А между тем завораживающая сила повести Тублина в том, что её герои уже ничего не выбирают и не решают. Они, как щепки, подхваченные течением, несутся в водовороте, в который превратилась развязанная ими самими и совсем недавно революция. Ни блестящий и грозный оратор Дантон, ни мятущийся Камилл Демулен, ни посаженный в «кошачью западню» вчерашний генеральный прокурор Парижской коммуны Пьер Гаспар Шометт… Ни общественный обвинитель Революционного трибунала хитроумный Фукье-Тенвиль, ни даже зелёный от недосыпания, с трясущимися руками Робеспьер. Они уже ничего не решают и ничего не могут остановить. Сейчас самое начало апреля («середина жерминаля»), и в повозке палача везут к Гревской площади Дантона и Демулена, а в июле там окажется и Робеспьер. И вот когда все неподкупные, все революционеры с горячими сердцами положат голову под нож гильотины, когда сам парижский палач, не выдержав обилия казней, раньше времени уйдёт в отставку – тогда к власти придут такие, кому до свободы, равенства и братства нет уже никакого дела, такие, как лишь мельком упомянутый в повести «великий инквизитор» Вадье. Рождённый на двадцать лет раньше лидеров Французской революции, он переживёт их ещё на тридцать пять. Вот такая впечатляющая живучесть. Умудрённые опытом циники, мошенники, негодяи уцелеют и придут на смену исполненным революционного задора тридцатилетним мужчинам – и всё же они не герои, и потому «тут про таких не поют».
«Некоторые происшествия середины жерминаля» – трагедия. Если человечество и может что-то решать и выбирать, то повесть не о том. Это трагедия о неумолимой логике развязанного процесса, где всем управляют долг и страх. Но, даже несмотря на это, герои вызывают уважение. Сочувствие или жалость. Или даже острое чувство утраты – как отлично удавшийся Тублину мощный, пылающий энергией, словно факел, Дантон. Их очень жаль, этих людей, которые так искренне хотели добра. И разве они прожили бы жизнь по-другому, если бы могли? Гниющий в «кошачьей западне» Пьер Гаспар Шометт, автор мрачного «Закона о подозрительных», ищет изъяны своего пути. Теперь-то у него много времени, чтобы всё обдумать. Теперь-то он знает: «Ради единства ты пожертвовал своими убеждениями, но ты не понял тогда, что там, где совершается несправедливость, не может быть единства. А когда ты понял это, ты уже не в силах изменить ничего». Наказание заслуженно, он это знает. Но от революции не отречётся. И это, наверное, правильно.