КНИЖНЫЙ 
РЯД
Вирджилио Боккарди. Вивальди; пер. с ит. А.Б. Махова. – М.: Молодая гвардия, 2007. – 249(8) c.: ил. – (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1085).
Антонио Вивальди написал около 90 опер, а ещё оратории, кантаты, гимны, псалмы, антифоны, мотеты, серенады, сонаты… Впрочем, он написал «Времена года» – и одного этого с лихвой хватило бы для бессмертия.
Колоссальность творческого наследия Вивальди и его не менее колоссальная сегодняшняя растиражированность создают впечатление, что так было всегда, – увы, оно обманчиво. Имя композитора, слава которого при жизни была заслуженно громкой, после «классической» кончины гениев (умер в полной нищете, в чужой стране, похоронен на кладбище для бедняков) на долгие десятилетия оказалось подёрнуто – нет, не дымкой, но плотной пеленой забвения. Sic transit gloria mundi. Прекрасная иллюстрация мудрости древних.
Впрочем, как было сказано классиком помоложе, рукописи не горят. И опять же как про Вивальди сказано! Эпоха его персонального ренессанса началась с 1927 года, когда некоему доценту Туринского университета было предложено дать оценку старинным фолиантам, найденным при ремонте в одном из церковных колледжей маленького городка близ Турина – теперь эту знаменитую находку называют, натурально, «Туринскими рукописями». Бесценные творения маэстро Вивальди вернулись из небытия поистине триумфально. А приподнять завесу тайны над жизнью самого «рыжего священника», очистить её от легенд и домыслов оказалось значительно трудней.
Вышедшая в серии «ЖЗЛ» биография Антонио Вивальди является на сегодняшний день, пожалуй, наиболее полной и развёрнутой. Её автора трудно упрекнуть в недобросовестности, поверхностности взгляда или же склонности к дешёвой сенсационности – в сих грехах, хвала Творцу, синьор биограф не замечен. Проблема лежит в другой плоскости: Вирджилио Боккарди вопреки своему символическому имени Вергилием оказался не самым удачным. И дело вовсе не в том, что Вивальди вышел из-под его пера типом, прямо сказать, малопривлекательным – тщеславен, упрям, корыстен, да ещё эта тёмная история с певичками сёстрами Жиро, которых наш слабогрудый священник опекал как будто не вполне отечески… В конце концов дон Антонио был хоть и гений, а человек, а значит, ничто человеческое (далее по цитате). Но то-то и оно, что вместо человека со страниц жэзээловского томика на нас смотрит голем, слепленный из, казалось бы, вполне аутентичного праха, помещённый на не лишённый достоверных подробностей культурный, бытовой и исторический фон эпохи, – вот только дух вдохнуть в него по-настоящему не сумели. Не думаю, чтобы здесь имели место исключительно трудности перевода (хотя как не попенять на такие ляпы, как «монаршья особа» или, скажем, пассажи вроде этого: «его сольные выступления в финале кое-кто считал просто выпендрёжем»). Попытки внести необходимый «оживляж» – все эти неутомимые повитухи, зеленщицы – любительницы мальвазии и острого словца – и преданные гондольеры – право же, отдают неловкой натужностью и апеллируют к чисто итальянскому образу слона, пляшущего тарантеллу в посудной лавке.
Беда биографа, пожалуй, в том, что герою своему он категорически «не конгруэнтен», и что здесь первично: недостаток таланта или же элементарной увлечённости, «упоённости объектом» – сказать с уверенностью трудно.
На ум здесь отчего-то приходит каноническая история о том, как уже упомянутый косвенно в этой заметке Михаил Булгаков писал для серии «ЖЗЛ» беллетризованную биографию Мольера – изданию этому не суждено было увидеть свет при жизни автора. Оно и не мудрено: вещица вышла бесспорно блестящая, но, как говорится, неформатная. Уж слишком ярок, слишком неакадемичен (не говоря уже об идеологических проколах) был Булгаков, не пожелавший втискивать своё брызжущее восторгами и идеями повествовательское ego в предложенные ему рамки «серьёзного советского историка». Однако ж нельзя не признать, что булгаковский неизданный Мольер и сейчас поживее иных живых будет.
В случае же с биографией Вивальди мы имеем картину – увы! – противоположную.