О проблемах современной школы, последствиях внедрения ЕГЭ и исчезновении живого общения между учителем и учеником размышляет писатель и педагог Андрей Аствацатуров.

– Андрей, сегодня мы наблюдаем трагический разрыв между учителем и учеником в школе. Действует парадокс: гаджеты и интернет делают общение и образование доступнее, но при этом во взаимодействии субъекта и объекта обучения остаётся всё меньше живого, человеческого. Как можно повлиять на этот процесс и нужно ли вообще это делать?

– Этот разрыв начался гораздо раньше, чем стартовала цифровизация, – когда среднее и высшее образование были освобождены от своих воспитательных функций и сделались «образовательными услугами». Более того, среднее образование и, соответственно, роль учителя постепенно сводятся к одной функции – проверить знания учащегося, которые он приобретает, читая, например, учебник по соответствующей дисциплине. То есть учитель из собеседника, из мудрого наставника превращается в магазинного продавца или контролёра в общественном транспорте. Первейшая задача всякого образования – воспитывать человека, простите за банальность, взращивать в нём любовь к знанию и мудрости. Если этого не происходит, возникает именно то, что вы описываете, – исчезновение живого общения, отчуждение. Ну и, разумеется, снижение уровня образованности. Кроме того, нельзя забывать об общественном климате, в котором существуют школьники. Они не слепые, они видят, что социальный статус учителя, мягко говоря, незначителен. В дореволюционной России, а затем в СССР учитель обладал статусом. У него была приличная зарплата. Учителей уважали, их слушали, с ними советовались. Они сохраняли авторитет для своих учеников даже после того, как те закончили школу. Сейчас учителя получают низкие зарплаты. Стало быть, общество перестало их уважать. Это, разумеется, сказывается и в отношении нынешних учеников к своим учителям. А цифровизация лишь обостряет болезненные процессы. Как повлиять на это? Наверное, нашей власти нужно пересмотреть политику в области образования и вернуть учителю прежний статус. Но это уже очень сложно, многое упущено. Впрочем, ещё не поздно всё исправить.

– Так называемая персонализированная модель образования уже вовсю практикуется в нашей стране. Как вы смотрите на внедрение цифровых платформ в современной школе?

– Цифровые платформы сами по себе не являются плохими или хорошими средствами. Плохими или хорошими их делаем мы. Но их роль не должна быть определяющей. Они могут служить удобным техническим подспорьем и привлекаться по мере надобности. Но они никогда не заменят отношения учителя к ученику и не способны выполнить главнейшую функцию образования – воспитательную. Она целиком принадлежит учителю. Процесс образования и воспитания – не компьютерный квест с прохождением миссий и решением ситуативных задач. Это взращивание личности, и оно складывается из многих факторов. И первейшими из них являются ум, порядочность, образованность педагога.

– Какой вы видите личность современного учителя? Может ли он сегодня влиять на общественную, политическую, мировоззренческую позицию школьника?

– Учитель в школе – одна из самых сложных профессий. В фильме Э. Рязанова «Ирония судьбы...» Надя рассказывает Лукашину, что она учительница и что ошибки учителей как будто бы не так заметны поначалу, как ошибки врачей, но они тем не менее ощутимы. Хороший учитель вдохновляет, плохой – подавляет и травмирует. И травма потом может изживаться десятилетиями. Учитель прежде всего должен быть яркой личностью, но не в том смысле, что ему следует эффектно говорить или уметь шутить, как платный комик. Он должен понимать учеников, уважать их, уметь их увлекать, создавать ситуации, когда необходимо самостоятельно мыслить и принимать ответственное решение. Для этого тот предмет, который он преподаёт, должен быть не окончательным однозначным ответом, а проблемой, вопросом. Что касается идеологии или политики, то учитель не имеет права скрывать от учеников свои предпочтения. В то же время он обязан понимать, что он не Господь Бог и не носитель абсолютной истины. Он должен не выдавать готовые рекомендации, а обозначать проблему, рассматривать её с разных ракурсов. Учитывать, что своя правда есть у тех, с кем он категорически не согласен. Чтобы каждый ученик в ответ на его вызов мог сформулировать собственную точку зрения.

– Сегодня много говорят о том, что педагогов, которые плохо и с трудом «встраиваются» в «электронную» систему образования, под разными предлогами выдавливают из коллективов, предпочитая им, может, не слишком профессиональных, но более молодых и подкованных в «сетевом» смысле специалистов. Что вы думаете об этом процессе?

