Почему в нашем законодательстве отсутствует полноценный закон о конфискации
В декабре 2003 года под грохот лозунгов о гуманизации уголовного законодательства из Уголовного кодекса бесследно исчезла статья о конфискации имущества преступников в качестве дополнительной меры наказания. Не было ли за этими событиями какой-либо неведомой нам простым смертным тайны? С этим вопросом обозреватель «ЛГ» Игорь МАЙМИСТОВ направился к доктору юридических наук, профессору, прошедшему весь путь от рядового до генерал-лейтенанта милиции, давнему автору «Литгазеты» Александру Гурову.
–Действительно, когда статья о конфискации имущества преступников как дополнительная мера наказания вдруг исчезла из УК РФ, – начал свой рассказ генерал, – видные учёные-юристы, знатоки отечественного и международного права были просто в шоке. В Государственную Думу, в администрацию президента посыпались петиции за подписями академиков, профессоров, практиков.
Обеспокоенные учёные писали, в частности: «Мы убеждены, что таким решением будут защищены многомиллионные преступные доходы, что будет способствовать лишь дальнейшему безнаказанному ограблению страны. Бесполезно. Никто из власть имущих и пальцем не пошевелил, чтобы исправить явную ошибку.
Но было ли это ошибкой?..
Полноценная конфискация имущества преступника, как это прописано в международном праве или исторически столетиями присутствовало в нашей стране до 2003 года, российским законом не предусмотрена!!!
– Правда, в 2008 году, – продолжает Александр Иванович, – слово «конфискация», благодаря настойчивости группы депутатов и ряда сотрудников аппарата президента, удалось всё же вернуть в УК, пусть и не в прежнем юридическом смысле. Но и такую акцию уже можно считать гражданским подвигом.
Однако конфискация в нынешнем виде – это не более чем изъятие орудий преступления: ножей, пистолетов, ну, может быть, стареньких «Жигулей», а также того, что конкретно доказано как уворованное. На парламентских слушаниях, посвящённых борьбе с оргпреступностью, инициированных мною в Госдуме осенью 2010 года, я приводил такие цифры: на борьбу с преступностью государством тратилось свыше 674 миллиардов рублей, плюс ущерб стране от преступных посягательств составлял 282 миллиарда рублей, итого – почти триллион рублей! Возмещение материального ущерба на этапе предварительного следствия приближалось где-то к 12 процентам от указанного триллиона. Это когда, допустим, по «горячим следам» задержали квартирных воров и вернули потерпевшим украденное. А вот возмещение ущерба посредством конфискованного у преступников равнялось менее 35 миллионов рублей.
То есть посредством конфискации вся колоссальная правоохранительная и судебная машина возвращала всего лишь 0,36 процента от нанесённого урона... Если думаете, что сегодня ситуация изменилась к лучшему, – глубоко заблуждаетесь.
Ещё раньше, в 2008 году, на круглом столе по проблемам конфискации имущества, инициированного мною и Михаилом Гришанковым, я привёл примеры того, что конфисковывалось: брючный ремень, трактор б/у, тонна мороженой рыбы, тара и ещё кое-что по мелочи. Где же, спрашивал я аудиторию, конфискованные яхты, самолёты и особняки? Ведь на это закон и должен быть направлен, как во всех цивилизованных странах. Выходит, российский закон работает во благо расхитителям и коррупционерам!
В зале стоял гомерический хохот…
Не будем говорить о хулиганах, мелких воришках, жуликах и бытовых убийцах, до краёв заполняющих наши колонии. Посмотрите на «крупняк», который в сети правоохранителей почти не попадает, расхитители, коррупционеры и им подобные. Это давно уже профессионалы своего дела. У них штат высококвалифицированных юристов-консультантов. К своей преступной деятельности – добыванию незаконных доходов – они относятся как к сложной и ответственной работе. У этой «работы» есть свои издержки, к примеру, возможный тюремный срок, можно сказать вынужденный отпуск, который они принимают без трагедий, как должное.
Ситуация просто абсурдная, – продолжает генерал Гуров. – Вот, скажем, идёт человек, сбытчик наркотиков. В одном кармане наркотики, в другом – деньги. В соответствии с законом мы у него можем изъять наркотики, а деньги так и останутся при нём. А как доказать, что эти деньги произошли от продажи наркотиков? Ну никак! Или возьмите наркобарона: у него особняк за 10 миллионов долларов, построенный «на костях» наркоманов, больных людей. Ты можешь конфисковать у него лишь то, что докажешь, лишь те несколько тысяч, с которыми его взяли с поличным при продаже каких-то граммов наркотиков. А как быть с остальным имуществом, заработанным «непосильным трудом»? Этот вопрос я задал шведскому судье, который работал тогда инспектором по финансовому мониторингу в Евросоюзе. Он мне ответил просто: мы бы конфисковали всю недвижимость.
