Наталья Васильевна КОРНИЕНКО – член-корреспондент РАН, заведующая Отделом новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ им. А.М. Горького, руководитель группы Собрания сочинений Андрея Платонова. Она участвовала в крупнейшей Всероссийской встрече писателей, учёных и деятелей культуры, посвящённой Году русского языка, состоявшейся недавно в Белгороде. Её доклад «Судьбы русского языка в ХХ веке – судьбы литературы» произвёл большое впечатление на слушателей. Возникло много вопросов, захотелось побеседовать и, конечно, узнать о работе над Собранием сочинений Андрея Платонова.
– Наталья Васильевна, на встрече в Белгороде вы говорили о связях русской литературы XX века с историей. Каковы здесь основные проблемы, встающие перед исследователями этой темы?
– Мы никак не определимся, что для нас история века двадцатого, и кто мы такие? В концептуальном плане – чистые последователи главного историка-марксиста первого советского десятилетия, создателя формулы «История есть политика, опрокинутая в прошлое». Взяв за точку отсчёта политическую установку 1920-х на мировую победу пролетариата, Покровский из русской истории исключил не просто многое, а базовое. В его книге «Русская история в самом сжатом очерке» (вплоть до 1934 г. издавалась массовыми тиражами, была учебником!) вы не найдёте 
даже такого события, как Отечественная война 1812 года. Характеристики тоже отлиты как математические формулы: «Слово о полку Игореве» – придворная поэма, летописи – плохие сказки, крещение Руси – перемена обряда и т.п. В соответствии с этой исторической концепцией (Покровский был заместителем наркома просвещения) выстраивалась культурная политика. Был развязан террор против русской музыки, русских песен, русской классики, русских сказок и т.д. Подошли уже к переводу русского языка на латиницу… Если бы не было поворота к русской истории и культуре, который произошёл в 30-е годы, то мы бы сегодня не говорили о вопросах русского языка, их бы просто не было… А что такое народ без языка? Прочитаем у Андрея Платонова: «Народ без языка, если можно его себе представить, был бы безумен. Либо он был бы собранием существ, не отличающихся от животных». Это сказано в 1941-м, но, согласитесь, звучит и сегодня весьма актуально. В этом сила русской классики... Поэтому неслучайно на исторических переломах возникает желание или сбросить её с корабля современности, чтоб не мешала, или провести столь любимую постмодернизмом деконструкцию.
Сказались ли десятилетия интернационализации русской жизни (аналогичной проекту сегодняшней глобализации) на русском языке и русской литературе XX века?.. Я бы сказала, даже не столько на первых двух десятилетиях, а в большей степени на нас с вами. Традиция, на то она и традиция, что её нельзя враз уничтожить, как порой кому-то хочется. Учителя оставались старой школы, писатели, те, кого мы называем сегодня классиками ХХ века, окончили или старую гимназию, или церковно-приходскую школу. Я уже не говорю о народной жизни. Каких только гадостей гуманитарии-интеллектуалы в последние десятилетия не вылили на русский народ, обвинив его во всех грехах ХХ века. Эдакие исторические двойники героя платоновского «Котлована», который горюет, что народ в России какой-то негодный, не тот. Помните: «Эх ты, масса, масса. Трудно организовать из тебя скелет коммунизма! И что тебе надо? Стерве такой? Ты весь авангард, гадина, замучила!»
Сегодня опубликованы увесистые тома (10 книг) сводок ГПУ 1920-х годов, рассказывающие, что и как думал народ о политических реформах первого советского десятилетия. Говорю об уникальном издании «Совершенно секретно», подготовленном институтами Российской академии наук. Я к ним постоянно обращаюсь в своей филологической работе. Особенно при комментировании текстов Платонова, чьи символические образы и сюжеты рождены реальной действительностью, которой мы зачастую просто не знаем, ибо привыкли оперировать общим политическим масштабом, а он писал массовую жизнь в её мельчайших подробностях и деталях. Платоновская философия бытия, точная хроника событий – это и есть история, овеществлённая в образе, этом «святом семени искусства» (Ин. Анненский). А мы порой занимаемся мифологизацией факта, того или иного документа. В художественном образе – великая правда. Русская литература – литература образа. Образ может открыть новое историческое видение темы, нести масштабную философскую концепцию. Казаки в «Тихом Доне» читают листовки, «будто письма родных». Сравнение огромного исторического, психологического, философского содержания и масштаба. Образ останавливает, сбивает нашлёпки на мозгах…
Вообще тема русской литературы в её связях с русской историей ещё ждёт своего исследования. Мы просто не готовы к ней, слишком заражены политическими страстями, а здесь нужны и знания, и культура отношений к прошлому, и живая мысль. И – этика, пушкинские «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам».
