Дервиш бойся Фанских гор… Здесь люди влюбляются насмерть…
Иль в красоту невиданных бальзамических гор
Иль в дев древнесогдийских небоглазых златовласых пришедших из древних пыльных времён и дальних эпох
И обе дороги в бездонные пропасти обрываются…
Но!..
Я пришёл приехал в яшмовые рубиновые смарагдовые опаловые аметистовые апельсиновые Фанские мраморные алмазные горы… чтобы умереть…
И стою у изумрудной лазоревой коралловой малахитовой плывущей сиреневой чайханы гиацинтовой «Древняя Согдиана»…
И тут я увидел её и сразу зашептал что ли закричал что ли завыл что ли хозяину чайханщику…
…Старик, отдай её мне… отпусти её…
Она как увидела меня – так узнала меня, как собака преданно ползуче глазасто виляя виясь узнаёт пастуха своего…
Она как увидела меня, побежала из сада где урюки созрели и птицы клюют берут их, и черви, и муравьи и падают плоды о землю золотом пахучим текучим устилая обогощая пианую липкую терпкую траву…
Золотой палый урожай несметен и ты старик не можешь собрать его и отдаёшь земле и муравьям и птицам и червям плоды сладчайшие палые текучие…
И я перезрелый палый плод и ложусь падаю на землю и ем золото медовое падучее и жду муравьёв последних и птиц опьянённых и червей загробных…
Давно уже грифы-трупоеды зороастрийские загробные бродят в небесах надо мной чуя смакуя перезрелое тело моё…
Но вот увидел её и она увидела меня и я узнал её и она узнала меня
Старик, отдай мне её как урючину палую зрелую текучую хмельную опьянённую медовую…
Она умрёт без меня а я умру без неё… она – золотая палая урючина а я – златой червь текучий её…
Тело девы тело жены – самое хмельное пианое вино
И Пророк не запрещает его и Он Сам пил это божье вино из многих пиал-жён своих и я пиан нынче… и алчу пить из пиалы такой…
Старик, у тебя пять спелых урюковых златых дочерей – Мубориза Мунисса Майрам Мамлакат…
И эта пятая пятнадцатилетняя Анахита Ардвисура… древняя Богиня лазоревой Согдианы…
Древняя богиня древней реки Фан-Ягноб – широко разливающейся… благодатной… выращивающей семена мужей… подготавливающей материнское лоно жён… делающей лёгкими роды всех жён…
От неё даже девы рождают, как Святая Мариам родила Христа…
Старик, все твои спелые златовласые рыжеволосые лазоревоглазые небесноокие согдийские дочери глядят на 
дорогу и на древние Фанские лазоревые горы с тысячами бегучих алмазных ручьёв родников водопадов – и ждут спелых мужей женихов и женихи готовятся, грядут… как ручьи с гор…
А эта глядит не на горы не на дорогу близких женихов а глядит преданно бешено на меня…
Так летит камнепад… так бежит сель… так шелестит водопад…
Готова она спело блаженно свято бешено убежать бежать со мной и лететь со мной переплетаясь по козьим смертельным тропам и бросаться вместе со мной в алмазные гибельные пропасти водопады фанские…
Готова она умереть разбиться улететь в небеса фанские со мной…
И я готов…
Готовы мы вдвоём разгадать древнюю тайну смерти… которую слаще как любовь постигать вдвоём…
Старик, дочери дщери зрелые твои в свадебных платьях золотых парчовых перезрело стоят у дома твоего у чайханы «Древняя Согдиана» твоей и ждут мужей женихов…
А эта купается ввергается плавает и ночью, и днём в ледяной реке Фан-Ягноб, где от льда даже рыбы смертно замирают от вод ледяных…
А эта младшая недозрелая плавает в ледяных волнах алмазах острых смертельных и не берёт её лёд текучий, потому что она горит от любви…
Смиряет во льдах горящее тело своё пятнадцатилетнее и душу объятую пламенем любви…
А огонь любви целителен в молодости и погубителен в старости…
Ах, старик муйсафед Дарий Кир Бахрамгур Артаксеркс Шахиншах Абдураззок Хан Мубарак Табаррук из рода древнесогдийских древнеперсидских царей…
Ах! может ли в огне земной любви сгореть бессмертная грешная душа?..
Ах, может ли?..
Ах Аллах ах Вечный Хозяин всех вечных душ и всех тленных тел!..
Ах, Всевышний ах может ли душа вечная сгореть от земной преходящей любви…
А у меня горит… и у неё…
Её завещали мне древние согдийские цари, она бежала ко мне из их гаремов… нетронутая девственница тысячелетий…
Она будет целовать следы и лизать пятки мои, а я – её, ибо Книга говорит, что «жёны – наша одежда, а мы – их…»
Ах может ли сгореть вечная душа? может! ах может!..
Ах Боже пощади! прости! да может может может…
Ах пусть на костре вечных душ горят наши тленные сладчайшие тела!
Ах душа – костёр для тела… да!.. да… да…
Айхххйа!..
Или тело – костёр для души… А?..
Аллах! где тайна Твоя?..
