***
В селе без света, в тёмное время года
Верить в лучшее стало уже получаться.
В тишину заходишь, как в большую воду,
Станет падать снег, чтобы не кончаться.
Запрокинешь голову – глубина такая,
Что забудешь, зачем слово стало речью,
Сумасшедший снег на щеках не тает,
Постепенно становишься просто
белой вещью
У стены сарая, где усталый сумрак
Притулился наскоро и немного дышит,
И стоишь, как будто бы ты уже умер…
Да какая разница, раз никто не слышит.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Плачет мама, старея, в кровати,
Вспоминает горошками платье,
Тех, кто рядом с ней рос и дружил,
Кто вернулся, а кто не дожил.
И всё учит меня, наставляет,
Всё беспомощней слёзы роняет,
Потому что живёт в той стране,
Из которой не вырасти мне,
Потому что когда победили,
Будто умерли, будто не жили,
Так накрыло их всех наповал,
Кто рожал нас и кто не рожал.
Город пухнет, себя пожирая,
Будто третья идёт мировая,
А за мной ни войны, ни страны,
Ни прощения нет, ни вины…
ЛЮБЛИНО
Светились окна, жарилась еда,
Склонялись тени к жёстким изголовьям.
Такая жизнь, почти уже беда,
Где сон вдвоём считается любовью.
Я заблудилась в снежном Люблино,
Когда осталась в этом стылом месте.
Плыл запах инея, похожий на вино,
И небо отзывалось мёрзлой жестью.
Был намертво кодирован подъезд,
Не подпускал и гнал под белый ветер
К собакам, замерзающим окрест, –
И были мы едины в целом свете.
Лохматая и брошенная рать
Металась по дворам и по задворкам,
А то, что, в общем, надо выживать,
Я понимала, как они, – подкоркой.
Так обрывают нити у живых
И память остывает еле-еле.
И не было ни добрых и ни злых,
А был последний взмах ночной метели.
КОММУНАЛКА
А когда ничего не жалко,
Остаётся – глаза в глаза –
Дело прошлое, коммуналка,
Где почти ничего нельзя.
Так, глотая слова, взрослела,
От окна бродила к окну,
Всё ждала её, всё жалела,
Маму, изредка, не одну.
Я старалась, но чуть горчило
Детство, будто сквозняк в дому.
А она всё ждала мужчину,
Я не знала тогда, почему…
Так хотелось мне из-за стенки
Этих взрослых не слышать слов,
Прикрывала платьем коленки
И к стеклу прижимала лоб,
Ненавидя идущих мимо,
Больше – тех, заходивших сюда,
Знать бы если, как непоправимо
Станет это всё. Как навсегда.
***
Я покрашу волосы ржавой хной,
Чтоб не сделать ещё чего-нибудь хуже
Ни тебе, ни себе, а пока надо мной
Вьётся жизнь хотя бы снаружи.
Я её попыталась кормить из руки,
А она сторонилась – не ручная всё же,
И летала там, где облака легки
И ни на что уже непохожи.
Если снизу смотреть, как рыжеет лес
И, не двигая крыльями, стынет птица,
Можно вырасти, кажется, до небес
И обратно не возвратиться.
К этой маленькой точке в начале ствола,
(Если там не конец у земли, а начало).
Я теперь и не вспомню, какою была,
И не знаю, какою стала.
В МЕТРО
Есть две Москвы, как две ладони,
Как две поверхности. Одна
За переменами в погоне,
Другая тыльная – она
Укроет так же, как в те годы
Толпу, распятую войной,
Метро спасительные своды
Сумели заслонить собой.
И до сих пор на «Маяковской»,
Сойдя на арочный перрон,
Я голову откину просто
И вижу небо тех времён.
И детство под названьем «Сокол»,
Где все года мои сошлись…
«Не прислоняться» – с этих стёкол,
Как с киноплёнки, смотрит жизнь…