...Так неужели коррупция и воровство без конфискации – это уникальное изобретение современной России, поддерживается кем-то сверху? И тогда получается, что существуют некие «высшие» политические интересы, ради которых людям и дальше надо терпеть глумящуюся роскошь жулья в нашей небогатой стране? А ведь мы небогаты, потому что за наш счёт незаконно обогатились мастера криминала...
Не буду говорить о днях нынешних. Но вспомните, что было 10–15 лет назад, – продолжает Александр Иванович. – В то «беспредельное» время, когда милиция была деморализована бесконечными сокращениями и реорганизациями, когда правосудие «управлялось» хозяевами тогдашней жизни, с конкурентом можно было сделать что угодно: конфисковать имущество, выгнать из дому и пр. Исходя из тех уже отдалённых от нас реалий, я могу допустить, что определённая логика у противников конфискации в то время была. Ведь статья о конфискации имущества в период передела государственной собственности, в борьбе между могущественными кланами могла превратиться не в орудие справедливости, а послужила бы сокрушительным молотом в борьбе с конкурентами. И взяточничество, и воровство после этого стало осуществляться у нас беспрепятственно.
– А что же вы, дорогой Александр Иванович, – спрашиваю я собеседника, – несколько созывов в Госдуме делали? Почему не отстаивали такую важную для борьбы с корыстной преступностью статью,?
– ...Ещё как отстаивали, как боролись! И справедливости ради надо сказать, что за последние десять лет, в том числе благодаря поддержке президента, была принята серьёзная законодательная база для профилактики борьбы с коррупцией. Но вся эта огромная положительная работа проблемы пока не решает, нужен чёткий и ёмкий закон...
– И где же застрял закон?
– Я тогда уже не был руководителем Комитета Государственной Думы по безопасности, – продолжает Гуров, – и мы с моим преемником на этом посту Владимиром Васильевым стали работать над законопроектом о конфискации. К нам подключились ещё семь депутатов Госдумы и семь членов Совета Федерации. Я пригласил ведущих учёных, работала большая группа известных не только в нашей стране докторов наук. Причём мы их отобрали умышленно из представителей двух школ уголовного права – консервативной, стоявших на позиции жёсткости и непримиримости, и либерально-демократической школы, которые больше ориентировались на гуманизацию, на либеральные изменения в обществе.
В чём, по нашему мнению, должен был быть смысл конфискации как дополнительной меры наказания? В том, что все корыстные преступления ориентированы на обогащение, на получение незаконной прибыли. Но если преступник будет знать, что всё будет конфисковано с лихвой, то корыстные преступления станут просто экономически невыгодными. Более того – проигрышными.
Мы трудились в течение года, собирались много раз и в Госдуме, и у наших партнёров. Выпестовали всё-таки статью о конфискации! Она полноценно базировалась на нормах международного права. Эта статья позволяла конфисковывать имущество не только добытое преступным путём, но и иное имущество в качестве наказания за совершённые тяжкие и особо тяжкие преступления. Причём там были положения, которые не препятствовали изымать ценности, переведённые преступником на третьих лиц.
Этот законопроект был направлен на согласование во все без исключения ведомства, связанные с правоохранительной тематикой. Мнение, выраженное в ответных письменных заключениях на этот законопроект, было на редкость однозначным – непременно ввести в УК статью о конфискации как дополнительную меру наказания!
Мы уже собирались запустить документ на обсуждение в комитеты и комиссии. И в этот момент пошла встречная атака на наш законопроект и на его инициаторов, в первую очередь на меня, разумеется. Ряд известных адвокатов, общественных деятелей, что сейчас занимают места в разных общественных советах, некоторые журналисты, политологи и т.д. выступили с резкими статьями, организовали телеэфиры, радиопередачи, интернет-атаки. Руководили же этой корыстной кампанией из-за кулис коррумпированные чиновники и наш родной олигархат. Риторика была давно известна: как такой произвол возможен в демократическом государстве, итоги приватизации признаны незыблемыми, опять грядёт 1937 год и прочее.
И никакие наши доводы, никакие ссылки на опыт самых демократичных стран западного мира, международный авторитет привлечённой профессуры, круглые столы и парламентские слушания, специально приглашаемых на них из-за рубежа экспертов – никакого воздействия не имели. И наконец проблему так запутали и замылили, что ни в какие планы обсуждения Госдумой наш закон не попал.
