Тиснули бы здесь пару-другую его стихов. Приведу известное мне:

НАСЛЕДНИК

Был знак великий над Россией,
Но незамеченным прошёл:
Юнец, больной гемофилией, -
Ему ли предстоит престол?

Он знАком был, ребёнок хилый,
Полупрозрачный, как янтарь.
Над ним берлинское светило
Склонил лечебный календарь.

Но не было того лекарства
У слабого царя в руке.
И не дитя, а государство
Уже висит на волоске.

Он знАком был, ребёнок милый,
Что надо загодя народ
Готовить, старого кормила
Предупреждая поворот.

Кто знал? Лишь речи в перепонки,
Где каждый каждого корит.
Дурная мать заспит ребёнка,
Дурной отец заговорит.

Под этот говор дремлет барство
Иль в табор мчит на рысаке.
И не дитя. а государство -
На волоске, на волоске...

И рухнуло! За кровь в подвале,
За детскую, за всю семью -
Мы долго, долго проливали
Безостановочно свою.

Мы долго, долго истекали
Безостановочно своей.
Об этом ведали едва ли
В стране теней, в стране теней...

Когда под вышками дозорных
Мы перекраивали край -
Лишь с криком души беспризорных
Влетали в уплотнённый рай.

Вот что однажды над Россией,
Застенчивой звездой взойдя,
Стране, больной гемофилией,
Больное предрекло дитя.

Не европейскою наукой,
Не азиатской ворожбой,
Но только покаянной мукой
Мы будем спасены судьбой.
Комментарий был изменен 00.00.0000 в 00:00

ПАМЯТИ ИСКАНДЕРА

Только что в Красноярске увидел свет «ТОЧКИ над Ё», альманах Доосов и Миражистов – Красноярск: «Литера-принт», 2019. – Тираж 100 экз. Автор идеи, составитель и издатель Николай Николаевич Ерёмин.
Подношение любителям поэзии в марте 2019г сделали
Константин КЕДРОВ Елена КАЦЮБА Николай ЕРЁМИН Евгений СТЕПАНОВ Петра КАЛУГИНА Сергей ПРОХОРОВ Эльвира ЧАСТИКОВА Владимир РЫЖКОВ Валя НЕКРАСОВА Фазиль ИСКАНДЕР
(Искандер Фазиль Абдулович (6 марта1929 Сухум - 31 июля 2016 Москва)
Литературные критики называли Фазиля Абдуловича Искандера поэтом выдающимся и непредсказуемым... Цель этой публикации - напомнить читателям о поэте, которому 6 марта 2019 года исполнилось бы 90 лет. В его стихах – истинные традиции добра, человечности и красоты.
***
Здравствуй, крона вековая до небес!
Здравствуй, временем непролитая чаша!
Летний лес, птичий лес, вечный лес —
Это молодость моя или наша?
Начинаются и шорох и возня
Где-то в сумраке зелёном, в тайных гнёздах.
Словно капли дождевые щебетня
Сквозь мерцающий, пульсирующий воздух.
Переплеск, перестук, перелив...
Я мелодию угадываю всё же:
— Рад, что жив! Рад, что жив! Рад, что жив!
— И я тоже! И я тоже! И я тоже!
Дикий голубь, зимородок, соловей...
Я прошу тебя, лесное бездорожье,
Ты печаль мою трамвайную развей!
Все мы были и юнее и моложе.
Переплеск, перестук, перелив.
Голос птицы родниковый и глубокий:
— Рад, что жив! Рад, что жив! Рад, что жив! —
Брызжет с веток и охлёстывает щёки.
Это песня широты и доброты.
Небо есть. Солнце есть. Так чего же?
— Ну, а ты? Ну, а ты? Ну, а ты?
— Я не знаю... Ну, конечно,.. И я тоже.

***
Мужчины курят по ночам,
Когда бессонницу почуют.
Не надо доверять врачам,
Они совсем не то врачуют.
Ночных раздумий трибунал,
Глухие, ножевые стычки...
Когда бессилен люминал,
Рукой нашаривают спички.
Огонь проламывает ночь,
Он озарил глаза и скулы,
Он хочет чем-нибудь помочь,
Пещерный, маленький, сутулый.
По затемнённым городам
Идёт незримая работа,
Мужчины курят по ночам,
Они обдумывают что-то.
Вот низко прошуршит авто,
Вот захлебнётся чей-то кашель...
Но всё не так, и всё не то,
И слышно, как скребётся кашель…
Трещит, разматываясь, нить:
Удачи, неудачи, числа…
Как жизни смысл соединить
С безумьем будничного смысла?
Спит город, улица и дом.
Но рядом прожитое плещет.
Как птица над пустым гнездом,
Над ним душа его трепещет.
Он думает: «Мы днём не те,
Днём между нами кто-то третий,
Но по ночам, но в темноте
Тебя я вижу, как при свете».
...Две тени озарит рассвет,
Они сольются на мгновенье,
Она в него войдёт как свет -
Или уйдёт как сновиденье.
1965
Ночной пир на развалинах диоскурии

Обжор и опивал достойная опора,
Я тоже обладал здоровьем горлодёра.
Я тоже пировал при сборище и зелье,
Где каждый убивал старинное веселье.

В непрочности всего, что прочным предрекалось,
Одно твоё лицо, как пламя, подымалось.
Полуночной судьбы набросок в лихорадке,
И линия губы как бы прикус мулатки.

В непрочности всего несбыточного, что ли,
Вовек одно лицо пульсирует от боли.
И потому его на дьявольскую прочность
В непрочности всего пытает червоточность.

