Судебный процесс над нацистскими преступниками во Дворце юстиции Нюрнберга открылся 75 лет назад 20 ноября 1945-го и длился почти год. Это было последнее крупное совместное дело союзников по антигитлеровской коалиции.
Несмотря на разные позиции по процессуальным вопросам, судьи из государств-победителей пришли к общему мнению о виновности главных нацистских преступников. Четыре пункта обвинения – преступления против мира, преступления против человечности, нарушение законов войны и заговор – были предъявлены организациям Третьего рейха: СС, СА, СД и гестапо, руководящему составу НСДАП (Национал-социалистическая немецкая рабочая партия), кабинету министров, генштабу и верховному командованию вермахта.
На скамье подсудимых находились 24 бывших нацистских руководителя во главе с Г. Герингом. Может возникнуть удивление: почему так мало? Куда делся многотысячный партийный и военный аппарат рейха, перемолотившего пол-Европы?
В то время как советские следователи вместе с (небольшой) добросовестной частью союзников искали скрывшихся преступников, другая часть «союзников» пыталась их понадёжнее упрятать. Были проложены «крысиные тропы» – пути эксфильтрации нацистов в США, Канаду, Латинскую Америку, на Ближний Восток. Многие из них предусмотрительно сдались американцам ещё до военного поражения. Летом 1945-го начальник разведки Восточного фронта вермахта Р. Гелен уже договаривался с директором будущего ЦРУ А. Даллесом о переходе на службу. И вскоре Геленорг, Организация Гелена, а не скамья подсудимых в Нюрнберге, стала местом сбора тысяч нацистов. В 1956-м работа Геленорг стала «официальной» – в недрах Федеральной службы разведки Западной Германии (BND). А, например, генерал вермахта А. Хойзингер легализовался в НАТО – стал в 1961-м председателем Военного комитета альянса.
За рекрутингом поспевало пропагандистское обеспечение. В разгар Нюрнбергского процесса, 5 марта 1946 года, прозвучала Фултонская речь У. Черчилля – теперь не премьер-министра, а лидера оппозиции. «Железный занавес» и его тень, опустившаяся на континент после этого, воцарились официально. Малоизвестный, но говорящий, даже кричащий факт: свои словесные обороты Черчилль позаимствовал у... Геббельса. Тот использовал их в статье для газеты «Райх» 24 февраля 1945 года. Как видим, знамя было почти на лету подхвачено недавним противником.
Эрозия обвинений, сформулированных в Нюрнберге, продолжилась во время холодной войны. А сдача советским и российским руководством в 1991 году официальной идеологии страны дала сигнал Западу: теперь можно всё. Дошло в конце концов до уравнивания фашистского режима и советского строя.
Вся борьба за отстаивание исторической истины, которая ведётся на внешнем контуре, крайне необходима. Но столь же нужна она в самой России. Удары изнутри – самые болезненные. Когда частный телеканал «Дождь» проводит опрос, «не стоило ли отдать Ленинград нацистам, чтобы спасти тысячи жизней», – это кощунственно. Но когда подобное исходит от представителей даже государственных кругов – это кощунственно вдвойне. Как, например, действия высокопоставленных чиновников, которые в Петербурге открывали памятную доску финскому маршалу Маннергейму, державшему вместе с Гитлером кольцо блокады. Как сюжеты журналистов, которые предлагают поставить памятники генералу Краснову и другим коллаборационистам. Какой «раскол» намереваются преодолеть – между преступниками и жертвами, предателями и победителями?
Фашизм – атрибут капитализма и в качестве цепного пса служит капиталу в периоды кризисов. Сложно было представить себе это раньше, но теперь борьба против идеологии ненависти столь же актуальна внутри России, как и вне её.