Сергей Параджанов. Изоляция.
Составитель З. Сагрсян
Музей Сергея Параджанова,
Ереван, 2018. – 400 стр.
Ночью закончила читать книгу «Сергей Параджанов. Изоляция». Иллюстрированный рисунками и коллажами самого автора, красивый и внушительный – в 400 страниц – фолиант. В книге – только письма большого режиссёра и человека, пере-сланные им из заключения на волю легальными и нелегальными способами.
17 декабря 1973 года. Киев. В этот день Сергей Параджанов был арестован по сфабрикованному обвинению. Этот день он считал днём своей смерти. С этого дня началась его тюремная эпопея, которая длилась 4 года и 13 дней. Он писал эти письма почти до последнего дня неволи, когда ещё не ведал и не верил, что будет свободен, не досидит чуть меньше года (благодаря упорству Лили Брик и хлопотам французского поэта Луи Арагона) определённого ему тогдашним режимом пятилетнего срока… Когда прокурор, перед тем как выпроводить арестанта на волю, спросил, как принято в таких случаях, осознал ли Параджанов свою вину, Параджанов, «к удивлению присутствующих, на этот вопрос ответил так: «Гражданин прокурор, мне нечего осознавать. Пусть свою вину осознает тот следователь по особо важным делам, благодаря которому меня посадили».
Мощная книга! Абсолютно романная, с закольцованным сюжетом и небольшим, но необходимым послесловием составителя – о подробностях «странного» освобождения Параджанова.
Но… не самое простое оказалось чтение. Чересчур эмоциональное. Что сказать: я потрясена, не спала почти полночи, всё думала, смогу ли адекватно выразить словами всё, что чувствовала в процессе чтения.
Что же мы за люди такие, если в очередной раз ничтоже сумняшеся распяли обыкновенного гения, живущего в одном с нами мире (читай – околотке, только руку протяни), и даже не поморщились! Это чувство испытываешь с каждым новым прочитанным письмом. Думали, что навсегда уничтожили сие неординарное, такое не похожее на нас явление – «она, должно быть, из Китая, здесь на неё похожих нет»; думали (жалкие людишки!), что отлично справились с поставленной задачей извечного изничтожения непохожести, а в действительности – какую (в очередной раз) «биографию сделали «нашему рыжему! Как будто он кого-то нанял». Впрочем, без этого едва ли шарик наш крутился бы так резво!
«Изоляция» получилась невероятной, по мне – это удивительный кино-сценарий-монолог большого мастера в загоне. Кинематографичен до сути, до самой последней фразы. Уверена, что по этой книге обязательно будут учиться писать сценарии и снимать фильмы о Мастере.
Параджанов великолепен. Конечно, эмоционален. Думаю, что он сознательно прописывал каждое, даже самое короткое письмо как сцену (из фильма ли, из спектакля – всё равно), видел её отстранённо и контролировал «внутренним взором» даже те письма, где – «мернумем!» (умираю). Гениальность не пропьёшь, не свернёшь ей шею, даже посадив на цепь. И, боже мой, сколько же из него фонтанами бьёт идей! А он их раздаёт в письмах пригоршнями.
Знаменитый итальянский кинодраматург Тонино Гуэрра рассказывал мне, как был дружен с Параджановым, как ездил к нему в Тбилиси, а затем они вместе отправились в Армению. О том путешествии Гуэрра написал книгу «Тёплый дождь» (в Италии она была отмечена премией) и был поражён, когда один совершенно незнакомый ему человек в Москве сказал, что знает эту книгу, что читал её. Сергея Параджанова Гуэрра тогда не называл Параджановым. Нельзя было. Такое было время. Он называл его – Агаджанян. Поэтический Параджанов в кино. Говорил: «Он как воздух, как сказка. Если мне трудно, плохо, если раздражает всё: улицы, машины, – я смотрю какой-нибудь параджановский фильм. И все становится другим, и я становлюсь другим».
После того как Параджанова засадили за решётку, на бюро ЦК первый секретарь Щербицкий заявил, что с «поэтическим кино на Украине покончено».
Огромна, практически неподъёмна работа с письмами Завена Саргсяна, я это увидела и оценила ещё и потому, что в свое время прошла нелёгкую школу работы с ними в «Литературной газете» (несколько лет служила по ведомству отдела писем и знаю, «с чем всё это едят»). И эта его раскадровка! Где есть только письма самого Параджанова, перебивающиеся несколько раз дубовым шизофреническим официозом! Очень сильный приём. Построение книги – пожалуй, одна из самых важных находок «Изоляции», только монологи-сценки и «мизансценки» автора (многочисленные списки и перечисления, кому что подарить, что кому передать и так далее), никаких ответов «визави». «Тебе, Светлана, кажется, что я купец и старьёвщик (ветошник), – пишет он жене. – Да, это так. Я выражал и выражаю своё внимание к людям через вещи… Если ты знаешь, что из моих вещей можно подарить тем людям или человеку, то, пожалуйста, подари. Мне ничего не жалко! Кроме своих работ».
Я подумала, что мне, скажем, было бы тягостно и неинтересно читать ответные «монологи» даже Романа Балаяна или Лили Брик с Василием Катаняном. Пусть это будет отдельной темой, она вполне периферийная. Параджанов «пробелы» сам восполняет блистательно, с лихвой. Всё предельно чётко, понятно. Сюжет движется стремительно, хотя для самого «сидельца» он еле ползёт. А к тому же есть ещё и дельные комментарии составителя. И хотя сквозь письма продираешься с болью, кровью и стонами, становление самого Параджанова – слабого, больного, сложного, пульсирующего, фонтанирующего идеями, без которых он даже на зоне не может существовать, противоречивого, трезвого, ни на кого не похожего, гениального… всё настолько выпукло! Исповедь-проповедь! И этот удивительный эпохальный роман-свидетельство он писал четыре с лишним года! О своей гениальности знал, прекрасно знал, и нисколько этого знания не стеснялся. Правда, оговаривался: «Я тоже жил высоко, на 7-м этаже – но это не та высота Олимпа, откуда сбрасывали, а не сбрасывались!» Прожил. Пережил. Дожил. И отомстил недругам – как и другой распятый – любовью.
Ирина Тосунян,
собкор «ЛГ» в США