Идея создать книжную серию The Single для издательства «СТиХИ» принадлежит Роману Рубанову. Дизайн разработан Арсением Ли и отсылает к альбому-высказыванию, воплощённому The Beatles. «Сингл» подразумевает неполный альбом, но редактор Алла Поспелова сделала каждый сборник серии композиционно целостным.
Роман Рубанов. Соната № 3. Книга стихотворений // Сер. «Сингл» (The Single). Кн. 1: Книжные серии товарищества поэтов «Сибирский тракт». – М.: СТиХИ, 2020. – 48 с.: ил.
Первой в серии вышла книга Романа Рубанова. В ней, начиная с названия, «Соната № 3», подчёркивается тождественность поэзии и музыки. Музыка прорывается сквозь бумагу то фольклорными гармониями, то городскими романсами, то фортепьянными пьесами Сергея Рахманинова. Основной темой книги неожиданно оказывается связь семьи и вероисповедания, духовный поиск и равнозначность его проявлений.
Книга разделена на две части, подобные двум сторонам пластинки: аверс символов культуры, сформировавшей Романа, и реверс проявлений его самого в этом мире. Причём родственники – часть нас, наше продолжение, даже если они жили и менялись до нашего появления на свет (время нелинейно, небытия нет). Потому и библейские мотивы у Романа относятся к мирскому, сиюминутному.
Деревья острыми макушками
пронизывают облака.
Ты на крыльце приёмник слушаешь.
Я уезжаю. Ну, пока.
Самое важное для Романа – показать в стихах ткань жизни, услышать базовую мелодию, различить звук, соответствующий замиранию мира. Ему это удаётся.
Денис Калакин. На полпути из Пуатье в Дижон. Книга стихотворений // Сер. «Сингл» (The Single). Кн. 2: Книжные серии товарищества поэтов «Сибирский тракт». – М.: СТиХИ, 2020. – 48 с.: ил.
Во второй книге происходит резкая смена жанра, переход от традиции свободной песни к синкретичному зонгу. Это музыка кинематографа, ритуалов и мистерий. Финал сборника подразумевает, что всё происходящее в нём – лишь игра ума. Однако большая часть книги сыграна в мажоре. Так смеялись сквозь слёзы и плакали сквозь смех экранные персонажи Олега Янковского. Вот и разделим книгу: смех сквозь слёзы и слёзы сквозь смех.
Аверс акварельный, витиеватый, лёгкий, словно графика в «Азбуке» Александра Бенуа.
Переход из времени во время у Дениса Калакина – пересечение границы государства. Стаканы дешёвого чая у торговки шаурмой – такой же экзотизм, как брегет на цепочке в жилетном кармане у кэрролловского кролика. Потому и улыбнувшаяся автору девушка – на самом деле птица-оборотень, отбывающая на юг, за которой – только на самолёте-арго, надёжно пристегнув себя ремнём безопасности, чтобы гомеровские сирены не сбили с курса.
Что же касается реверса, то здесь Денис переходит к намеренной игре с читателем в особое литературное «Джуманджи»: что будет, если смешать эстетику стимпанка и Колумбию Габриэля Гарсиа Маркеса, хитромудрого Одиссея с походами викингов, с Рагнаром Лодброком или Харальдом Синезубым, или соединить Брейгеля и советский колхоз? Кубики брошены. Здесь автор смеётся, но тоска натянута на подрамник.
Ну а в целом всё пока неплохо.
Отодвинем сонную гетеру,
под струю вина подставим чашу.
Выпьем за прекрасную эпоху,
за закат блестящей в общем эры,
уходящей, но пока что нашей.
Основой каждой песни становится утрата. Денис Калакин работает в жанре пастиша, но его «коллажи» мучительны, они не развлекают, а выбивают почву из-под ног.
Андрей Болдырев. Средство связи. Книга стихотворений // Сер. «Сингл» (The Single). Кн. 3: Книжные серии товарищества поэтов «Сибирский тракт». – М.: СТиХИ, 2020. – 40 с.: ил.
Третья книга декларирует: каждое стихотворение – способ прожить единственную собственную жизнь. Это публичная исповедь, высказывание позиции, и оттого порой начинает звучать как анархистский манифест или дембельская песня (которая, по сути, индивидуальный гимн).
Андрей работает не на сближении тем, а на сопоставлении вроде бы малых величин, деталей, абстрактных понятий с чем-то предельно конкретным: сыра-земля роднится с антресолями в родительской квартире: могилы и пакеты с фотографиями становятся идентичными. Поэт словно ставит памятник из мрамора уникальной секунде. И внезапно его личная секунда действительно оказывается общей:
На Херсонском кладбище при церкви Всех Святых
он курил у Богдановича могилы
в окруженье нас, беспечных, молодых,
под надзором пристальным супруги милой
и, казалось, думал: «Эк меня и занесло»,
а его верблюжьи губы чуть дрожали.
Так дорогой в Царское Село,
сидя на санях, размышлял Державин.
Андрей бежит дневниковости, его «мгновения» – не фиксации, а поводы для «завязей» языка. Сплетение словес – главное, только пресловутое «содержание» намеренно принижено, чтобы оправдать высокий порыв «венчания розы белой с чёрной жабой». И в минорной поэтике Андрея нет страха, а такая тихая гордость:
Прекрасен бутерброд, который сделал сам,
а чай – невероятно сладок.
Андрей принёс шерлокианский, дедуктивный метод в письмо – из множества отвлечённых понятий собирается совершенно конкретная вещь. И в том чудо, что каждым читателем собирается вещь своя. Прекрасная.
Сергей Ивкин