Мы продолжаем дискуссию о сериале «Иван Грозный», начатую читательской заметкой «Иван Васильевич меняет конфессию» («ЛГ», № 21).
Сериал Андрея А. Эшпая, как и следовало ожидать, весьма непохож на прославленную кинокартину Сергея Эйзенштейна. Это вполне понятно и даже закономерно – многое за полвека переменилось во взглядах на Ивана IV. И всё же в истории есть, так сказать, «постоянные величины», не подверженные конъюнктурным капризам времени. К их числу принадлежит масштаб личности того или иного исторического деятеля.
Царь Иван Грозный при всех оговорках, связанных с «большой кровью» опричнины, является одним из великих правителей России. Именно он завершил создание самодержавной власти в нашей стране как особой (свойственной лишь русской государственности) формы служения властителя Богу и Народу, существовавшей вплоть до 1917 года. Именно он начал строительство Российской империи, наследием которой мы живы до сих пор. Это, вероятно, понимали, причём помимо сталинских наставлений, создатели старого кинофильма об Иване Грозном. К сожалению, это не поняли люди, снявшие сериал, хотя и раскрашенный отдельными мелодраматическими эпизодами, искусственно притянутыми к царю Ивану, но в целом развенчивающий его, превращая великого правителя в пигмея на царском троне.
Уже сам выбор актёра на главную роль весьма показателен. Николай Черкасов и Александр Демидов явно несопоставимы и несоразмерны. Одним внешним видом своим Черкасов воплощает мощь и силу характера Ивана Грозного – в соответствии с историческими свидетельствами Иван был довольно рослым и сильным человеком. Для чего режиссёр нового фильма наделил Грозного субтильной внешностью? Жизнь Ивана, как она показана на телевизионном экране, – необратимая деградация, физическая и духовная. Концепция интеллектуального падения и нравственного одичания государя восходит к недругу Ивана Грозного князю Андрею Курбскому, бежавшему в Литву и пытавшемуся затем оправдать содеянное им предательство. Выдумки Курбского охотно повторялись в либеральной историографии. Воспроизводятся они и сейчас. Смысл их заключается в том, что царствование Ивана IV состоит из двух периодов – хорошего и плохого, добродетельного и злокозненного. Первый – результат успешной государственной деятельности так называемой Избранной Рады, которую возглавляли поп Сильвестр и Алексей Адашев. И всё было прекрасно, но, как только царь прогнал их от себя, подвергнув опале, всё пошло прахом, Русь погрузилась в опричную тьму. Грозный в изображении Курбского и его последователей предстаёт бездарным, но амбициозным и самонадеянным, неспособным без посторонней помощи справляться с обязанностями властителя. Отсюда вытекает «психологизм», которым пронизан весь фильм. В нём главное внимание сосредоточено на личных переживаниях Ивана в связи с его чрезмерной подозрительностью. Жизнь Русского государства, в особенности народная жизнь, оставлена на периферии фильма. А уж народ если и выведен на экран, то в виде тупой и безмозглой толпы, либо бунтующей, либо раболепствующей перед властью. Сама же власть, олицетворяемая Грозным, изображена беспредельно жестокой и кровавой. Доказательством столь примитивных воззрений служит для съёмщиков фильма личная хроника монарха, понятая ими односторонне и тенденциозно.
Показ телефильма предваряет голос за кадром, оповещающий, что сейчас откроются «тайные страницы жизни первого русского царя». Звучит, конечно, интригующе, но как «тайные страницы» попали в руки постановщиков фильма? Откуда? Авторы фильма не имеют никаких сокрытых от историков тайн, зато обладают фантазией, уводящей слишком далеко от реальной истории. Вот лишь отдельные примеры измышлений, которыми изобилует фильм.
Если следовать сценарию (Александр Лапшин с участием Анастасии Истоминой), то идею венчания на царство подал Ивану митрополит Макарий. В ответ великий князь очень растерялся, испугавшись одной мысли взять на себя столь тяжёлое бремя власти и ответственности перед Богом… Но идея венчания тогда уже витала в воздухе. Ещё Василий III завещал сыну принять титул царя, и Иван знал об этом. Знали также и многие другие. По официальной летописи (Царственной книге), Грозный сам возжелал «сести на царьство», а митрополит и бояре его дружно поддержали.
