О том, что было самым трудным в этой работе и почему стало делом всей жизни, г-н Латиф Баханд рассказал «ЛГ».
– Насколько я знаю, ваша жизнь с ранней юности была так или иначе связана с русской литературой. Расскажите об истоках этого интереса. Почему он возник? Что в русской литературе показалось вам настолько притягательным, что вы всю жизнь занимаетесь переводами и живёте «в близком соседстве» с русской классикой?
– После событий 1978 года, которые у нас называют «Апрельской революцией», в Афганистан из Ирана пришло много произведений русской классики, переведённых на язык фарси. Многие книги, правда, были в сокращённом варианте. Мы читали Максима Горького, Шолохова. Допустим, роман Горького «Мать» прочли почти все, как и «Судьбу человека» и отдельные части «Тихого Дона».
Потом на афганском радио началась передача, которая называлась «Шедевры мира». Я готовил большинство материалов на языке пушту для этой передачи, и мне пришлось, используя язык фарси, переводить шедевры мировой литературы – от Шекспира и Шиллера до Горького и Шолохова.
В 1987 году, когда я впервые приехал в Россию, я не знал русского языка. Мне дали рекомендательное письмо от Союза писателей Афганистана в Союз писателей СССР, мол, это член нашего руководства, он хорошо знает афганскую литературу и может работать в качестве нашего представителя в советском Союзе писателей. Я подписался на множество разных газет и журналов, ходил в Союз писателей, в ЦДЛ – просто приходил на разные мероприятия и слушал. Это помогло. Постепенно я начал читать по-русски.
В 1991 году распался СССР. А через четыре месяца началась гражданская война в Афганистане. Я ещё не успел получить диплом, ждал его и продолжал посещать литературные встречи. Жить стало тяжело – мы не могли вернуться в Афганистан. Я начал работать на безвозмездной основе в Институте востоковедения Академии наук, потом меня пригласили в Институт стран Азии и Африки как носителя языка. А затем я поступил в Литературный институт на Высшие литературные курсы, на отделение критики. И эти два года учёбы до сих пор вспоминаю как свои лучшие студенческие годы!
– Русский тяжело давался?
– Очень тяжело… Когда приехал в Россию, мне было 30 лет, и я вообще не знал русский язык. Я поступил на языковые курсы. Но практики-то у нас не было. Прошёл год, а языка я ещё толком не знал…
На второй год, кажется, в мае или весной я понял, что, похоже, уже понимаю грамматику русского языка. И тогда я смог нормально читать газеты. Ну, конечно, общался с русскими ребятами. Уже после курсов я познакомился со многими советскими литературными критиками, философами. Начал читать Бердяева – он меня очень заинтересовал, и я перевёл несколько его статей о культуре, о России, о коммунизме.
Потом меня пригласили на радио Би-би-си (афганская служба). Основным языком был русский. Именно в то время, а на дворе был 1999 год, я решил для себя: чего это я целый день буду переводить новости? Дай-ка я одновременно попробую заняться литературой. И начал переводить первую страницу «Войны и мира».
Если я не знал какие-то слова, то подчёркивал их – в среднем это было 25–30 слов на каждой странице. Но я решил, что буду работать – пусть даже по полстраницы в день. Текст набирал сразу на компьютере, а когда было написано 300 страниц, компьютер сломался, и они безвозвратно пропали. Это была катастрофа! Пришлось начинать всё сначала.
Перевод занял почти 10 лет. Конечно, это было тяжело… Если бы не друзья, однокурсники и профессора – я бы не смог перевести эту книгу. Алевтина Герасимова (востоковед, специалист по афганской литературе, знающий язык пушту), Татьяна Ивантеева, преподаватель Кировского университета, Ионкина Вера, ребята, с которыми я учился, очень мне помогали. Я не говорил, что занимаюсь переводами, просто спрашивал о том, чего не понимал. И ещё я читал много статей о русской классике.
