Он мрачно сообщает, что «потерял глаза зрителя», к которому обращается. И всё же: молчание в ответ вовсе не значит, что рядом никого нет. Зритель есть, он понемногу выныривает из накрывшей нас волны перемен.
Это было три года назад, когда ещё шли съёмки его новой картины. Из яркого Питера, из XXI века – по тяжёлой лестнице «Ленфильма» в костюмерную, где длинными рядами – костюмы, сукно да кожа, в полный рост, даже если в кадре будет только торс или рука. Несмотря на чёрно-белый кадр, здесь, в костюмерной, чёрно-коричнево-серо-красно-зелёное Средневековье. Постоять, прикоснуться, увидеть, как в мгновение ока вошедший современник превращается в стражника или Дона Рэбу. Тёмный павильон, глаза привыкают к полумраку: тяжёлый стол, раскачиваются на верёвках вязанки дров, чучела собак, стоят алебарды… И всё это удивительно плотно занимает пространство, как здесь поместятся актёры и камера? Это знает только он.
Непосвящённым на съёмках делать нечего, да и посвящённый, прочитав экспликацию кадра, должен быть готов к тому, что сегодня всё изменится. Герман даёт указания. Неделя репетиций ради минуты-другой экранного времени. Стражники снимают с наточенных, как бритва, алебард пенопластовую защиту…
И всё же мир Алексея Германа открыт – он затягивает тебя так, что ты уже неотделим от него, ты в его власти, и тогда впроброс, как бы не о главном, говорит о мире нашем. Время в картинах Германа – всегда наше время, даже если режиссёр возвращает нас на полтысячелетия назад. От ретроспективы германовских фильмов «Мой друг Иван Лапшин», «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Хрусталёв, машину!» остаётся ощущение, что главная боль художника в том, что человек не меняется – меняются обстоятельства, антураж вокруг, но, как и много веков назад, одна жестокость сменяет другую, накатывает, как безжалостное цунами, не давая человечеству выплыть.
Об этом же и фильм, который мы, его зрители, ждём, – «Трудно быть богом» по роману братьев Стругацких. Он уже смонтирован, осталось только озвучить.
Так подробно и долго снимает только он: «Я не снимаю, а болею». И поясняет: «Считается, что я снимаю долго, забыли, что весь «Лапшин» снят за пять месяцев, а «Проверка» за шесть. Но ведь какую задачу ставишь, так и снимаешь. Хочешь просто рассказать историю – одно, хочешь изобразить внутренний мир героя – другое, пытаешься строить кино по законам средневековой живописи – совсем иное. Кубрик снимал свои картины по девять лет. «Явление Христа народу» художник писал всю жизнь. Так что моя беда – не беда. А вот когда продюсеры в телевизионной передаче, стесняясь и кокетничая, соглашаются, что и впрямь на Тарковского бы денег не нашли и даже Пушкина издать большим тиражом, кабы Пушкин сейчас явился, вряд ли бы получилось, то это вопрос национальной безопасности, как любят сейчас говорить.
Этот режиссёр «болеет» не только и не столько на площадке – решение рождается дома, рождается трудно, в вечных спорах, но об этом, вероятно, лучше бы рассказала маленькая, мужественная жена и соавтор Светлана Кармалита.
На недавнем «Кинотавре» Алексею Герману вручён специальный приз «За выдающийся художественный вклад в развитие российского кинематографического искусства». Он два раза отказывался: считал, что это как-то неловко, дико – мог снять себе кино и снял. Многие посчитали, что награда приурочена к юбилею, и поздравили его с 70-летием досрочно, 20 июня. Он поддержал игру, никого не стал упрекать в ошибке, возможно, для того, чтобы действительный день рождения, 20 июля, спокойно провести в кругу самых близких.
У него свой счёт со временем. И, глядя режиссёру в глаза, признательный зритель может бескомпромиссно сказать: в данном случае, если предъявлять времени счёт, то это 7:0 в пользу Германа.
«ЛГ» поздравляет Алексея Георгиевича с «законным» юбилеем и надеется всё же дождаться премьеры его очередной картины, съёмки которой уже, кажется, превзошли абсолютный рекорд по продолжительности и которая, согласно последним сведениям, получила название «История арканарской резни».