Обсуждая пресс-конференцию президента России, многие комментаторы отметили нехарактерный для Владимира Путина тон. Качества, присущие профессиональным разведчикам, никуда не делись, но кроме рассудительности, располагающей к общению открытости, несколько раз прозвучала нота, не укладывающаяся даже в категорию «раздражение». Кто-то из наблюдателей отметил: «Это была ярость».
Подобная оценка, безусловно, субъективна, да и вообще аналитика высказываний Владимира Путина сама по себе могла бы стать интересным объектом анализа. По тому, каким образом представители разных политических групп расставляют акценты, можно судить о настроениях в обществе. Судя по реакции в соцсетях, яркий эмоциональный посыл президента – достали! – оказался созвучен чаяниям большинства.
Вместе с восклицаниями Путина в адрес западной журналистки, требовавшей гарантий ненападения на Украину, выплеснулись чувства, накопившиеся в общественном сознании за последние тридцать лет. Президент своими высказываниями как будто вывел наше общество из состояния фрустрации. Вряд ли такой эффект планировался изначально (скорее он стал побочным продуктом внешней политики), но это вовсе не снижает ценности проведённого сеанса психотерапии.
Как-то, рассуждая об опасности фрустрации (применительно к конкретной личности и стране в целом), клинический психолог Ирина Медведева объяснила простым языком суть явления: фрустрация – это бессильная ярость, невысказанная, нереализованная, когда человек злится, чувствует несправедливость, но ничего не может сделать. Эта бессильная ярость для человека крайне опасна, грозит серьёзными проблемами со здоровьем. Для общества, для государства она может быть разрушительной.
Такую психотравму российское общество получило в результате унижений, связанных с распадом страны в 1991-м, в результате событий на Украине, где ВСУ расстреливали жителей Донбасса, а в Одессе неонацисты сжигали «колорадов», в результате сложившейся системы международных отношений, в которой Россия регулярно выступает жертвой двойных стандартов.
Все эти сюжеты были затронуты президентом на пресс-конференции. Тезисно самое важное:
«Советский Союз прекратил существование, а часть исторических российских территорий с населением исторической России оказалась за пределами Российской Федерации, прежде всего на Украине…»
«Что произошло в 2014 году? Госпереворот. Кровавый. Людей убивали и сжигали… После этого возник Крым. А как мы могли отказать Севастополю и Крыму, людям, которые там проживают, взять их под свою защиту и под крыло? Невозможно. Или что, мы должны были безвольно смотреть на то, что происходит на юго-востоке, в Донбассе, который изначально, даже при организации Советского Союза в 1922–1924 годах, не мыслил себя иначе как частью России?..»
«Мы ясно и чётко дали понять, что дальнейшее движение НАТО на восток неприемлемо… Мы, что ли, ставим ракеты рядом с границами США? Нет. Это Соединённые Штаты со своими ракетами пришли к нашему дому, на пороге нашего дома находятся уже. Разве это какое-то избыточное требование – не ставить больше никаких ударных систем нашего дома?.. А вы требуете от меня каких-то гарантий? Вы должны дать нам гарантии – вы! И немедленно! Сейчас!..»
Таким образом «бессильная ярость» вербализировалась, обрела форму действия, выразилась в настоятельном требовании российской власти к коллективному Западу учитывать интересы нашей страны. И хотя президент отрицает, что Россия выдвинула ультиматум, предпочитая язык дипломатии, в народе «проект договора о гарантиях безопасности России и стран НАТО» по-прежнему считают именно ультиматумом. О поддержке инициатив президента свидетельствуют и замеры общественного мнения. Исследования американской компании Gallup зафиксировали в 2017 году, что 67% россиян считают НАТО угрозой. Можно не сомневаться, что за прошедшие пять лет российское общество только утвердилось в этой мысли.