Телесюжет, ставший привычным, будничным. Официальный представитель Министерства обороны докладывает, какое количество единиц живой силы противника уничтожено за минувшие сутки.
Уничтожено… Единиц живой силы.
Понятно, война, без жертв не бывает. Только подумалось вдруг: а ведь совсем недавно с кем-то из этих единиц я мог ехать в одном купе поезда Москва – Киев. А то и вовсе сидеть за одним столом.
«Комиссары», «Как закалялась сталь», классика советского русско-украинского кинематографа – это Коля Мащенко. Такое кино не создашь между прочим, здесь моральная убеждённость нужна, испытанные силы души. И на то, чтобы преодолевать бюрократические рогатки, как случилось с «Комиссарами», тоже нужны были силы. В преодолении этом я Коле чуть-чуть помог – уверен, мне это зачтётся когда-нибудь по справедливости.
А сейчас… как совладать с подобными душевными перепадами?
Не дожили до них Коля Мащенко, Миша Беликов. А я вот – дожил.
Есть ли пределы жизненного абсурда?
* * *
Несколько лет назад, пытаясь спасти Конфедерацию Союзов кинематографистов, Рустам Ибрагимбеков отправил коллегам из Союзов кинематографистов бывшего СССР предложение встретиться. Ответы последовали разные. Кто-то согласился сразу, с охотой, кто-то колеблясь. Кто-то отказался, внятно объяснив причины отказа. А из одной прибалтийской страны (не буду конкретизировать) пришёл не просто отказ. Пришло хамское послание, написанное на русском языке, намеренно искажённом, замусоренном.
Зачем же так, коллега? Ведь мы годами одно дело делали, сберегая по мере сил наше кинематографическое содружество. Убеждён: людям, которые, следуя «линии партии», с готовностью рвут давние человеческие товарищеские связи, неведомо чувство личного достоинства. Неведомо осознание себя не только как единицы живой силы, но и как силы, способной думать самостоятельно. Чувствовать – самостоятельно!
При расставании способность эта необходима особенно.
Однако, оказывается, не всем дано.
* * *
Варшава, наша с Ирой служебная квартира, конец семидесятых. Олек Сычевский, заместитель министра культуры Польской Республики, сидит на полу. Я – тоже. Чокаемся рюмками «Выборовой».
Почему на полу? Вот же рядом – удобные кресла. А не почему! Стих такой обуял. Нам хорошо. Здровье!
Так было.
* * *
В Польше в те годы был открытый миру театр высочайшего класса. Конрад Свинарский, Казимеж Деймек, Адам Ханушкевич, Эрвин Аксер, Богдан Хуссаковский, Мачей Энглерт, Марек Окопиньский, Аугуст Ковальчик... А рядом, в России, – Георгий Товстоногов, Андрей Гончаров, Владимир Андреев, Александр Товстоногов, Олег Табаков, Евгений Симонов, Леонид Хейфец, Валерий Фокин…
Русские и польские мастера, которые находили друг друга, работали вместе, придумывали общие художественные проекты.
Великий польский артист Тадеуш Ломницкий на сцене БДТ у Товстоногова в спектакле «Карьера Артуро Уи» Брехта, поставленном режиссёром Эрвином Аксером. Великий русский артист Михаил Ульянов в вахтанговском шекспировском спектакле «Антоний и Клеопатра» режиссёра Евгения Симонова – на сцене Театра Польски в Варшаве.
А какой был спектакль по пьесе Иона Друцэ «Святая святых» в варшавском театре Вспулчесны! В памяти он рядом с легендарным «Святая святых» в Москве, в ЦТСА.
А «Клоп» Маяковского в варшавском Театре Народовы с его отчаянным сочувствием маленькому запутавшемуся человеку...
* * *
Розов, Радзинский, Друцэ, Гельман – у каждого был свой переводчик на польский, своё художественное пространство, и всем работы хватало.