Ах старик хозяин смертной тленной чайханы «Древняя Согдиана» Абдураззак Табаррук
Вот тысячи лет горят Фанские горы от глубинного угля и от руды урановой горят дымят горы тайным нутряным огнём…
И ты старик печёшь на огненных камнях хлебы и лепёшки и жаришь духовитое мясо на горящих горах…
И я горю древним тайным огнём как горы эти – тронь меня и обожжёшься…
И на мне можно печь хлебы и лепёшки… да недолго…
А я увидел эту пятнадцатилетнюю и горю горю как Фанские тысячелетние горы…
И она горит как горы…
А я увидел Анахиту а она была плыла в ледяных волнах реки Фан-Ягноб и вот увидела меня и вышла выбежала воскресла из волн ледовых…
Стоит стоит нагая нагая нагая… уже спелая… плодовая… дышит… глядит на меня… дышит… не дышит…
И вот она вышла и вот она выходит из волн алмазных и долго стоит нагая и глядит на меня нагота её и входит в золотые тугие бухарские шаровары изоры и в бархатное персидское гранатовое платье…
Зачем ей теперь шаровары и платье, когда я – одежда её, а она – моя…
И змеиные мокрые рыжие золотые рассыпные косички рассыпаются змеятся по её бледно фарфоровому лицу с древней ширазской смоляной родинкой и лазоревыми согдийскими глазами-родниками… роящимися как пчёлы медовые майские…
И она медленно не отрывая от меня глаз своих входит в гранат глухой слепой платья и в шёлк текучий стрекозиный шаровар изоров сокровенных её таящих девственность алую её готовую открыться мне…
Но я успел успеваю увидеть взять вобрать тугой живой атлас её серебряных круглых белых как баранье сало ног и курчавость первобытную межножья из которой человек исходит на землю…
Но я уже выходил из неё а теперь хочу войти в неё…
Ойхххйо!.. О!..
Старик отдай её мне как отдавали недозрелых дев древним согдийским царям – а она увидела меня и сразу созрела
Она согреет мою ледяную как река Фан-Ягноб старость полелеет обогреет хладные чресла мои и забытый спящий зебб мой…
А я взращу и раскрою взлелею девий бутон её и не будут переспелые плоды падать на землю палым ничейным золотом и становиться добычей птиц, червей и муравьёв…
Она – сад урюковый златой несметный, а я садовник сборщик всех плодов её…
Старик отдай её мне…
Она – собака, а я пастух чабан её… она – ягнёнок, а я орёл-ягнятник её… она – рыба форель, а я – река её… она рыба – а я рыбарь её… она – овца, а я – волк её… она – златой урюк, а я – червь златой ея блаженный…
Старик, гляди – она вышла из льда реки увидела меня и преданно жертвенно бросилась ко мне и ластится ко мне и льнёт и дышит, забыв про девий стыд потому что она узнала меня, и приготовила одежды свадебные свои на берегу Фан-Ягноба, и вот надела их задыхаясь от древней любви улыбаясь радуясь сгорая…
Айххххйя!..
И стала невестой древней согдианкой, а я её ханом хозяином и в этом мире и в близком загробном…
Старик… отец Анахиты… отдай её мне…
…Дервиш Ходжа Зульфикар… Ты нищий старый поэт…
Кому нужны старость нищета болезни твои и поэмы твои и смерть близкая твоя?..
Кто пойдёт с тобой в смерть твою?
Дорога долгая земная твоя уже близка к пропасти…
Обрывается она за поворотом как фан-ягнобская забытая заброшенная дорога самоубийц…
…Ах многие странники погибли в Фанских горах заворожённые их красотой и зовом сладчайших пропастей – этих кратчайших троп путей в иной мир… в вечность… в царствие загробное….
Дервиш, любовь и смерть – это две дороги… а не одна…
Дервиш, пожалей её и меня…
Ты уже прошёл одну дорогу любви, а она ещё не прошла…
Отпусти её…
Пожалей меня…
Она безумная…
В пятнадцатилетнем человеке семя слепое бешеное мечется бродит как сель как камнепад в весенних горах… как волк пенный в курдючных кровавых отарах стадах…
Она убьёт тебя… себя… и меня…
Старик горестно жуёт насвай-табак и плачут глаза его не от табака…
И побито умученно глядит на меня…
Потом он выхватывает из-за пояса-миёнбанда самаркандский двуострый широкий нож, который может разрушить человека одним только прикосновением… сладостный успокоительный нож самоубийц…
– Этот нож достался мне от моего предка Амира Тимура из рода барласов…
Этим ножом Амир бесшумно расправлялся со своими врагами…
Этим ножом он построил величайшую Империю…
Империя без ножа – мертва…
Чем острей нож – тем сильней империя…
Когда нож притупляется – тогда империи погибают…
Я медленно ласково порежу себе вены – и оболью окроплю вас кровью моей… много крови пойдёт на вас… на тебя, дочь моя… и на тебя, дервиш… Хватит с избытком на обоих…
А кровью безвинной омытые – куда пойдёте вы?.. кто примет вас?..