– Образ родной земли – центральный в творчестве многих писателей. В чём, на ваш взгляд, его своеобразие у Платонова?
– Тема земли как праха предков, по которому мы ходим, мощно звучит в произведениях Платонова. О земле, её жизни, страданиях, муках умирания, воскресении никто так не написал, как Платонов. Не только в русской, но и в мировой литературе. Когда крестьян в «Котловане» лишают земли, они ощущают утрату чувства родины. И это одна из главных больных тем, которую Платонов из XX века передал в XXI.
– Вы полагаете, что если бы мы читали Платонова внимательно, для нас это было бы не только душеполезно, но и спасительно…
– Платонов – несомненно, писатель XXI века. Прежде всего по своему мировосприятию. В творчестве Платонова отсутствуют так называемые извиняющие обстоятельства. Время-де было такое! Он создал хронику русской жизни XX века, был художественным летописцем – по мышлению, по отношению к народной жизни. Небоязнь прямого контакта с действительностью, со жгучей реальностью. Это головокружительно! Он описывает реальность прямо, без отстранения, не боится её. Абсолютно точен, как и должно летописцу, пишет «прямым чувством жизни». Ведь «Котлован» написан по горячим следам «года великого перелома» – к концу 1930 года! А в 1931-м он создаёт трагедию «14 Красных избушек» – о голоде 1932–1933 годов в СССР, масштабы которого превосходили катастрофу 1921-го, о которой знал весь мир. В советской литературе тема голода 1932–1933 годов относилась к числу закрытых: объёмные письма Шолохова Сталину о голоде в Вёшенском районе впервые были опубликованы только через 60 лет, в 1992-м. Замечу, что трагедия Платонова не писалась в стол, она читалась, о ней есть сообщение в сводках НКВД, что-де в первом акте Платонов мимоходом высмеивает советских писателей. Последнее – правда. Первое действие написано как комедия советской литературы (в 1933-м готовились к писательскому съезду, встречали иностранных гостей и т.п.), а его сменяют картины умирания народа, забытого всеми, в том числе – «высокой» литературой. Актуальная позиция? Риторический вопрос.
– Можно ли сегодня кого-то мировоззренчески приблизить к творчеству Платонова?
– Я ваш вопрос просто переформулирую по-другому: Платонов и прочитавшие его писатели… На этом, пожалуй, и остановлюсь.
– Получается, что «на должную высоту» у нас Платонов ещё не поставлен как народный писатель.
– При жизни понятно, куда его ставила критика. К сожалению, Платонов практически отсутствует в современных литературно-критических дискуссиях. Я не могу сказать о том, что его забыли. Идут фильмы, издаются книги, ставятся спектакли по его произведениям. У Платонова много замечательных читателей и трогательных почитателей. Кому-то нравится критиковать Платонова за странные статьи о литературе, в которых присутствует тема вождя – Сталина… Пожалуйста! Кто-то винит его за «смиренную прозу» 30-х – рассказы о любви. Почему-де не борется со Сталиным? Кто-то пишет, что в этом повороте Платонова виноват Пушкин. Серьёзно! Но Пушкин у нас во многом виноват… Получается картинка описанного в «Чевенгуре» субъектно-объектного безумия: «Мы теперь с тобой ведь не объекты, а субъекты, будь они прокляты», – говорю и сам своего почёта не понимаю…» Так кто мы по отношению к Платонову? Субъекты? Объекты? Или его же «дубъекты»?…
– Расскажите, пожалуйста, подробнее о работе над Собранием сочинений Платонова.
