбегают на сцену «артисты» –
аплодируют... сами себе!
Сколько в аплодисментах старанья! Сколько в них любованья собой!
То ли просят они подаянья,
то ли власти хотят над толпой...
И когда побеждает бравада
этих странных, нелепых хлопков,
вспоминается наша эстрада
не таких уж далёких годов,
где рождалось само вдохновенье под российский щемящий напев...
Сколько гениев было на сцене,
сколько было на ней королев!
Были розы на сцене и слёзы, –
но в тогдашней нелёгкой судьбе
не просил подаянья Утёсов,
и Вертинский не хлопал себе!
Нынче творческий труд обесценен,
и сомнителен весь хит-парад.
Ах, как хлопают бодро на сцене!
Ах, как искренне в зале молчат...
Люди знают дурную манеру
этих так называемых «звёзд»,
разевающих рот под «фанеру»,
лишь себе посвящающих тост.
...Так давайте поднимем бокалы
за талантливость жестов и слов,
за овации строгого зала,
за достоинство честных певцов!
Так пой, дорогая!
Лишь в голосе сердца такое раздолье,
Что вольным напевам внимает судьба.
И слушают птицы
И слушает поле,
И слушает небо тебя.
Сегодня в России мелодиям тесно.
Со сцены покорно ушли голоса.
Но ты моя радость,
Но ты моя песня,
А всё остальное – попса.
Сейчас наша песня уходит в подполье,
Сейчас наша песня почти не слышна.
И только надежда
На вольную волю
Разбудит людей ото сна.
Я знаю, я верю, что ты не уступишь
Ни сладостной лести, ни злу, ни рублю.
А сердце не купишь,
И счастье не купишь,
Не купишь улыбку твою.
Так пой, дорогая! Последней любовью
Озвучена наша земная судьба.
И слушают птицы,
И слушает поле,
И слушает небо тебя.
«ЛГ» с радостью присоединяется к добрым словам поздравлений, которые звучат в эти дни в адрес известного поэта, давнего автора, друга и многолетнего подписчика нашей газеты Николая Николаевича Добронравова в честь девяностого дня рождения! Здоровья и новых творческих свершений!