Алексею Владимировичу Уханову – 96 лет. Высокий, широкоплечий, быстрый в движениях, он и в свои немалые годы выглядит настоящим русским богатырём.
Тульский мужик
Родился Алексей Владимирович 16 октября 1922 года в селе Никитское Тульской области, в двенадцать лет уже работал, как заправский мужик. Получить среднее образование так и не успел – началась война.
«Призвали меня, – рассказывает Уханов, – 7 августа 1941 года в разгар уборочной страды. Вечером вернулся с поля, а утром уже был в военкомате. Не знаю, как у других, а у меня был один настрой – быстрее на фронт, да лупить немцев до тех пор, пока не дадут дёру. Я был отчаянный и горячий, всегда лез вперёд, никому не уступал. В драчках тем более. Из района нас доставили в Тулу, а затем в Чебаркуль, город в Челябинской области».
Уханова определили в стрелковый батальон: одели, обули, выдали оружие. Две недели обучали военному делу и ждали приказа о переброске частей на передовую. Но вместо фронта Уханова отправили на военный завод.
«Наступил 1942 год. Чувствую, моя «командировка» затягивается. Фашисты уже под Москвой, а я тут ветошью руки вытираю. Написал рапорт. Получил отказ. После гибели отца под Москвой снова строчу заявление: «Хочу отомстить за отца». Не подействовало. Отправки на передовую добился лишь к весне 1943 года.»
Дни учёбы в школе младших офицеров пролетели незаметно. Сержанта Уханова назначили помощником командира стрелкового взвода 1019-го стрелкового полка 308-й стрелковой дивизии Центрального фронта, которым командовал тогда Константин Рокоссовский. Полк готовился к наступлению на Курской дуге.
Утро 5 июля 1943 года выдалось жарким. Взвод Уханова окопался в поле за лесопосадками. Ждали приказа о наступлении. За спиной грохнула артиллерия. Минут через десять огонь стих.
«Слышу: «Вперёд! В атаку!» – вспоминает Уханов. – Я рванулся первым, страха не было. Сделал два прыжка и остановился. Поднимутся ли солдаты? Смотрю: бегут. Проскочили метров двадцать. Противник начал простреливать местность. Мы поползли. Взрывы спереди, сзади, по сторонам. Загорелось поле. Гарь, пыль, дышать нечем. С каждым разрывом над нами пролетают оторванные руки и головы. Жуть!»
Полк Уханова наступал четыре дня подряд. Продвинулись всего лишь на тридцать километров. Фашисты отчаянно сопротивлялись и грамотно отступали.
«Мы же несли огромные потери, – вздыхает Алексей Владимирович. – Приходилось ходить в атаку без поддержки танков, авиации и артиллерии, с одним автоматом да связкой гранат. В середине июля мы пошли в очередное наступление. Взвод рассыпался по картофельному полю. Бегу впереди, бойцы – за мной. Снаряды взрываются всё чаще и всё ближе к нам. Я затаился во рву, залегли и солдаты. Фашисты словно озверели, били по всему полю. Нас наполовину засыпало землёй и накрыло ботвой. Осколки жужжали в воздухе, как рой пчёл. Враг почти целый день вёл огонь, не давая поднять головы. Угомонился лишь к вечеру.
Я поднялся, отряхнулся, огляделся – вокруг ни души. Где взвод? Побрёл назад, натыкаясь на трупы и части тел, даже раненых не было. Направился к кустам: может быть, кто-то там остался в живых? Начало смеркаться, пригляделся: метрах в двухстах от меня маячат какие-то тени. Ускорил шаг и вдруг слышу: «Комм, шнель!» Боже – немцы! Что делать? Выхватываю гранаты и бросаю одну за другой… Пока фашисты очухались, отбежал от них метров на сто. Застрочили автоматы, одна из пуль угодила в мой приклад и раздробила его. Я свалился в канаву, выглянул – погони нет. Под прикрытием кустов заторопился к горящей деревне. Смотрю: навстречу спешит наш старшина с двумя солдатами и кашей.
«О, Уханов! – крикнул он. – Где рота? Где взвод? Каша поспела».
Я горько бросил: «Нет ни взвода, ни роты»… Вместе со старшиной я отыскал штаб полка, который направил меня в другой батальон принимать новый взвод».
Пули обходили стороной
Комбатом оказался майор, который обучал Уханова в школе младших командиров. Он и представил сержанта взводу, все бойцы были молодые и, видать, озорные. Алексей подумал, что с ними будет нелегко, но, к своему удивлению, быстро нашёл общий язык. Однако и с новым взводом не повезло. В одном из наступлений попали под шквальный огонь, и многие бойцы погибли.