– Группа учёных ИМЛИ начала работу над Собранием сочинений в конце прошлого века. Вышел первый том в двух книгах, где представлен ранний Платонов. Изданы «Записные книжки»… С нами работала Мария Андреевна Платонова, та самая Машенька, которую на известном снимке Платонов держит на руках. Уход из жизни Марии Андреевны – невосполнимая потеря. После её смерти встал вопрос о возможности продолжать работу. Основной архив находился в семье. Начались переговоры об архиве. Известно, что он имеет огромную цену. Российская академия наук приняла беспрецедентное решение и выделила средства на приобретение архива. 7 ноября 2006 г. был подписан договор между внуком Андрея Платонова Антоном и директором нашего института, академиком А.Б. Куделиным, о приобретении архива. Внук Платонова безвозмездно передал институту авторские права на издание научного Собрания сочинений и сопутствующих ему материалов.
Теперь бесценный архив Платонова находится в Академии наук. Уверена, все писательские архивы XX века должны перейти в государственные хранилища. Государство должно выделять средства на их приобретение. Чтобы они не погибали, не умирали… Ведь архив жив тогда, когда с ним работают, когда он служит восстановлению истины. Чем не национальный проект – формирование архивных фондов русских классиков ХХ века?! Деньги потратятся не впустую. К тому же исполненный долг перед прошлым – это залог уважения потомков. Наше этическое отношение к XX веку – не в произнесении слова «духовность», а в выполнении вот такой трудной и необходимой работы. Я считаю, что историк русской литературы должен находиться «в трюме» творчества писателя, а не бежать впереди, указывая ему путь.
Сейчас мы занимаемся прежде всего систематизацией и описью архива. Работают преимущественно молодые учёные, кандидаты наук, текстологи. Я хотела бы назвать их имена: Елена Антонова, Дарья Московская, Елена Роженцева, Наталья Дужина, Людмила Суровова, Наталья Умрюхина. Каждая бумажка для нас свята, является документом. Мы получили самый большой свод платоновских рукописей, записей, набросков, писем, документов, книг, фотографий и т.д. Параллельно идёт работа над томами Собрания сочинений, сопутствующим ему изданием «Архив
А.П. Платонова», разрабатываются другие архивы и периодика… Постоянно «сидим» в старой периодике. Источниковедение реального комментария текста Платонова находится в зачаточном состоянии, идём по целине. В этом смысле платоноведение – молодая наука. За последние годы нами уже были введены в научный оборот платоновские материалы из архивов Министерства сельского хозяйства, треста Росметровес, ФСБ. Я с благодарностью вспоминаю сотрудников архива ФСБ, в частности Владимира Александровича Гончарова, который помог подготовить целый блок уникальных материалов жизни и творчества Платонова. Уверена: на каком-то этапе нашего исторического бытия будет заключён договор между архивом ФСБ и Институтом мировой литературы по совместной подготовке литературных материалов архива. Эти материалы должны осмысляться языком строгой академической науки, а не журналистики… Я часто перечитываю подготовленные В.А. Гончаровым материалы – они доносят до нас живой голос Андрея Платонова: «Все думают, что я против коммунистов. Нет, я против тех, кто губит нашу страну. Кто хочет затоптать наше русское, дорогое моему сердцу. А сердце моё болит. Ах, как болит!..» (1943).
– Когда можно ждать следующих томов Собрания сочинений?
– Спасибо за корректность вопроса. Когда меня спрашивают, когда будет Собрание сочинений, я отвечаю вопросом: а когда желаете? Можно через полгода, год, можно через два… Но всё это будет нечто крайне приблизительное, имитирующее само высокое понятие Собрания сочинений. А теперь серьёзно. По договору мы должны в течение 17 лет завершить научное издание. Это очень сжатые сроки, если учесть, что текстология целых периодов и целых пластов творчества писателя вообще не разрабатывалась, ибо подлинные источники текстов были закрыты. Большинство произведений Платонова издавалось и издаётся с прижизненной и посмертной редакторской правкой и т.п. Я уже не говорю о датировках и комментарии. Я помогала Антону составлять массовое Собрание сочинений Платонова. Никакой сверки при составлении, естественно, не проводилось, я только с какой-то долей точности провела датировку текстов, что-то отдала мною подготовленное, систематизировала… Массовые издания пусть идут своей чередой, а мы работаем не для рынка сегодняшнего. Наша работа – шаг вперёд и два шага, а то и все пять – назад. А рынку нужно сразу и всё. Надеюсь, что придёт тот день, когда массовые издания русских классиков ХХ века будут готовиться на основе научных изданий.
Беседовала