Юлия Волобуева,
Королёв, Московская область
Этот день миротворец Теро Карвонен начал почти весело – вылавливая в открытом космосе среди мусора кактус. Ботаники со ЗНИКСа – Земной научно-исследовательской космической станции – утверждали, что кактус, один из первых удачных образцов скрещивания земной флоры с какой-то инопланетной дрянью, обладает геном сверхживучести. Его зачем-то подарила Теро аспирантка Лана Болоцкая. Миротворец подарка не оценил (он боялся растений до дрожи), выбросил кактус за борт и забыл о нём. Но через две недели, устроившись позавтракать у иллюминатора, заметил дрейфующий неподалёку суккулент, живой-здоровый при абсолютном нуле и отсутствии атмосферы, и сумел убедить себя, что был неправ. Люди старались, скрещивали-выращивали, дарили, а с фобией надо бы бороться… Поэтому он влез в мультискафандр, включил в наушниках Генделя (безмолвие космоса пугало его чуть меньше растений) и, чувствуя себя клоуном, полетел ловить кактус.
Теро, год назад откомандированный к Земле, жил в компании болтливого искусственного интеллекта Тани в космической капсуле, нарезающей круги по орбите параллельно ЗНИКСу. Чтобы не загнуться от тоски и одиночества, слушал классическую музыку, изучал межпланетные рейтинги и спорил с Таней о судьбе Земли. Семьи и друзей у него, как и у многих миротворцев, не было – им, элитным космическим наёмникам, за подавлениями локальных звёздных конфликтов часто было не до личной жизни.
Теро был приставлен к ЗНИКСу как наблюдатель, но следить за его работой предпочитал на расстоянии, через иллюминатор, и за прошедший год был на станции раз десять. Создание гибрида из остатков земных растений и непонятной инопланетной флоры, сверхживучей и стремительно размножающейся, – большего ужаса он и представить не мог. Общения с учёными старательно избегал. Наверно, у них был шанс поладить, но ботаники в первый же день показали ему фильм про свой проект «Суперфлора» (Теро, поседев на полголовы, сбежал через пять минут), потом завели разговоры о воссоздании биосферы Земли. Тогда Теро при встрече с ними перестал выключать наушники, и ботаники огорчённо отстали. Только доцент Младич, руководитель «Суперфлоры», был назойлив. Сначала выспрашивал про входящие в комплектацию мультискафандра «часы Новикова» – правда ли с их помощью можно вернуть в исходное состояние любой разрушенный объект? Потом стал при встречах хватать за локоть и шёпотом бредить на ходу. От единственной понятной в его речи фразы «активация гена-уничтожителя» у Теро шевелились волосы, и он, не желая слышать, прибавлял в наушниках громкость. Тогда доцент стал писать ему электронные письма. Теро хотел открыть одно, но отвлёкся на рейтинг «Топ-5 цивилизаций-самоубийц», где Земля лидировала с большим отрывом, и про Младича забыл.
А сегодня, переключив наушники с Генделя на Баха, он поставил на стол спасённый кактус, глянул в иллюминатор на тёмную громаду ЗНИКСа, и сердце у него ухнуло не в такт, одновременно с грянувшей «Токкатой и фугой». Станция была полностью обесточена, в остеклении оранжерей чернели дыры.
– Таня, – тоскливо позвал он и подумал, что зря не стал слушать Младича, – присмотри тут за всем, хорошо?
Он за секунду влез в мультискафандр и шагнул в открытый космос. Включил реактивный ранец, и, пока летел к станции, ужас накрывал его всё больше. Махина из гладкого блестящего металла и стекла на глазах превращалась в бугристое зеленоватое нечто. Подлетев к борту, покрывшемуся чем-то мягким и, кажется, травянистым, Теро ухватился за открывающую шлюз рукоятку… и выдохнул со свистом.
– Таня, – шёпотом позвал Теро, – это что, в самом деле… корни?
Гендель в наушниках затих, уступая место Тане.
– Да! – она подключилась к видеокамере на шлеме Теро. – Это корни и мох! Да они тут везде! Потрясающе!
– Нет, не потрясающе! – рявкнул Теро, его трясло. – Корпус космического корабля должен быть металлическим, или это не корабль! И вообще, замолчи и не мешай!
Включив ранец на малую мощность, он полетел вдоль корпуса центрального отсека к оранжереям. Теперь от обшивки при малейшем прикосновении отлетали куски металла, оставляя за собой шлейф трухи. Станция рассыпалась на глазах.
Теро проник внутрь через купол оранжереи, нырнув в огромную дыру, пробитую корнями гигантского дерева. Включил на скафандре фонарь и выругался по-фински. Оранжерея превратилась в густой тропический лес. Все поверхности были покрыты мхом, оплетены корнями и цветущими лианами, и этому празднику жизни не мешало отсутствие атмосферы и -270 по Цельсию. В тусклом свете фонаря плавали куски коры и металлическая крошка. Вся электроника, от генераторов искусственной гравитации до последней видеокамеры, вышла из строя.
– Люди! – закричал в черноту Теро. – Есть кто живой?
Он медленно поплыл по одному из коридоров. «Токката и фуга» отгремела до конца, её сменил «Вальс феи Драже».
– Я тут с ума сойду. Таня, ау! Не дуйся, скажи что-нибудь.
Таня не отозвалась, в наушниках играл Чайковский. Листья и лепестки кружились под перезвон челесты.