Посмотрел фильм «Война и мир», наверное, раз сто. Потому что в книге встречаются всевозможные названия оружия, военных званий, которых сегодня не существует – а у нас их вообще никогда не было! Я купил книги с иллюстрациями, чтобы увидеть, как всё это выглядит.
Иногда я обращаю внимание на фарсийские переводы, которые существуют в Иране. Но там такая проблема: переводы эти сделаны либо с французского, либо с английского. То есть получается, что это уже второй перевод. Отличие от оригинала в итоге огромно! Я считаю, что, не зная культуру той страны, произведение которой ты переводишь, невозможно передать все смысловые нюансы и мировоззренческие особенности. Потому что перевод – это зеркало культуры. А между Россией и Афганистаном очень большая культурная разница.
– Какие ещё были трудности при переводе текста? Лексические, стилистические, интонационные?
– Абсолютно всё было сложно. Во-первых, лексика. В языке пушту просто нет такого словарного запаса, как в русском языке. Аналоги многих слов вообще отсутствуют. В таких случаях мне приходилось искать синонимы, подбирать похожие слова. Ещё стиль… На Востоке большие книги – это в основном поэзия. Например, «Шахнаме» или «Маснави-Маанави» Хушаль-хан Хаттака. А тут – проза. В «Войне и мире» есть места, где одно предложение занимает целую страницу. Иногда мне приходилось дробить такие предложения на три-четыре, чтобы их мог воспринять наш читатель. Ещё сложности вызывали молитвы, обычаи. И, конечно, чувство юмора. Оно у разных народов существенно различается, потому что произрастает из картины мира, из мировоззрения.
Также трудно было переводить имена. Афганскому читателю, даже образованному, очень трудно запомнить имена и отчества героев, они часто не понимают и путаются, кто есть кто. И, конечно, если читатель не знает истории России, ему очень сложно понять роман.
– А как пришла идея перевести «Тихий Дон»?
– «Тихий Дон» я впервые прочёл на фарси. Это, по-моему, самая потрясающая проза, к тому же идейно близкая Афганистану.
– Что вы имеете в виду?
– Во-первых, проза очень красивая. Как автор рисует природу!.. Во-вторых, то, что происходит в романе, очень похоже на то, что происходило в Афганистане. Гражданская война, белые, красные, предательство, любовь – к женщине, к Родине… И, конечно, очарование деревни и мысль о том, что в конце не остаётся ничего, кроме своей земли и детей.
– «Тихий Дон» было легче переводить, чем «Войну и мир»?
– Нет, «Тихий Дон» тоже давался очень тяжело. Там же смешение украинского и русского языков… Я переводил его семь лет. Мне очень помогло то, что я официально работал на Украине, слышал язык, ребята-сотрудники мне помогали. Я очень благодарен нашему секретарю Светлане Бурляк и ещё двоим сотрудникам, которые знали язык фарси.
Одновременно с «Тихим Доном» я работал над переводом «Анны Карениной». Так что, когда я уставал от Аксиньи, я приходил к Анне (смеётся).
– А ещё что-нибудь переводили из русской классики?
– Да, Достоевского. Однажды я прочитал «Игрока», а потом узнал, что Достоевский написал его за двадцать один день. И я тоже решил попробовать сделать перевод за двадцать один день. И мне это удалось, притом без помощи секретаря!
Потом я взялся за «Братьев Карамазовых». Это была самая трудоёмкая работа, ведь этот роман даже не все русские до конца понимают, но я её осилил. Переводил несколько лет. Потом четыре раза вычитывал свой текст, сравнивал, правил. Эта доработка далась даже сложнее, чем сам перевод.
А сейчас я занимаюсь «Преступлением и наказанием». Перевод уже закончил, но ещё годика два нужно, чтобы его доработать… А следующий у меня в планах «Доктор Живаго».
