Его поставила основательница театра народная артистка России Екатерина Еланская ещё в 1981 году, а восстановил сын Екатерины Ильиничны, народный артист России Александр Коршунов. Постановка посвящена памяти её создательницы.
Прежде всего аплодирую и воздаю должное чрезвычайно нужной идее – идее возрождения поэтического театра.
И вот пожалуйста: снова зал, сцена, снова читают стихи. Читают актёры, читают в театре, зал полон, и значит, необходимость в поэзии жива.
Основа представления – отрывки из эссе Марины Цветаевой, написанного на смерть Михаила Кузмина. На сцене – две героини, прелестная и восторженная (Н. Шмелёва), она ломаный горький цветаевский текст произносит так, словно ещё оставалась надежда на какую-то радость в том безнадёжном пустом мире. Другая постарше (заслуженная артистка России И. Мреженова), вся в тёмном, траурном, уже осознавшая, что старый мир не вернётся, и друг не вернётся, и стихи никому не нужны, – у неё и голос звучал ниже, трагичнее, и улыбалась она словно нехотя, через силу.
В этой поэтической композиции (так определён жанр постановки) фрагменты прозы перемежались множеством стихов в исполнении разных актёров. Были и молодые артисты театра, и приглашённые гранды (народные артисты России Е. Симонова, Л. Гребенщикова, Е. Киндинов, В. Баринов). Кто-то читал одного автора, как Симонова – Северянина, а, например, у Киндинова была целая подборка поэтов, причём из разного времени. Блок с Гумилёвым, Самойлов, Рыжий и – неожиданно – зачем-то Арабов.
Признаться, странным показался мне этот выбор. Понятно, что публика обожает демократичную ироничную поэзию; почитать смешное – беспроигрышный вариант; но здесь это «смешное», к сожалению, диссонировало с драматической, пронзительной тональностью вечера, выбивалось из настроя.
Вообще подбор авторов был не совсем оправданным. В спектакле звучат несколько раз, в разном исполнении, Северянин, Блок, Самойлов, но нет Есенина и Мандельштама, нет Бальмонта и Брюсова, нет Заболоцкого и Вознесенского.
Во-первых, их лирика прекрасно дополнила бы цветаевскую основу, а во-вторых, стихи этих поэтов легко воспринимаются на слух, в отличие, скажем, от Набокова, которого лучше читать, чем слушать. Разумеется, у любого поэта есть вещи более или менее подходящие для сцены, и вот в этом случае и необходима, на мой взгляд, точность выбора.
Видимо, актёры в ряде случаев сами выбирали произведения для спектакля, но здесь, пожалуй, оказалось бы полезным вмешательство редактора и режиссёра, вообще сторонний взгляд, чтобы стихотворная подборка звучала более органично.
И, конечно, хотелось бы, чтобы репертуар стихотворений не оставался застывшим, а менялся.
Из актёрского состава очень хорош Евгений Киндинов, кстати, единственный, кто участвовал в самой первой постановке «Нездешнего вечера». Он свободно чувствовал себя в необычном пространстве «Сферы», охватывал своим обаянием всех сидящих по кругу зрителей; это было блестящее исполнение талантливого мастера.
Евгения Симонова с упоением читала прекрасные стихи Северянина, она их почти выпевала, и настолько заразительно, что так и хотелось начать ей вторить: «И внимая Шопену, полюбил её паж».
Яркие удачи, выступления, запавшие в душу, – у артистов театра. Елена Елова читала отрывок из «Про это» Маяковского, Евгения Казарина – «Хочу я быть невестой…» Ахмадулиной, а Денис Береснев – «Поэтов» Блока; и делали это завораживающе вдохновенно.
В фойе после спектакля случайно услышала разговор двух зрительниц. Жаль, сказала одна, что было так мало легко узнаваемых стихотворений, тех, что, так сказать, на слуху. Я бы, сказала эта дама, с удовольствием проговаривала про себя любимые строки вместе с актёром.
Ну а кому-то, наоборот, радостно было услышать новые для себя стихи, узнав автора по манере. Тут, как говорится, сколько людей, столько и мнений. Состоялось главное: не хотелось в тот вечер быстро потерять настрой души, переключиться с «высокого» на бытовое, расстаться с поэзией.
Алёна БАШКИРОВА