Совершенно надуманным является конфликт Ивана Грозного с митрополитом Макарием из-за Сильвестра и Адашева. Митрополит никогда не был близок этим руководителям Избранной Рады. Скорее наоборот, поскольку оба эти деятеля, солидаризуясь с еретиками, выступали активными сторонниками секуляризации церковно-монастырских земель и, следовательно, были скрытыми недругами Русской православной церкви, а значит, и Макария. Грозный неизменно почитал святителя, а тот видел в нём своего воспитанника. Вот почему насквозь лживой является сцена у постели умирающего Макария, где царь просит благословения и получает отказ. «Ты лишил мою жизнь смысла», – говорит митрополит царю. Это – суровый приговор. Иван же, жалостно всхлипывая, лепечет: «Я заплутал… Кто ж подаст руку? Не уходи, я другим стану». Но Макарий умирает непреклонным. «Вредный старик!» – злобно восклицает в сериале Грозный. И, выйдя к собравшимся в соседнем помещении придворным, бессовестно врёт: «Перед смертью он благословил меня… и сказал: «Иван, береги Русь». Оболганы тут оба: и царь, и митрополит. Но остриё клеветы всё же направлено против государя, изображённого лжецом и святотатцем. Однако этого идеологического трюка создателям фильма мало. Фантазия заносит их в мистику: накануне смерти уже самого Ивана Грозного митрополит Макарий является больному царю в виде призрака, призывающего самодержца «просить о прощении у Господа за невинно убиенных». Любопытно, кому и как удалось подсмотреть эту сцену: режиссёру ли, сценаристу или же актёру израильского театра «Гешер».
Зачем выдуман эпизод, изображающий пьяного царя, пришедшего к митрополиту Филиппу просить благословения? Глубоко религиозный русский царь вспоминал о спасении души лишь по пьяному делу? Сценаристы не пощадили и Филиппа, вложив в его уста богомерзкие слова, обращённые к царю, избраннику и помазаннику Божию: «В народе говорят, что кровь людскую проливаешь и ею причащаешься». Следовало бы авторам фильма задуматься над тем, мог ли глава апостольской церкви повторять столь непотребные слова (если они действительно кем-то высказывались), связанные с таинством Святого причастия.
Создатели фильма не останавливаются и перед подтасовками. Так, Малюта Скуратов, чьё имя стало символом опричных кровопролитий, выведен ими на историческую сцену прежде времени, где-то в конце 50-х – начале 60-х гг. С какой целью? Удлинить время расправ и казней?
Убийство Владимира Старицкого обставлено такими подробностями, которые должны потрясти зрителя: царь по настойчивой просьбе двоюродного брата собственноручно (!) подаёт ему чашу с отравленным вином, демонстрируя тем полную атрофию жалости даже к своим родственникам. «Зверь, да и только», – подумает массовый зритель. Но вряд ли он догадается, что в данном случае авторы фильма «углубили» Н.М. Карамзина, с «Историей» которого они, как явствует из некоторых деталей, более или менее ознакомились. Там содержится следующий разукрашенный словесной вязью рассказ, основанный на записях иностранцев Н. Таубе и Э. Крузе, – источнике, скажем в скобках, ненадёжном: «Подали отраву. Князь Владимир, готовый умереть, не хотел из собственных рук отравить себя. Тогда супруга его Евдокия (родом княжна Одоевская), умная, добродетельная – видя, что нет спасения, нет жалости в сердце губителя – отвратила лице своё от Иоанна, осушила слёзы, и с твёрдостью сказала мужу: «Не мы себя, но мучитель отравляет нас: лучше принять смерть от Царя, нежели от палача». Владимир простился с супругою, благословил и выпил яд…» О чём тут речь? Жена Владимира убедила мужа сделать то, что от него требовали, – вот и всё. Однако Эшпаю с коллегами этого явно недостаточно. Кстати, и налёт опричников во главе с Грозным на Владимира, почивающего ночью с семьёй, – выдумка. Князя, находившегося в Нижнем Новгороде, царь вызвал в Богану (ямская станция между Троице-Сергиевым монастырём и Переславлем-Залесским) и там велел казнить. Грозный поступил согласно библейскому принципу: «Той мерой, которой меряете, отмерится и вам». Друзья и сторонники Владимира Старицкого травили Грозного в 1553 г., но неудачно. Царь не сомневался в отравлении теми же людьми своей любимой жены Анастасии.