– Это отвратительно, если такое происходит. Но современные технологии должны нами, педагогами, всё-таки осваиваться. Есть работа нового типа, которую приходится выполнять. Если член коллектива её не выполняет, значит, за него эту работу делает кто-то другой. Чтобы такой ситуации не возникало, должны быть организованы программы повышения квалификации, семинары, занятия для учителей. Если возраст, какая-то инерция не позволяют легко освоить новые технологии, то, видимо, в особых случаях надо делать исключения. «Особые» случаи – это когда мы имеем дело с педагогом от Бога, который по каким-то причинам не в состоянии разобраться с цифровой премудростью.

– ...Особенно когда кроме цифровой навязывается ещё и «премудрость» ЕГЭ. Эта система вводилась, в числе прочего, для «гармонизации», а по сути, унификации системы образования и борьбы с коррупцией в российской школе. Особенного сближения не произошло, а коррупция в школах приняла более изощрённые и скрытые формы. Так нужен ли нам ЕГЭ? И нужно ли стране, которая имеет столь славные традиции образования, встраиваться в западную систему?

– На мой взгляд, ЕГЭ имеет больше минусов, нежели плюсов. Одно дело – воспитывать человека, учить его мыслить, совсем другое – натаскивать на тест. В этом смысле ЕГЭ, конечно, не эффективен. Но ситуация уже сложилась. Я не вижу, откровенно говоря, из неё выхода. Что касается взяточничества и коррупции, то, конечно, наивно было полагать, что это можно искоренить какими-то законами и хитрыми реформами. Может, чем вводить ЕГЭ, нужно было выгнать в шею тех, кто кормился вступительными экзаменами и брал взятки? Коррупция – это то, что в головах. Надо менять общественный климат, а копирование чужих идей, чужих правил и разрушение собственных устоявшихся традиций ни к чему хорошему и принципиально новому не приведёт.

– Много разговоров ведётся сейчас о российских учебниках, которые создавались в девяностые при участии Фонда Сороса. Их материалы вызывали массу вопросов у педагогов старой советской школы, которые не без причин считали, что эти «методички» формируют в учениках чувство отрицания и отторжения собственной страны, её истории. Можете прокомментировать ситуацию, когда в учебнике истории за девятый класс нет ни слова о Великой Отечественной войне с точки зрения героического участия в ней советских солдат, зато приводится обширный материал о сражении англичан в Северной Африке, где они якобы и «сломали хребет» фашизма?

– Я тут не могу дать точный или профессиональный комментарий, поскольку по долгу службы не сталкивался с такими школьными учебниками. Что касается участия Сороса в подобных проектах, то оно категорически недопустимо. Дело не в том, что мы находимся в идеологической конфронтации. Просто существуют отечественные традиции исторической науки, которые должны отражаться в школьных учебниках, есть интересы страны, и в каждой стране – своё патриотическое воспитание, которое частично происходит именно через учебники истории. Поэтому справедливо, если мы будем заниматься этим сами, не спросясь Сороса, а Сорос пусть занимается учебниками для школьников США. Просто мы сами за последние 30 лет дали им повод воспринимать себя как их колонию. Они так Россию и видят. Вмешиваются в наши дела, в нашу систему образования, в наши внутренние конфликты, дают нам рекомендации, требуют, чтобы мы принимали решения, которые их устраивали бы. Но дело не в них. Дело в нас самих. Если Сорос заявляет, что хочет «трансформировать» наше гуманитарное образование, то кто-то дал ему повод думать, что он может или имеет право это делать.

– Каким вы видите пост-пандемийное школьное образование?

– Я надеюсь, что всё вернётся в докарантинный режим. У меня нет готовых рецептов относительно реформ школьного образования. Но я бы скорее приостановил те процессы, которые происходят, и попробовал осуществить движение вспять к лучшим традициям российского и советского школьного образования.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Андрей Алексеевич Аствацатуров – российский писатель, кандидат филологических наук, доцент кафедры истории зарубежных литератур СПбГУ, и.о. завкафедрой междисциплинарных исследований в области языков и литературы факультета свободных искусств и наук СПбГУ. Директор Музея В.В. Набокова СПбГУ. Автор книг «Люди в голом», «Скунскамера», «Осень в карманах», «Не кормите и не трогайте пеликанов», сборника эссе «И не только Сэлинджер», научных монографий и статей. Лауреат премий «НОС», «ТОП-50. Знаменитые люди Санкт-Петербурга», финалист премии «Национальный бестселлер», премии Сергея Довлатова. Произведения переведены на французский, итальянский, финский, чешский, венгерский, китайский языки.