В последний месяц 2016 года в Санкт-Петербурге состоялось сразу два выдающихся события в истории нашей культуры – премьеры-открытия сочинений двух великих русских композиторов.

Господь поразительным образом порой открывает нам, казалось бы, безнадёжно ушедшие творения великих классиков, что лишь подтверждает известную мысль о том, что рукописи не горят и что только Бог решает, чему оставаться жить, а чему нет на земле. Такие воскрешения (например, вторые рождения произведений Баха или Шуберта) бывают почти мистичны, но неизменно событийны.

В один вечер с разницей в пару часов в Санкт-Петербурге прозвучали юношеская симфония Георгия Свиридова и «Погребальная песнь» Игоря Стравинского. Сравнить эти нежданно-негаданно состоявшиеся премьеры, думается, было бы любопытно.

Премьера свиридовской симфонии состоялась в зале Капеллы Санкт-Петербурга в исполнении Иркутского симфонического оркестра (замечательный дирижёр Илмар Лапиньш). Сыграна симфония была великолепно. 25 сентября этому событию предшествовала иркутская премьера.

«Симфония была написана летом 1937 года в Курске, – рассказал о ней племянник композитора Александр Белоненко во вступительном слове к петербургской премьере. – В ней слышны заветы замечательного учителя Петра Борисовича Рязанова, давшего Свиридову необычайно много ценного, и в первую очередь практические советы по сочинению мелодий, чего тогда не делал почти никто. Конечно, первая симфония Свиридова – это как своеобразная фонограмма своего времени». А. Белоненко презентовал на премьере 23-й том издания полного собрания сочинений Г.В. Свиридова, в котором напечатаны ноты симфонии.

Пару слов о музыке (событие всё-таки). Надо сказать, очень хорошо, что он не стал сочинять так – откровенно академично – всю жизнь, на что были обречены многие его менее даровитые и самостоятельные коллеги. Но главное, что это музыка своего времени, которое явно слышится и видится в воображении при звучании симфонии, и что это путь к себе, к своему стилю. Стиль будущего Свиридова ещё не вызрел (студенту консерватории был тогда 21 год), но будущая индивидуальность проявляется в ранней симфонии Свиридова, думается, в первую очередь в органической невозможности автора обойтись без мелодики, песенности. Привычен был тогда ещё народу лирический распев, ежедневный, нормальный, так сказать, и композиторы-академисты пытались пристроить его в серьёзные жанры – в оперу (например, И. Дзержинский), в симфонию, что само по себе любопытно. Присущий Шостаковичу кинематографизм, такая «чёрно-белая» музыка как бы бегущих кадров, говорящая о своём времени, почти показывающая его наяву, – будущая характерная свиридовская картинность – тоже явно есть здесь.

Прекрасно начало симфонии! Замечателен этот медленный кларнет-рассказчик вначале, а затем, я бы сказал, нагрянувший поток времени, бег локомотива эпохи, какие-то колышущиеся знамёна, лица вдохновенные, стройки и затеи двадцатых годов – и дорога, дорога, её романтика, которая присутствует в музыке. Просто какой-то музыкальный символ 20-х годов, притом лирический, касающийся жизни и вдохновенных душ людей, а не «железных ночей» и тем более бряцания оружия. И этот явно русский мотив побочной партии, которая широко вздыхает и разливается, словно песня души, – замечательно! Музыка вообще весьма сюжетна, что свойственно всегдашней яркой образности будущего Свиридова. Поразил меня тихий, лиричный конец первой части в глубоком миноре. Уже тогда он всё понимал и тихо скорбел, печаловался о своём поколении, веке своём?.. Во второй части звучит оптимистическая тема – такая физкультурная, молодая, искренне радующаяся, бодрая. А от начала третьей части (арфа со струнными) я даже вздрогнул – прямо будущий «Триптих» по тембру. Но, откровенно говоря, всё остальное не слишком вдохновило – тут уже началась какая-то выдуманность музыки «под взрослого», хотя блестящее для юноши владение оркестром очевидно (Шостакович полагал его симфонистом). Такая ленинградская интеллигентская музыка.

Но так или иначе, это явно выраженное душевное и идейное стремление к русскому и мелодическому. Заметно несомненное влияние Бородина и Римского-Корсакова и, конечно, Шостаковича, без влияния которого композиторы тогда вообще не сочиняли музыку.

