Мэлор Стуруа

В уходящем году ему исполнилось 90 лет, но характер у него неугомонный, и он полон творческих сил. Сейчас легенда отечественной журналистики живёт в США, штат Миннесота, и продолжает работать собственным корреспондентом «Известий» и «МК».

Пиета

Черты случайные сотри

И не мочи мечту в сортире ...

Христу ведь было тридцать три,

А скульптору – двадцать четыре.

Мотив запомни наизусть,

Как Бах, в орган буравя ноты.

Христа же звали Иисус,

А скульптора – Буонарроти.

Но главное в «Пиете» – мать.

С чела отбросив чертовщину,

Не знаю, как могла поднять

На руки мёртвого мужчину.

И на колени положить,

Свои дрожащие колени,

Чтоб милосердью проложить

Пути на сотни поколений.

Не волшебством ли создана

В её руках такая сила?

Нет, просто вспомнила она,

Как сына на руках носила.

Он перышком казался ей,

Воробышком, пучком мимозы,

Оторванной от всех корней...

Там тяжки были только слёзы.

А Бог, расчётливый хитрец,

Своё забрал, поставив точку.

Несчастной матери, подлец,

Оставил только оболочку.

Целёхоньким взлетел Христос

К отцу в заоблачные выси,

Уже без ран, гвоздей и слёз,

Без крови, нечисти и слизи.

Сыночка обмывала мать,

Как в детстве призрачно-далёком,

И жизнь в глазах его поймать

Пыталась замутнённым оком.

Но он в бессмертье убежал,

Как в детстве из дому, бывало.

И голос у неё дрожал,

Когда его обратно звала.

Мальчишка-скульптор услыхал

Тот голос, что улёгся в мрамор.

Его «Пиета» пусть лиха,

Но дышит истиной и драмой.

Одних сломал и укатал,

Других от зависти бесило,

Что он, мальчишка, угадал

Источник материнской силы.

Для них он просто сорванец,

А облапошил Бога ишь как!

Надел на голову венец

Никем не ведомый мальчишка...

Европа, Средние века.

Уже забрезжила Пиета.

Она манит издалека

Воображение поэта.

И не понять им вновь и вновь,

Смыкая мысли напряженье,

Что материнская любовь

Сильней земного притяженья.

Померкли творчества огни

И своенравная харизма.

Рабами стали все они

Античного соцреализма.

Да, в белом венчике из роз,

Из блоковского поколенья.

Но на земле лежит Христос,

Лишь головою – на коленях

У матери, у матерей,

У миллионов непорочных.

А вьюга вдруг, заматерев,

Стучится в двери не нарочно.

Но скульптор неподвластен ей,

Ей неподвластна и Пиета.

Бессмертье мнётся у дверей,

Но ни на шаг с поста при этом.

В огнях божественных петард

И в славословьях иерархов

Стоит в базилике Петра,

Смущая пап и патриархов.

И оплывает стеарин,

А с ним и папский воск решений.

И паства молвит: «Не ори

Про это чудо воскрешенья!»

И мрамор вновь похож на воск,

Податливый, как плоть от плоти,

Как Архимед из ванны, воск

Черпал тогда Буонарроти.

Перечеркнул он и Камо –

«Камо Грядеши» божьей силы.

И воскрешение само,

И бегство в небо из могилы.

А Боже молвит: «Посмотри,

Грехи, грехи творятся в мире...»

Христу ведь было тридцать три,

А скульптору – двадцать четыре.