Старик машет ножом передо мной и обнажает сизые вены на руках…
О Боже…
…Прощай, старик Абдураззок Табаррук…
Твои слова как пропасти фанские бездонные тропы в вечное Царствие Небесное что ждут уже меня…
Прощай, Анахита Ардвисура…
Святая согдианка древняя моя… лоно твоё не тронут древляя рука моя…
И губы жениха мужа отчие материнские мои…
И урожайный как золотой урюковый сад фаллос зебб карагач мой родитель творитель человеков мой мой… и твой… не тронут лоно девье твоё…
…Я иду бреду бегу от чайханы «Древняя Согдиана»…
Я плачу и слёзы закрывают дорогу мою…
И ведут меня в пропасть сладчайшую… на дорогу самоубийц…
Не вижу не чую ничего кроме сладких блаженных последних слёз моих…
Как в дальнем детстве я упиваюсь слезами обиды…
И вспоминаю: «Блаженны плачущие ибо утешатся…»
И я утешаюсь слезами слепыми и пропастями бездонными фанскими моими… которые ждут манят меня тайной загробья…
А она Анахита Ардвисура пятнадцатилетняя любовь вечная моя рыдает на дороге и безнадёжно бежит за мной, а старик Абдураззок Табаррук из рода древних царей бежит за ней старый задыхающийся умирающий и утешает её…
И мне раздирающе жаль его… и её…
…Ах старец слепец плывущий в реке чувств…
И ты уже был рядом с Богом, и вот тонешь в любви земной, и рай уже не суждён тебе, но, может быть, эта земная Девочка – и есть рай твой?..
И что же ты бежишь от него?..
…О Боже!
Вот она догоняет меня и бьётся задыхается рыдает от счастья…
И ты впервые трогаешь камышовые дрожащие жемчужные покорные персты её и абрикосовые текучие губы её и чуткие отзывчивые спелые отворенные шёлковые яблоневые колени – о!.. готовые впустить тебя в девственность её…
Она – беглянка тысячелетий – навек с тобой… навек! насмерть! наповал твоя! твоя… твоя…
Покорная птица райская мухоловка вечной любви твоя… твоя… бьётся вьётся навек в твоих руках… золотые тугие хлёсткие косички её скользят змеятся по лицу моему… щекочут ласкают лепечут покоряются расплетаются как у невесты в день свадьбы…
Косички её мокрые от слёз… и я целую их… щекочут они язык мой…
О Боже! разве не рай это… разве не рай…
А она шепчет:
– Дервиш, я из рода царей… А вы – последний царский мудрец и поэт на земле… и вам не с кем говорить…
Поэзия и мудрость уходят с земли как древние забытые языки Ассиро Вавилонии, ацтеков и Индии… как уходят великие цари…
И вы читаете ваши божественные небесные стихи низким баранам пыльных стад…
Но я разделю растворю одиночество ваше…
И смерть вашу… и бессмертие ваше…
И это зов царей…
А мёртвые цари бессмертны, а дышащие рабы тленны…
Айхххйя!..
Но!.. что я?..
О Боже!.. один я на дороге…
И дорога моя в одиноких слезах и идёт в пропасть… дорога самоубийц блаженная…
О Господь мой! Хозяин жизни моей!.. куда идти мне? где дышать? где уповать? где надеяться? если она осталась на дороге…
Прощай святая спелая преданная гранатовая урюковая златая шёлковая рыжеволосая небоокая древнесогдийская невеста моя раскрытая покорная мне девочка моя… завещанная мне древними согдийскими царями жрецами любви, от которой погибли все святые династии и империи… и погибнет человечество…
И я погибаю…
Прощай!..
Только в ином мире встретимся теперь мы с тобой…
Там! нам! никто! не помешает…
Так что ж мне не стремиться туда, о Господь мой…
На вечную встречу с ней…
И с Тобой…
Но она бежит за мной… и вдруг улыбается, вдруг смеётся как дитя вдруг пляшет древний согдийский танец «Колесо быстрой арбы» в пыли дороги вдруг поёт на древнем забытом клинописном фан-ягнобском языке:
– Ман туро бисьёр нагз мебинам… ман бе ту мурда шудаам… Я люблю тебя… я умру без тебя… Мы вместе полетим в пропасть… я первая… а вы – за мной…
Мы умрём вместе… так умирали древние согдианки…
Мы вернёмся вместе к нашим древним лазоревым Царям Персии и Согдианы, когда ещё не пришёл Святой Пророк – да будет с Ним Милость Аллаха – и было множество языческих зороастрийских богов…
И мой отец был Царь Шахиншах повелитель Вселенной
А я была богиня плодородья Анахита Ардвисура…
Она радостно бежит за мной… пляшет в пыли дороги самоубийц….
Она срывает с кошачьих своих миндальных ушек огромные древнебухарские серебряные серьги с кораллами и бросает их мне…
Я ловлю серьги… они в её крови
Она поёт:
– Мы умрём вместе… И воскреснем вместе…
И вернёмся к Царям вместе…
Зачем мёртвым серьги?..
Зачем мёртвым любовь?..
Зачем, о Господь?..
Она пляшет древний танец в святой пыли на дороге самоубийц…
И я пляшу с ней…