Теро пробирался между корнями и лианами, проклиная тот день, когда его сюда откомандировали. Весь год он тешил свою фобию и избегал «Суперфлоры» как мог, и вот проект ему отомстил.
Наконец он добрался до центрального отсека, тоже насквозь пробитого корнями, разъевшими металл, и огляделся. Опять мох, лианы, листья и цветы. И ни души! Таня молчала, сколько он её ни звал.
В скафандре коротко пискнул датчик: кислорода осталось на двадцать минут. «Идиот! – ругал себя Теро. – Забыл зарядить после выхода в космос! Чёртов кактус, чёртова Лана!» И тут же на глаза ему попалась маленькая фигурка в старинном скафандре, опутанная корнями и лианами. Шлем плавал рядом, наверное, на спасение Лане не хватило нескольких секунд. Теро схватился за голову. Он за год говорил с ней раз пять от силы, как и со всем экипажем ЗНИКСа, почему же ему сейчас так больно? Нет, ещё есть шанс. «Часы Новикова», с их помощью он отмотает время назад и всё исправит. Но сначала поймёт, что тут произошло.
В коридоре жилого отсека он наткнулся ещё на троих биологов, не успевших надеть скафандры. Под весёлую симфонию № 40 Моцарта смотреть на них было особенно жутко. Каюту Младича Теро опознал по надписи на остатках двери. Нырнул внутрь, и тут в наушниках щёлкнуло, музыка стихла.
Доцента в оплетённой лианами каюте не было. Теро провёл перчаткой по заросшему травой столу, в свете фонарика рядом с пробитым корнем голографом компьютера мелькнуло что-то белое, прямоугольное, исписанное кривыми буквами. Допотопное письмо на настоящей бумаге, адресованное ему, Теро.
«Миротворец Карвонен! Вы меня всячески игнорируете, поэтому пишу на бумаге, чтобы вы прочитали хотя бы из любопытства! Мы успешно скрестили ген сверхживучести с образцами земной флоры, теперь наши растения выживают даже в открытом космосе. Для ускоренного восстановления биосферы Земли мы также предполагали внедрить в земные образцы ген сверхбыстрого роста. Но обнаружили, что он работает только в паре с геном-уничтожителем, наделяющим растения способностью поглощать обработанную неорганику! После внедрения оба инопланетных гена какое-то время неактивны, но потом растения переходят в фазу стремительного роста, и тем быстрее, чем выше температура. Опытные образцы, разрастаясь, разрушали всё созданное человеком! Остановить их можно было, только уничтожив или охладив до предела (при абсолютном нуле оба гена полностью блокируются). Работа застопорилась, образцы законсервированы, любые неполадки в терморегуляции чреваты катастрофой. Курирующие организации игнорируют наши опасения и требуют разделить гены для скорейшего восстановления Земли. Но нам не хватает знаний, нужна помощь учёных с других планет, ранее проводивших такую работу. И руководство отказывает нам из соображений престижа! Вы – представитель надзирающей за цивилизациями структуры, свяжитесь со своим руководством и сообщите об опасности. Для этого вам придётся перебороть свою фобию и ознакомиться с проектом, но это ваш долг! Карвонен, надеюсь, всё изложено так примитивно, что даже вы…»
Письмо обрывалось на полуслове, Теро скомкал его и сунул в нагрудный карман. Даже он. Даже он наконец всё понял. Снова пискнул датчик – кислорода на пять минут. Теро стало трудно дышать. Какой он идиот! Так вот что хотел от него Младич! Надо возвращаться в оранжерею, раз там всё началось... В иллюминаторе мелькнула его капсула – тоже тёмно-зелёного цвета, обвитая длинными белыми корнями. Вот почему молчит Таня. Действительно, чёртов кактус… Теро поплыл назад, из-за пульсации в висках с трудом вспоминая дорогу.
Когда задыхающийся Теро добрался до оранжереи, в глазах у него уже всё двоилось. Датчик протяжно запищал: кислород закончился. Вдруг остро почувствовав свое одиночество, Теро без сил всплыл к истерзанному корнями потолку, включил «часы Новикова» и запустил обратную перемотку на час. Дальше сознание окончательно поплыло, кажется, он парил в темноте, а потом с размаху упал плашмя на что-то твёрдое, и ничего не стало.
Он пришёл в себя, лёжа на металлическом полу – без шлема, в расстёгнутом скафандре. Вокруг кто-то топал, где-то Младич гнал техников чинить терморегулятор, «пока всё не полетело к чертям». Обозримое пространство выглядело как раньше. Значит, все живы-здоровы, кроме него, носителя «часов Новикова», для которого время вспять не идёт.
– Теро, отзовись! – Это Таня, волнуется, хоть и не человек. Значит, и дома всё в порядке.
– Не кричи, голова болит, – промычал он. Таня замолчала, и в наушниках снова стало тихо и одиноко.
Над ним склонилась Лана, радостно крикнула в сторону:
– Очнулся!
Примчался Младич, лохматый и безумный, радостно замахал измятым бумажным письмом:
– Вот, я нашёл и все по…
– Доцент, – перебил его Теро, приподнявшись на локте, – если вам опять что-то от меня понадобится, вы не шепчите. Нормально говорите, громко! Если громко и простыми словами, пойму даже я. А то вы сначала выращиваете кошмар всей моей жизни, а потом хотите, чтобы я ваш бред с полуслова понимал!.. А что вы смеётесь? Не знали, что я разговаривать умею? Смешно им!
И так вышло, что этот день миротворец Теро Карвонен закончил, как и начал, – почти весело.