– Почему вас заинтересовал Пастернак? В этом романе тоже есть близкие вашей культуре реалии?
– Нет, просто это очень известный роман, и я хочу показать его афганцам. А дальше будет или «Мастер и Маргарита», или «Бедные люди» Достоевского.
– Как бы вы обозначили главную цель этих переводов? Вы хотите открыть русскую классику читателям Афганистана или это некая личностная установка?
– Во-первых, я перевожу для души. Во-вторых, хочу по возможности адекватно передать особенности языка оригинала. По моим данным, словарный запас на языке пушту гораздо меньше. А здесь, смотрите, сколько слов! И, в-третьих, да, конечно, это делается для тех, кто хочет познакомиться с русской классикой.
Кроме того, все свои накопленные в процессе перевода знания я использовал для написания двух книг, которые называются «Русская литература XIX века» и «Русская литература ХХ века».
– Я знаю, что ещё вы переводили Владимира Бояринова. Чем вас зацепили его стихи?
– В его поэзии есть восточные истоки, есть гармоничное сочетание образности, рифмы и глубины. Это очень редко можно встретить в современной поэзии…
– Если говорить о современной литературе Афганистана – какая она? Развивается ли она сегодня? Кого в ней больше – поэтов или прозаиков?
– Да, литература очень активно развивается, потому что происходит много событий. В Афганистане идёт война, на этом фоне ярче выглядят и любовь, и предательство…
Чем общество старше, тем в нём больше поэтов. Но и прозаиков у нас достаточно, и среди них есть очень хорошие авторы.
У нас есть Сулейман Лаек (ему в сентябре исполнилось 90 лет) – бесподобный поэт и прозаик, лауреат многих премий – афганских, таджикских, советских. Ещё Рахнавард Заряб. Пирмухаммад Карван, Кахар Гасии. И среди молодёжи я бы выделил Шахнаваз Бакир и много других. Есть женщины, которые прекрасно пишут, например Спожмай Заряб, Карима Шабранг, Наима Гани и многие другие. Хорошо бы однажды перевести их на русский.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Мохаммад Латиф Баханд – дипломат, писатель, переводчик. Чрезвычайный и Полномочный Посол Исламской Республики Афганистан (ИРА) в России. Родился в 1956 году. После получения высшего образования в Афганистане окончил аспирантуру факультета журналистики МГУ и защитил кандидатскую диссертацию. Преподавал в Институте стран Азии и Африки, работал корреспондентом ВВС в Москве, а после стал сотрудником афганского посольства. Возглавлял департамент Центральной Азии МИД ИРА. Эксперт Центра стратегических исследований при афганском МИДе. Перевёл на язык пушту романы Толстого, Достоевского, Шолохова и других авторов.
К 60-летию легендарного барда. 
О гражданской позиции известного поэта и нобелевского лауреата размышляет Владимир БОНДАРЕНКО.
К 160-летию классика отечественной литературы.
О коронавирусе пишут сейчас многие поэты. Вот и Елена ЛИТИНСКАЯ не осталась в стороне.
Поэзия Игоря ПОКОТИЛОВА жестковата, даже порой жестока.
В рассказах Светланы ПЕРЕГУДОВОЙ – люди провинции, печальные, мятущиеся, порой потерявшие надежду, но все-таки живые.
О романе Канты Ибрагимова «Стигал» размышляет Сесили ДЗЕБНИАУРИ.
Майский номер известного литературного журнала получился довольно насыщенным.
О теме «лишнего человека», популярной в изданиях, входящих в «Журнальный зал», рассказывает Владислав КИТИК.
Наталья РАДУЛОВА о том, что символика украинской дивизии «Галичина» признана нацистской.
Обращение Российского книжного союза (РКС) в связи с ситуацией в книжной отрасли нашей страны.
Заявление Международного Славянского Совета, подписанное Сергеем БАБУРИНЫМ.
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться