Мне приходилось пересекаться с Борисом Николаевичем в 80-е – секретари обкомов уже тогда чувствовали себя царями. Один из его помощников рассказывал, что возразил как-то Ельцину, а тот прикрикнул: «Иди, делай, что царь велел!» Моя скульптура – грубый минималистичный бетон – отсылает к этой позднебрежневской эпохе. При въезде в города ставились огромные таблички – «Воронеж» или «Нижний Тагил» – просто, ясно, лаконично, в тоннах бетона.
Я не мыслю противопоставлениями или белым-чёрным – поэтому и отношусь к Ельцину неоднозначно. В конце 80-х Борис Николаевич резал правду-матку, и 99% жителей Москвы шли за него голосовать. А мой дед, когда Ельцин только-только появился в Москве и проехал по городу в троллейбусе, сказал: «С этим демагогом мы ещё нахлебаемся». Ельцин той эпохи и Ельцин 90-х – разные люди. Ну а Ельцин-пенсионер – вообще очаровательный: у него был очень домашний образ – ракетка, Наина Иосифовна, внуки.
Нет смысла противопоставлять сталинскую эпоху и ельцинскую, как часто сейчас делают либералы. Девяностые явились финалом Термидора 30-х. В текстах 30-х годов прошлого века есть предвосхищение 90-х – я даже написал на эту тему несколько статей. Люди пережили крушение революции и всего, что стояло за подъёмом 17-го года, – причём пережили сильнее, чем мы в 90-е. Прошлые годы были финальной точкой, я уверен.
Однако за века только несколько десятилетий набираются, которые оказываются действительно переломными и фантастическими. Девяностые были именно таким десятилетием – вряд ли кто-нибудь считает иначе. Когда я делал памятник, я снова пережил это фантастическое и катастрофическое время, я рад, что оно было в моей жизни.
, автор конкурсного проекта