Единственное, что удалось отстоять, это, повторюсь, слово «конфискация», хотя бы в отношении имущества, добытого преступным путём. В этом виде в наши дни закон позволяет вернуть имущество хотя бы в той части, в которой доказано его криминальное происхождение.
Не только от генерала Гурова, но и от многих других профессионалов правоохранительных органов я слышал, впрочем, это и так очевидно: на пути принятия закона о конфискации стоят крупнейший российский бизнес, олигархат, высокое коррумпированное чиновничество. Точно так же, как это сегодня происходит с воспринятой в штыки президентской инициативой о недопустимости наличия собственности у госслужащих за рубежом. С одной стороны, недобросовестные чиновники лелеют мечту, чтобы их криминальные делишки можно было бы вершить как можно дольше, с другой – как бы конкуренты не подставили под статью о конфискации, что на самом деле в современных условиях не так сложно сделать.
– ...Хотя, казалось бы, ну чего вам бояться! – будто к своим оппонентам обращается генерал Гуров. – Закон обратной силы не имеет! А значит, всё, что «нажито» до его вступления в силу, всё остаётся при вас. Требуется совсем немного: прервать нить преступной деятельности, прекратить давать взятки чиновникам. Просто остановиться и прекратить грабить народ, общество, государство!..
Надо наконец честно признать: страна находится в состоянии настоящей войны с коррупцией, а значит, бутафорские меры, пиар-акции, телевизионные шоу – это не борьба, не противостояние, это – фикция чистой воды, ширма, за которой продолжается разгром экономики, гибнет нравственность нынешнего и будущих поколений.
– Даже если предлагаемый закон о конфискации, продолжает генерал Гуров, – кому-то может показаться слишком жёстким, давайте введём его на определённое время, хотя бы для наркобаронов, посмотрим результат, а как увидим, что процесс пошёл, смягчим закон. Всё в наших руках. Причём практика последних лет показала, что, скажем, такие паллиативы, как кратные штрафы за коррупцию, ни к каким заметным результатам не привели...
Разговор наш заканчивается, генерал, чуть задумавшись, открывает страшную-страшную тайну: боюсь, что борьба с коррупцией в нынешней ситуации бесполезное занятие, бутафория, кукольный спектакль для бедных детей в холодном сельском клубе, с помпой транслируемый почему-то по всем телеканалам...
ЛГ-ДОСЬЕ
В целом ряде стран только одно установление незаконного обогащения является основанием судебного применения конфискации. Согласно статье 20 Конвенции ООН против коррупции, под незаконным обогащением понимается значительное увеличение активов лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным способом обосновать.
В соответствии с итальянским уголовным законодательством, например, недвижимость подлежит конфискации, даже когда уголовное дело прекращено за недоказанностью в связи с так называемой омертой, т.е. при исчезновении свидетелей или наличии других форм уничтожения доказательств, если мафиози не может объяснить происхождение своего имущества.
А во Франции общая конфискация назначается лишь за так называемые «преступления против человечества», а также за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков. В то же время французский Уголовный кодекс предусматривает самые различные виды специальной конфискации, как-то: транспортного средства, оружия, вещи, предназначенной для совершения преступления или которая была получена в результате его совершения, а также конфискацию торгового капитала.
В уголовном законодательстве Китайской Народной Республики конфискация имущества заключается в изъятии части либо всего имущества, являющегося личной собственностью осуждённого. У семьи осуждённого оставляют лишь имущество, необходимое для жизни. Также не подлежат конфискации предметы первой необходимости, принадлежащие осуждённому.
В США по федеральному законодательству уголовная конфискация может быть назначена виновному в таких преступлениях, как получение дохода от рэкета, за незаконный оборот наркотиков... Наряду с конфискацией в данном случае может применяться и реституция. По реституции суд вправе потребовать от осуждённого возвращения приобретённого им в результате совершения преступления имущества или компенсации за причинённый ущерб, возмещения медицинских расходов потерпевшего на лечение.
Когда-то гражданам США не нужно было декларировать свои иностранные счета и платить по ним какие-либо налоги.
Однако широкомасштабная кампания по борьбе с организованной преступностью, наркотрафиком и терроризмом дала повод американскому правительству серьёзно подкорректировать законы. В результате теперь активы и банковские счета как граждан США, так и иностранцев могут быть оперативно «заморожены» или конфискованы.
В Австрии довольно специфичной мерой является «изъятие выгоды», заключающееся в выплате определённой денежной суммы, размер которой устанавливается судом с учётом полученного лицом обогащения.
Кстати, вспомним, конфискация считалась одной из самых популярных мер дополнительного наказания и в СССР, и в Российской империи, всё как в просвещённой Европе. В советское время крупные расхитители народного добра, взяточники не так боялись длительных сроков, как назначения конфискации.