По версии, заключённой в фильме, мать Владимира Старицкого княгиню Ефросинью царь Иван отправил в монастырь против её воли. Но это не так. Уличённая перед освящённым собором во враждебной деятельности против государя княгиня сама изъявила желание уйти в монастырь, причём ею же облюбованный. Старицу Евдокию (так стала именоваться Ефросинья) Грозный распорядился «устроити ествою и питием и служебники (прислугой) и всякими обиходы по её изволению». За «несчастной» княгиней последовали 12 человек – ближние боярыни и слуги. Ей даже дозволено было держать при себе детей боярских, которых испоместили поблизости и наделили 2000 четвертей пахотной земли…
Невинной жертвой «лютости» Грозного выведен и титулованный изменник князь Курбский. Бежал он в Литву, оказывается, вдруг, в одночасье и неожиданно, гонимый страхом царской расправы и по требованию жены, напуганной за судьбу мужа. Однако исследования современных историков доказали, что свой побег Курбский замыслил давно, года за полтора до того вступив в сношения с литовскими правителями. Литовское командование заранее было предупреждено о перебежчике и выслало людей для организации его приёма. Князь не только укрылся за границей, но и включился в войну с родной страной, командуя литовскими войсками, разорявшими православные храмы, русские города и деревни. Вряд ли авторам фильма неизвестны упомянутые факты. Но у них иная «сверхзадача».
У Андрея А. Эшпая и других какое-то патологическое пристрастие к натуральным сценам сексуального насилия. Фильм буквально насыщен ими. Царь и его окружение насилуют всех: от простонародных девок до боярских девиц. В фильме даже удосужились показать, как Иван насилует собственную жену Марию. Впрочем, о вкусах не спорят. Есть в фильме момент, который, несомненно, вызовет содрогание у зрителя: казнь «согласницы» Алексея Адашева некой Магдалины с детьми. Раздетых и босоногих малых деток ведут по снегу и кладут на плаху. Они дрожат, плачут. Люди, стоящие вокруг эшафота, замирают в страшном оцепенении. «Неужели такое возможно?!» – подумает зритель и зайдётся в негодовании… Сюжет о Магдалине постановщики извлекли из Карамзина, который, в свою очередь, взял его из «Истории о великом князе Московском» Андрея Курбского. Но Магдалина была женщина отнюдь не молодая, а рассказ Курбского не даёт никаких оснований считать сыновей Магдалины малыми детьми.
Многим поступкам царя Ивана с точки зрения современной морали нет оправданий, но речь сейчас не об Иване, а об Эшпае, о приёмах подачи исторических событий в сериале. Выстроенные в ряд случаи лжи, искажений и подтасовок (их намного больше, чем здесь приведено) обнаруживают одну закономерность, постоянно и строго выдерживаемую направленность – во что бы то ни стало опорочить русского царя и представить его в самом неприглядном виде. Наносится удар по идее и практике российского самодержавия как политической системы, подвергается поношению целый пласт русской истории. Дай постановщикам фильма волю, они бы и Церковь нашу смешали с грязью. В этом убеждает эпизод картины, как бы проходной, но весьма существенный по смыслу и значению. Перед тем как покинуть Москву, первопечатник Иван Фёдоров говорит, что он бежит в Литву не от государя, а от Святой церкви. Ещё одна ложь. Не мог он такое сказать, ибо по понятиям православного христианина, каковым являлся первопечатник, Святая церковь – не только здания церквей и не только клир, а все православные христиане, живущие (воинствующая церковь) и покойные (церковь торжествующая). Не мог же Фёдоров бежать сам от себя. Создатели фильма переврали факты. А было так: он написал Послесловие к львовскому «Апостолу» 1574 г., где говорил, что пострадал «не от самого того государя (Грозного), но от многих начальник и священноначальник, и учитель, которые на нас зависти ради многие ереси умышляли… сия убо нас от земли и отечества и от рода нашего изгна и в ины страны незнаемы пресели». По словам современного исследователя, «первопечатник чётко и недвусмысленно указал на то, что подвергся гонениям… со стороны руководства Земщины, в ведении которого оставался Печатный двор». Сценаристы переделали «начальников», «священноначальников» и «учителей» в Святую церковь, приписав Ивану Фёдорову кощунственные слова.
В целом фильм «Иван Грозный» Андрея А. Эшпая производит убогое впечатление. Перед нами наспех (словно кто-то гнал) изготовленная либеральная поделка, вышедшая из рук людей, лишённых ответственности как перед прошлым России, так и перед её настоящим.