Александр Кабаков родился в 1943 году в Новосибирске. По окончании механико-математического отделения Днепропетровского университета работал инженером и писал прозу. В начале 70-х переехал в Москву, работал корреспондентом газеты «Гудок», вскоре начал публиковать рассказы – сотрудничал с «ЛГ», «Московским комсомольцем», журналом «Крокодил». Большую известность писателю в самый разгар перестройки принесла повесть-антиутопия «Невозвращенец», широко переводившаяся. Работал заместителем главного редактора в газете «Московские новости», редактором отдела в «Коммерсанте», заместителем главного редактора в журнале «Новый очевидец». Автор романов «Сочинитель», «Самозванец», «Последний герой», «Всё поправимо», цикла рассказов «Московские сказки»… Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии «Большая книга» за 2006 год.
– Александр Абрамович, говорят, что вы начинаете день с того, что пишете. И так год за годом?
– Так было десятилетиями. Но в последнее время стал уставать, теперь пишу в дни, полностью свободные от журналистской службы, – получается, что я работаю писателем примерно половину рабочей недели. На полставки… Ну, были ведь (и есть) и другие авторы, совмещавшие и совмещающие профессию писателя с другой. Не сравниваюсь с великими, но стоит вспомнить хотя бы Чехова – он продолжал лечить, будучи уже знаменитейшим писателем…
– Вы – успешный писатель. Можно так сказать? Как бы вы охарактеризовали ваш творческий метод работы? К какому направлению себя относите, если относите вообще?
– Что значит быть успешным писателем в наше время? Тиражам моим до минаевских или донцовских – как до звёзд. Экранизируют меня как-то неохотно, хотя режиссёры единодушно хвалят прозу – непонятно, чего ж не ставят, если нравится? Премий в последнее время получал много, это да, но ведь после полутора десятилетий всяческих критических ругательств. Как в «Записных книжках» Ильфа: «Десять лет ругали, теперь десять лет будут хвалить. Хвалить будут за то, за что ругали». Премии меня очень утешают. Но ещё больше радуют нечастые прямые высказывания читателей. Вот недавно был прекрасный миг: покупал подарок в одном приличном магазине, продавщица с очевидным отпечатком интеллигентности – из «бывших», видимо – присмотрелась, потом проверила мою подпись на чеке… И достала из-под прилавка последнюю книгу рассказов, попросила автограф. Ей-богу, это и есть «успешность» писателя. В тот момент ничего больше не хотел, «жизнь удалась», по слову Валеры Попова…
Что касается метода… Не знаю, какой у меня метод. Живу – пишу, вот и всё. Когда-то назвал себя «романтическим постмодернистом» – романтизм в моих сочинениях не изживается, как я ни стараюсь, а жить в эпоху постмодернизма и быть свободным от постмодернизма – невозможно, так я перефразировал бы известное изречение классика. И при всём этом я считаю себя вполне старомодным писателем, традиционалистом, и другим становиться не собираюсь.
– В вашем творчестве большое место занимает тема Москвы. Каким вам представляется город? Красавицей или чудовищем?
– Если по сказке, то это красавица, которую заколдовали, и она приняла облик чудовища. И я готов её поцеловать – что и делаю в текстах – ради возвращения ей прекрасного облика. В последние годы она стала много чище, ухоженнее, но уж больно безвкусицы много. Как сияющая после салона красоты вульгарная дамочка… Впрочем, всё равно это лучше, чем гниение и распад, которые на глазах разрушали город в конце 80-х и начале 90-х. Москву люблю болезненно, как любят очень близких людей – раздражаясь, ревнуя, придираясь по пустякам… Никогда не смог бы жить в другом городе, хотя иногда думаешь – а, пошло всё к черту, сбежать бы в чистоту и аккуратность, тихо жить! Но ничего не получится, помру от тоски.
– «ЛГ» на своих страницах ведёт дискуссию о современной отечественной элите. А есть она у нас? И кого вы к ней причисляете?
– Знаете, у нас в жизни много комичного, пародийного. К элите и высшему свету у нас причисляют по диковатому признаку: это все, кого по телевизору часто показывают. Между тем телевизионные персоны – как их теперь называют, «медийные лица» – это просто публичные люди (публичность есть часть и литературной профессии). А настоящая элита, на мой взгляд, это те, кого и в лицо-то никто не знает, но чьё присутствие в общественной жизни ощущается даже тогда, когда они ни слова публично не произносят. Просто живут, занимаются своим делом… У нас таких людей по пальцам одной руки можно пересчитать, их имена все знают, но как-то нечасто вспоминают, а элитой считают Ксению Собчак и ей подобных.
– Что вы думаете о литературных премиях и о принципах, по которым они вручаются?
– Я уже сказал, премии – когда получаю – меня очень радуют. А вообще считаю, что это очень серьёзное дело, единственная форма профессиональной, квалифицированной оценки литературы. И очень хорошо, что их стало больше, они очень разные – и «Большая книга», и «Национальный бестселлер», и «Ясная Поляна», и «Поэт»… Разные направления, разные лауреаты. А если и повторяются фамилии, то это естественно – лучших и не должно быть много.
– В прессе прозвучало ваше высказывание о том, что вы собираетесь отдохнуть от писательства. С чем это связано и что будете делать? И как быть с потребностью начинать день с написания строк?
– Ну, от этого только на том свете можно отдохнуть! И ничего подобного я не говорил. Просто действительно очень устал от прозы, написав за два года большой роман и сложный цикл фантастических рассказов-сказок, да ещё книжку рассказов попроще… И решил, именно обдуманно решил попробовать силы в драматургии. Впрочем, я когда-то, ещё при советской власти, написал две пьесы, но судьба их была плачевна: едва режиссёры начинали репетировать, как их либо снимали с работы, либо строго предупреждали. И вот теперь за прошлый год я опять написал две пьесы. Одну из них выпустил в апреле Марк Розовский в своём театре, другую, вопреки своему обыкновению не печатать пьес, опубликовало в мартовском номере «Знамя», да ещё сейчас ею вроде бы заинтересовались режиссёр и композитор – боюсь сглазить, без имён – в качестве основы для… комической оперы! Тьфу-тьфу, надеюсь, на этот раз никого с работы не снимут. Ну, ещё кое-что делаю для кино… Так что писать – это пожизненно, от этого не увильнёшь.
Беседу вёл