И потому у губ так скорбны эти складки,
Но потому и люб твой пламень без оглядки.
Пусть обескровлен пир от долгих посиделок,
И плотно стынет жир предутренних тарелок...

И страшен, невпопад трезвеющий Иуда,
Его далёкий взгляд откуда-то оттуда...
И всё-таки, клянусь, мы сожалеть не будем,
Что нас подводит вкус от голода по людям.

Ты слышишь чистый звук за окнами простёртый?
Крик петуха, мой друг, но этот город мёртвый...
Крик петуха, мой друг, под млечным коромыслом,
Где тонет всякий звук, не дотянув до смысла.

***
Страх смерти одолеть — достойная задача,
Чтобы свободным впредь жить, ничего не пряча.
Душа, как Гиндукуш, туманами повита.
Страх в лабиринтах душ - как бивни сталактита.
Работорговца плеть с того и полосует...
Не бойтесь умереть, и смерть сама спасует!
Так суеверье вер в народе убывает,
Так звуковой барьер пилоты пробивают.
Так статуи богов, что вылепили предки,
До будущих веков дойдут как статуэтки.
Ты победишь свой век, сам к веку пригвождённый,
Но совесть, Человек, оставь непобеждённой.
Перед любым концом, не сломанный ветрами,
Стой, Человек, с лицом откинутым, как пламя!
1966
Пиросман
Ты Грузию на Грузии писал.
С ухваткой озорного мальчугана
Из рога кахетинское плескал
На стены добрые дорожного духана.
Ты Грузию на Грузии писал,
Ладонями придавливая грозди
К широкой скатерти…Хмелеющие гости
Кивком начать просили запевал.
Топтались буйволы в лугах, сгибая выи,
Рогами солнце подымая на заре.
Сияли краски - добрые, большие,
Огромные, как буквы в букваре.
Наивно, угловато, наугад,
Вне времени, а может, вне закона
Ложится кисть… Но яростен гранат,
Как будто катится кровавая корона!
Как жарко пахнут шашлыки! Как вкусно
Весёлой краской стены малевать!
Но молодость прошла. И, вроде, грустно.
И дождь идёт… И негде ночевать.
Кто замысел судьбы перелицует?
Эх, Пиросман! Тебе ли до наград?
Художник камни родины целует…
Что ж камни родины в художника летят?!
Так вот она, заветная картина!
В неё тифлисский дворник перелез.
Вот облик вдохновенного кретина,
Доносчика с метлой наперевес.
Таращит уши бдительные страж,
Твои шаги заслышав за стеною,
Старательно слюнявит карандаш,
Как будто пишет собственной слюною.
О чём, скажи, корпит он в полумгле,
Что означают слов тупых огрызки?
Что на такой-то точке, на земле
Художник проживает без прописки?!
Так что тебе осенний нудный дождик?
Что чечевичная похлебка? Что ночлег?
Окраины поют. Вставай, художник,
Проклятьем заклейменный человек!
1963

Баллада о блаженном цветении

То было позднею весной, а может, ранним летом.
Я шёл со станции одной, дрозды трещали где-то,
И день, процеженный листвой, стоял столбами света.

Цвела земля внутри небес в неповторимой мощи,
Четыре девушки цвели внутри дубовой рощи.

Над ними мяч и восемь рук ещё совсем ребячьих,
Тянущихся из-за спины, неловко бьющих мячик.
Тянущихся из-за спины, как бы в мольбе воздетых,
И в воздухе, как на воде, стоял волнистый след их.

Так отстраняются, стыдясь минут неотвратимых,
И снова тянутся, любя, чтоб оттолкнуть любимых.

Так улыбнулись мне они, и я свернул с дороги,
Казалось, за руку ввели в зелёные чертоги,
Чертоги неба и земли, и юные хозяйки...

Мы поиграли с полчаса на той лесной лужайке.
Кружился волейбольный мяч, цвели ромашек стайки,
Четыре девушки цвели, смеялись то и дело,
И среди них была одна — понравиться хотела.

Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной,
Глазами — радостный испуг от смелости крамольной,
Был подбородка полукруг еще настолько школьный,..
Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной.

А я ушёл своим путём - и позабыл об этом.
То было позднею весной, а может, ранним летом.

Однажды ночью я проснусь с тревогою тяжелой,
И станет мало для души таблетки валидола.
Сквозняк оттуда (люк открыт!) зашевелит мой волос,
И я услышу над собой свой юношеский голос:
— Что жизнь хотела от тебя, что ты хотел от жизни?

Пришла любовь, ушла любовь — не много и не мало.
Я только помню — на звонок, сияя, выбегала.
Пришла любовь, ушла любовь — ни писем, ни открыток.
Была оплачена любовь мильоном мелких пыток.

И всё, что в жизни мне далось — ни бедной, ни богатой,
Со мной существовало врозь, уничтожалось платой.
И всё, что мужеством далось или трудом упорным,
С душой существовало врозь и становилось спорным.

Но был один какой-то миг блаженного цветенья,
Однажды в юности возник, похожий на прозренье.
Он был превыше всех страстей, всех вызубренных истин,
Единственный из всех даров, как небо бескорыстен!

Так вот что надо было мне при жизни и от жизни,
Что жизнь хотела от меня, что я хотел от жизни.

В провале безымянных лет, у времени во мраке
Четыре девушки цветут, как ландыши в овраге.
И если жизнь - горчайший вздох, то всё же бесконечно
Благодарю за четырех и за тебя, конечно.

1967

С уважением ко всем, кто вспомнил Фазиля Искандера в день его 90-летия
и прочитал эти стихи – Николай Ерёмин г Красноярск 6 марта 2019 г