* * *
Или театральная дискуссия в Москве, в ВТО, где неутомимый экспериментатор Ежи Гротовский, кстати выпускник ГИТИСа, говорил с таким темпераментом, что за ним не успевал переводчик, через каждые несколько фраз повторяя: «То был муй блонд» («Это была моя ошибка»). А сидевшие в зале профессионалы знали, какие за этими ошибками стояли художественные открытия.
И Вайда неоднократно бывал в Москве, в «Современнике» ставил, и своими людьми были у нас Занусси, Гоффман.
Говорю только о том, что происходило на моих глазах, иногда даже при моём участии.
И что же, теперь всё это – мимо? Было и быльём поросло? Извините – нет. Многое забудется, а это останется.
* * *
Ришар Мартен – художественный руководитель Марсельского театра «Турски» – пришёл в Министерство культуры России и сказал: «Хочу, чтобы в Марселе был российский театрально-кинематографический фестиваль».
И фестиваль был. Двадцать пять лет.
Спектакли Петра Фоменко, Сергея Арцибашева, Бориса Морозова, Сергея Яшина, Владимира Рецептера, Рифката Исрафилова, Семёна Спивака, Владислава Пази, Светланы Враговой, Марка Розовского, Андрея Денникова...
Со своими фильмами приезжали Владимир Наумов, Марлен Хуциев, Александр Рогожкин, Гарри Бардин, Владимир Мотыль, Сергей Соловьёв, Рустам Ибрагимбеков, Георгий Данелия, Павел Финн, Эмиль Лотяну, Роман Балаян, Александр Прошкин, Эльдар Шенгелая, Пётр Тодоровский, Вадим Абдрашитов, Хаджикули Нарлиев…
Культурная элита. Настоящая, не шоу-шлак.
* * *
С Ришаром перезваниваемся. Тоскует. По фестивалям нашим соскучился. Российско-советским: посмотрите внимательно. Вспоминаем, как в спектакле Сергея Арцибашева «Кабала святош» Ришар играл Мольера и звучали песни Высоцкого.
Болен был Ришар – в последние месяцы.
Здоровья тебе! По-французски, по-русски, по-польски.
Да, ещё по-азербайджански.
Рустам Ибрагимбеков фильм сделал с Ришаром Мартеном в главной роли. Место действия – Баку – Марсель. Когда однажды надо было марсельский эпизод доснять, а деньги кончились, так его в Баку досняли. Моря – похожие, не отличишь.
Что добавить. Одному из залов театра «Турски» было присвоено имя выдающегося молдавского советского режиссёра Эмиля Лотяну. Ришар дружил с ним, любил его фильмы.
Весть пришла из Марселя: умер Ришар.
* * *
Иногда это, оказывается, очень непросто – сознавать, что твоё время ушло.
* * *
Вдруг вспомнилась картинка – ну совершенно некстати. Год 1970-й, идёт обсуждение инстанциями спектакля «Современника» «Чайка» в постановке Ефремова. «Российское Министерство культуры считает…» Это держит речь некий пацан, которого не доводилось мне видеть ни до, ни после. Далее он учил Олега Николаевича, как ставить Чехова, и никто не сказал пацану: «Пошёл вон».
Это ведь тоже моё время.
* * *
А году, наверное, в девяносто четвёртом – девяносто пятом, когда я работал в Министерстве культуры, мне время от времени звонил Юрий Владимирович Никулин.
– Константин Александрович, дело у меня к вам.
– Весь внимание, Юрий Владимирович.
– Анекдот новый придумал, хотите расскажу?
– Конечно, хочу.
Никулин рассказывал. И, услышав у себя в трубке мой смех, для верности уточнял:
– Правда смешно?
– Ещё как.
– Ну спасибо. А дела… Так дел у меня больше никаких нету.
Сколько уж лет прошло, а более продуктивной модели взаимоотношений художника с представителем власти мне наблюдать не приходилось. Может, её и нету, лучшей модели.