Вера Зубарева. Ангел на ветке. – М.: ЭКСМО, 2019. – 256 с. – 1000 экз.
На вопрос, что для неё главное в книге «Ангел на ветке», сама писательница ответила так: «Для меня это всё сплав, а главный акцент и в прозе, и в дневниковых записках на роли чудесного, на его присутствии даже в самых страшных обстоятельствах, как, например, в истории об Элике («Огненное дыхание холокоста»). И если чудесное упрятано в подтекст рассказов, то в записках оно на первом плане, как часть реальности, и ангелы даже пару раз вынесены в заглавие, словно реальность и выдумка поменялись местами...»
Трагический аккорд рассказа «Огненное дыхание холокоста, или Чудесное спасение Элика» завершает книгу, внезапно отбрасывая светлый жизнеутверждающий луч – луч спасения на все остальные рассказы. В нём Вера Зубарева воссоздаёт реальные страшные факты из истории Великой Отечественной войны: «В 1941-м в Одессу пришли фашисты и фашиствующие румыны. (...) При совхозе «Богдановка» был построен лагерь, куда согнали жителей Одесской области и Молдавии, и в период с 22 декабря 1941 года по 15 января 1942-го там проводились массовые расстрелы. Всего было уничтожено около 54 тысяч человек». Среди тех, кого повели на расстрел, был и Элик. Но пуля не смогла поразить его: «По нему дали вторую очередь. Он продолжал стоять. Пуля даже не задела его. Всё повидали на своём веку каратели, но такого…» Комендант решил, что Элик святой, и отправил его «с братом Борисом… в Освенцим. Там им удалось дождаться освобождения под прикрытием того же ангела-хранителя». После освобождения братья бежали в Америку...
Ангел на ветке – это и есть ангел-хранитель. А вся книга – путь в рассказах от родного дома детства («Дом и его обитатели») по дорогам чужбины («Дороги эмиграции») через множащиеся и дробящиеся в зеркалах собственные одинокие отражения («Лик одиночества») к новому дому в другой стране, где внезапно подкарауливает память о прошлом («Памяти долгое эхо»), пронзая болью дорогих воспоминаний о потерянных близких людях, о незабытых улочках юности. Но интеллект противопоставляет памяти о прошлом тягу к будущему, облекая печаль, точно ёлочную игрушку с детской ёлки, в фольгу игры фортуны («Жизнь как приключенческий роман») и, главное, наделяя настоящее время верой в чудо («Обыкновенное чудо»). И чудо происходит, его образ – внезапно выросшие шелковица и виноградная лоза, каких в Филадельфии, где поселилась семья эмигрантов из Одессы, не было. Это одесский «двор № 50 по улице Свердлова славился не только шелковицей, но и виноградными лозами, перекидывавшимися с одного балкона на другой, и гирляндами, провисающими вдоль двора». И вот растения внезапно выросли во дворе Филадельфии, потому что произошло чудо, порождённое словом, ибо «слово – это энергетический посыл, имеющий структуру, направление и цель. Оно обладает свойством менять и порождать...». А питался посыл энергией связи духовной с Одессой, с Россией, с русским языком, связи, которую, ощутив однажды, человек разорвать уже не в силах, потому что это любовь. И о такой любви очень точно сказала сама Вера Зубарева в одном из эссе: «Любовь к земле – это таинство, его не разложишь на элементы, на социальные свободы, на политический уклад и экономический разлад. Если Бог есть любовь, то вот она в чистом виде, не корыстная, не имеющая разгадки, как сам Творец, который выше человеческого понимания...»
Вера Зубарева наделена интуитивным пониманием глубинных законов бытия: она чувствует миссию родовую, слышит ход «исторического времени» своего рода и, размышляя о тех, с кем делила дороги эмиграции, понимает, что и все эти люди «не просто покидают пределы земли, на которой родились», но ведомы «реальной исторической судьбой своих прародителей». И вдохновлена служением поэзии – миссией, которой её одарила лёгкая рука Беллы Ахмадулиной. И верна третьей миссии, не менее важной, общественной, главредакторской, – сохранению русского литературного безрубежья. И на этих трёх дорогах ангел на ветке помогает автору. Книга прозы Веры Зубаревой – тому яркое свидетельство.