Виталий Аверьянов. Со своих колоколен. Стихи. Песни. Эпос. – М.: Книжный мир, 2017.

Писать о поэзии Виталия Аверьянова трудно. Прежде всего потому, что он сам, как бы взглянув на читателя своего сборника «острым глазком» (В. Розанов), «глазком» то ли скомороха, то ли волхва, то ли юродивого, все читателю сам и написал про свои стихи, а заодно про поэзию в целом. В кратком, но, мягко говоря, концептуальном «приложении» к книге. Тут нечего добавить, можно только перефразировать.

Итак, перефразируя В. Аверьянова. В наше время происходит глобальная «смена вех» в поэзии, да и в культуре вообще. Классическая поэзия-культура никуда не делась, так же как никуда не делась, например, латынь в эпоху Возрождения. Мы любили, любим и будем любить Пушкина. Но писать «как Пушкин» («как Есенин», «как Ахматова» и т.д.) – это значит обрекать себя на заведомо реликтовое существование. Система течений, жанров, стилей и т.п. эпохи классики и модерна – это очень интересно. Однако будущее культуры – не сохранение стилей и жанров, а возрождение русского человека и его русского языка во всех их жизненных проявлениях, «живых как жизнь» (К. Чуковский). В этом смысле основное качество поэзии Виталия Аверьянова (извините за каламбур) – это витализм, изъясняясь языком недавнего прошлого, - жизнеутверждающий пафос.

Все-то Русь пережила, прожует и это,

Чрез инфаркты сбросив кожу, вздымит птичий свист.

Потому как тайная свобода здесь воспета.

А свобода на потребу – просто чистый лист…

Другое сравнение. В культуре вскоре произойдет то, что произошло, к примеру, с творчеством Блока, когда он вдруг после «Прекрасных Дам» и «Незнакомок» написал «Двенадцать», где важны не «мотивы городского фольклора», не «новаторские ритмика и метрика», а «живая жизнь» революционной эпохи, воплощенная в живом русском слове. Книга В. Аверьянова – это онтологически «немножко» «Двенадцать». Не дай нам Бог, конечно, никаких революционных эпох…

Матерый литературный критик классического пошиба прежде всего обвинил бы Аверьянова в эклектике и стилизации. Действительно, здесь есть все: от эпоса, былины (и даже «забылины») до эпиграммы, политического памфлета и «опытов черностишия». Но в том-то, как сейчас говорится, и «фишка», что это никакая не эклектическая литературная стилизация, а самая что ни на есть исконная жизненная стилистическая синкретика.

Извините за «далековатое сближенье», но русский «волхв-юродивый-скоморох» В. Аверьянов, если бы он (не дай Бог!) был китайцем, стал бы ярчайшим даосом, типа какого-нибудь Чжуан-Цзы. Такими же «русскими даосами» были, скажем, В. Хлебников или В. Розанов.

Поэзия, культура – это дао, жизненный поток, естественный ход развития жизни и языка во всех их бесконечных проявлениях. Как пишет сам автор, «подлинный стих» – это естественная фраза, жест, взрыд человека в одну из высших точек его жизни. А жизнь, как известно, снимает разделение литературы на т.н. роды: эпос, лирику и драму с их строгой и непоколебимой иерархией жанров-«форматов». Поэтому и произведения Аверьянова невозможно «отформатировать».

Менее всего хочется назвать эти произведения текстами – на постмодернистский манер. Потому что пафос у Виталия Аверьянова совершенно обратный. Известная «речевка» постмодерна «человек умер, остались структуры» у Аверьянова превращается в «структуры умерли – остался человек». А хрестоматийное ницшеанское «бог умер» – в «бог жив».

В предисловии к сборнику Александр Проханов спрашивает: «Кто он, Виталий Аверьянов, создающий свои стихи, эпос и песни?» Далее у Проханова идут: скоморох, поп-расстрига, разгульный кабацкий весельчак, шаман… ту анфиладу определений можно продолжать до бесконечности, потому что и жизнь бесконечна.

Владимир Елистратов