Статья «Поймать ветер истории» («ЛГ», № 6) заинтересовала меня прежде всего тем, что в ней поставлен вопрос о возможных путях преобразования общества. Однако по ряду тезисов возникают серьёзные возражения.
Предлагаемая Александром Бузгалиным программа, основанная на объединении идейных подвижников как движущей силе преобразований общества, изначально утопична. Какими бы соблазнительными ни были технократические оценки великой производительной силы знаний, законы человеческого общежития продолжают оставаться старыми, как и набор мотиваций.
Оперируя понятием «товар», автор запутался в первопричинах и мотивациях, забыл о самом определении товара. Нельзя, пишет он, «купить ваши собственные знания». Конечно, нельзя, поскольку они не стали товаром – их просто нет априори как продукта умственного или трудового познания.
Что касается любви как «самоотречённом диалоге с тем, кто стал для вас единственным на свете…», то здесь во всю мощь звучит позиция поэтического романтика, а не учёного-экономиста. И любовь, и «способность быть другом» являются в контексте общественных отношений своеобразной формой товара.
И в одном, и в другом случае происходит обязательный выбор предпочтений, где огромную роль в качестве критериев играют наборы вполне определённых признаков, свойственных товару. Оба партнёра «представляют» их друг другу, и процесс «купли-продажи» происходит в форме договора мены. В случае любви договором, как правило, является заключение официального брачного контракта. А в дружбе мена происходит в негласной форме.
Ну и, конечно, «катарсис» уж точно покупается. Здесь непосредственно присутствует процесс купли-продажи при приобретении билета на концерт или в музей. Если вы на концерте не испытали «катарсиса», то это не доказывает факта, что вы его не покупали как товар (услугу). Просто этот товар (услуга) не отвечает вашим потребительским требованиям.
Рассмотрим ещё один тезис
А. Бузгалина: «...у человека, занятого творческой деятельностью, особенно социально востребованной, интересной, денежная мотивация не является главной». Кто спорит? Конечно, не является главной, пока он не вступает в общественные отношения с субъектами другой среды. У него душа может «петь», когда он идёт на работу, когда самоотверженно трудится, а потом возвращается домой.
Но это будет продолжаться до тех пор, пока не придётся экономить на еде, на лекарствах, на посещении платного врача. Пока не придётся отказывать себе в посещении театров и концертов, в поездках к морю и прочих житейских потребностях, обязательных и не очень. Предположим, живут этот человек и его жена в тесной двухкомнатной хрущёвке с двумя малыми детьми и ездят по выходным на старенькую дачу на стареньких «жигулях». И ему не надо денежных мотиваций?
Есть, конечно, исключения из правил. Социологами давно доказано, что степень денежных и иных материальных мотиваций заметно убывает у людей, имеющих высокий социальный статус. И чем выше статус, тем мотивация ниже. Речь идёт о руководителях крупных предприятий, известных учёных и общественных деятелях.
Но, допустим, наш герой – это «всего-навсего» ведущий научный сотрудник одного из институтов Академии наук, например им. Курчатова, с зарплатой со всеми надбавками в 12 тысяч рублей. И жена у него «всего-навсего» госслужащая из ведомства с красивым названием Федеральное казначейство, тоже с «хорошей» зарплатой около 7–8 тысяч рублей.
Как говорят в народе в таких случаях, сытый голодного не разумеет. Будет ли сыт автор в шкуре «моего протеже» из курчатовского института, не знаю. Я – нет.