Сам Георгий Васильевич считал, что симфония утеряна, впрочем, приговаривал он к сему, «без особого ущерба для человечества»… А просто так творцы свои сочинения в стол не кладут. Тем не менее Илмар Лапиньш с огромным успехом исполнил симфонию в Иркутске и Черемхове. Народ, как всегда, выразил свою любовь к Свиридову. Показательно, что это произошло в иркутском крае, на родине идейного соратника Свиридова, великого русского писателя Валентина Распутина, имя которого было справедливо упомянуто на премьере.

В любой просвещённой стране это была бы сенсация (ведь премьера неизвестной ранее вещи национального русского композитора Свиридова – это что-то вроде премьеры, скажем, в Австрии ранее неизвестной симфонии Гайдна или Шуберта). Но не в нашей. Зал капеллы был полон, глаза публики светлы, но ажиотажа и бомонда не наблюдалось (не заказывали). Находка в Чехии неизвестной вещи Дворжака или в Норвегии Грига наверняка привела бы на премьеру президента страны или уж по крайней мере министра культуры точно. Но не у нас. Просто Свиридов любим народом, любим Россией, и поэтому в недрах её, на прекрасном пространстве Сибири родилась эта премьера, и музыка прозвучала и зажила своей жизнью, пришла в город юности композитора Петербург – невзирая ни на что. И приезд оркестра, и издание симфонии в очередном томе ПСС стали возможны благодаря поддержке иркутского губернатора Сергея Левченко. Вот пример настоящего, а не словесного патриотизма, достойный государственного деятеля.

Иное дело премьера «Погребальной песни» Игоря Стравинского. Написал он её в 1908 году под впечатлением от смерти своего учителя Н.А. Римского-Корсакова (в начале концерта символично была исполнена сюита из знаменитого «Китежа»), в 1909 году была исполнена в Петербургской консерватории под управлением Ф. Блюменфельда. В результате событий революции 1917 года рукопись исчезла и считалась пропавшей. Однако весной 2015 года комплект оркестровых партий был обнаружен при участии библиотекаря консерватории Ирины Сидоренко на старом складе нот. Под руководством проректора консерватории Натальи Брагинской и при участии молодого композитора Юрия Акбалькана эти голоса были собраны в партитуру воедино. Музыка «Погребальной песни» единопланова – 11 минут только в медленном темпе, но не­обыкновенно для молодого человека глубока, вся на подсознании, на каких-то тенях и отзвуках скорби, и с непостижимой новизной написана для оркестра. Будущий создатель мировых шедевров – знаменитых «русских балетов», абсолютный чемпион мира по симфонической оркестровке представляется здесь уже в полную силу (хотя автору было всего лишь 26 лет). Прозвучавшая музыка балета «Жар-птица», написанного год спустя после «Погребальной песни», надо сказать, исполненная оркестром под управлением В. Гергиева в финале премьерного концерта просто гениально, органично перекликалась по стилю и тембровому колеру с премьерным сочинением мастера.

На премьере «Погребальной песни» уже присутствовали и «бонтонность» (Ф.М. Достоевский), и откровенно, официально заявленная сенсация, и правительственный уровень мероприятия (чего само по себе такое событие, конечно, стоит). Вступительные речи переводились на английский, наличие правящей элиты в зале весьма ощущалось, светский характер мероприятия был очевиден, много телеобъективов – всё, как положено. Да и величественный современный концертный зал Мариинского театра, переполненный публикой, тому способствовал, и, конечно, вдохновенное, глубокое исполнение оркестром театра под управлением Валерия Гергиева. Когда после премьеры дирижёр, ничего не говоря, просто поднял партитуру, как икону, и показал её залу, раздались продолжительные растроганные овации. Отметим, что нынешний объявленный Год Прокофьева (125 лет) перешёл, по предложению В. Гергиева, в наступающий в следующем сезоне Год Стравинского (135 лет). Любопытно отметить, что никто прошедший год не захотел назвать Годом Свиридова, хотя ему и исполнилось бы 16 декабря 2015 года 100 лет. Эту дату, впрочем, тоже, как и премьеру симфонии, очень широко и ярко отмечала вся музыкальная Россия, но без бомонда, сенсаций, светского бонтона и переводов на английский.

В этой связи любопытно сочетание этих двух самих по себе прекрасных событий.