«Меня же словно берёг ангел-хранитель, – удивляется Алексей Владимирович. – Пули свистели у виска, осколки царапали кожу – и ничего! После каждого боя взвод таял наполовину. А ведь по логике вещей пулю-дуру я должен был принять первым, потому что первым поднимался в атаку. Но она обходила меня стороной. Однажды стоял рядом с командиром роты и обсуждал направление атаки. Откуда ни возьмись снаряд, который разорвался метрах в пятнадцати. Осколок попал точно ему в сердце. Стояли же рядом – его нет, а я разговариваю с вами…»
Между тем бои продолжались, враг не только отступал, но и контратаковал. Отдельные населённые пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. А из одного сильно укреплённого района нашим войскам никак не удавалось выбить противника.
«Во второй половине августа подтянули наш полк, – рассказывает фронтовик. – В беседе со мной комбат обмолвился, что до нашего прихода здесь погибли три полка. Бой будет смертельным. Моему взводу предстояло преодолеть край болота, перемахнуть через завалы деревьев и выбить врага из передних траншей».
Решили, что лучше всего продвигаться по болоту небольшими группами, обмотав головы травой. Конец мощной артподготовки означал начало атаки. Взвод Уханова пополз по болоту, воды не было, но поверхность «дышала» под локтями и коленями. Противник периодически попугивал пулемётными очередями, а при приближении к завалам открыл шквальный огонь: видимо, заметил странные передвигающиеся «кочки».
«Болото преодолели с небольшими потерями, – вспоминает Алексей Владимирович. – Стали подтягиваться и другие подразделения. Это было нам на руку, так как они отвлекали огонь на себя. Улучив момент, я передал по цепочке: «Вперёд!» И мы разом перемахнули через преграду. Вижу: метрах в пяти обер-лейтенант прицеливается в меня. Выстрелил, но промахнулся – пуля чирикнула у самого затылка. Я упал, офицер, видимо, подумал, «рус – капут!» и юркнул в окоп. Вслед фашисту я бросил гранату. Взрыв разнёс укрытие вместе с гитлеровцем. Гранатами и автоматами мы расчистили путь ко второй линии обороны – часть немцев уничтожили, часть разбежалась по лесу».
Командир полка наблюдал за действиями взвода Уханова и был поражён суворовским натиском подразделения и его командира. После сражения сержанта вызвали в штаб. «Взводный, ты совершил подвиг, – сказал командир полка. – Получишь орден Красного Знамени. Жди».
И действительно вскоре награда пришла.
Возраст общению с детьми не помеха
Семь лет в тюрьме
Война закончилась, но служба для многих офицеров продолжалась. Кавалер орденов Красного Знамени и Отечественной войны двух степеней старший лейтенант Алексей Уханов возвратился домой лишь летом 1946 года.
Куда бы ни поступал на работу, его ожидало разочарование: ни ответственности, ни дисциплины, ни прилежания. Однажды добрый человек посоветовал: «Попробуй, Алексей, свои силы в колонии для осуждённых. Там найдёшь и дисциплину, и порядок».
«Я загорелся, – говорит Алексей Владимирович. – Пошёл устраиваться, взяли инструктором по боевой и физической подготовке. Круг моих обязанностей совпадал с внутренними потребностями. Строевая выучка, огневая подготовка, приёмы самообороны, физическая закалка».
Вскоре Уханова пригласили в Управление исправительно-трудовых учреждений Москвы и Подмосковья на должность инспектора. Затем после окончания Высшей школы МВД СССР взяли в аппарат Главного управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР на должность старшего оперуполномоченного. В 1960 году он стал начальником тюрьмы в Магадане и провёл здесь семь лет. Позже сменил несколько мест работы. Был юристом, инспектором, помощником председателя в одном из райисполкомов Москвы. А когда перевалило за семьдесят, ушёл на заслуженный отдых.
Отдых, конечно, относительный. Ветеран Великой Отечественной войны по сей день активно участвует в жизни ветеранской организации, встречается с молодёжью и школьниками.
«Сейчас, конечно, больше всего задумываешься о здоровье, – говорит Алексей Владимирович. – Организм пошаливает. Знать, поизносился. До сих пор поражаюсь, как я остался жив! Командир стрелкового взвода может быть убит если не в первом, то во втором бою – непременно, а я участвовал в десятках сражений и ничего – хожу по земле-матушке. Как я мог уцелеть, если личный состав полка из-за потерь менялся несколько раз? Задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. И спросить не у кого – один я остался. Мои однополчане все лежат в сырой земле…»
Виктор Лыков