Памятники – как люди. У каждого своя судьба. Открывают их, как правило, очень торжественно. Но потом… Одни погружаются
в забвение, и даже местные жители не скажут вам, зачем и по какому случаю они установлены. А другие живут, продолжая притягивать к себе людей. Памятник лётчикам прославленной эскадрильи «Нормандия – Неман» в Москве открывали Владимир Путин и Николя Саркози, так что поначалу всеобщее внимание
к нему было вполне понятно. Однако когда правительственные венки были тронуты увяданием, вместо них появились скромные букетики из нескольких гвоздик и даже просто ветки рябины. От чего зависит судьба памятника? С этим вопросом мы обратились
к скульптору Андрею Ковальчуку, народному художнику России, первому секретарю Союза художников РФ.
– Не думаю, что кто-нибудь из моих коллег или искусствоведов, да вообще кто бы то ни было даст вам абсолютно точный ответ на этот вопрос. И если уж справедливо памятники сравнивать с людьми, то к ним, вероятно, можно было бы применить известную формулу «человек на своём месте». Памятник тоже должен стоять на «своём месте». Если это так, то памятник живёт долго, если же нет…
– Ну, с физическим местом в данном случае всё в порядке – на Введенском кладбище в Лефортове были погребены тела нескольких лётчиков эскадрильи «Нормандия». На родине их перезахоронили уже после войны. Но ведь можно говорить и о месте в человеческом сердце. Война от нас всё дальше и дальше…
– Памятники для того и создают, чтобы человеческой памяти было легче противостоять неумолимому натиску времени. А кроме того, это ещё и способ глубже понять сущность того места, где живут люди. В советские времена «увековечивали» партийных лидеров разного калибра, которые ничего не сделали для того места, где устанавливался памятник, и имена которых мало что говорили живущим там людям. Но ведь в истории каждого города есть люди, действительно достойные народной памяти. А если учесть, что молодое поколение зачастую имеет весьма смутное представление об истории родных мест, то памятник помимо всего прочего становится ещё и одним из звеньев той самой цепи времён, которой ни в коем случае нельзя дать порваться.
– А что вас самого подвигло принять участие в конкурсе на памятник «Нормандии»?
– Тема Великой Отечественной мне всегда была интересна. Я не впервые к ней обращаюсь. На трассе Москва – Минск установлен памятник воинам-дорожникам, который мы делали вместе с моим отцом, прошедшим всю войну. В Звенигороде стоит «Воин-ополченец», в Красноярске – композиция «Тыл и фронт». Одно из самых ярких воспоминаний детства – наш старый фильм о «Нормандии». Так что, когда московское правительство объявило тему конкурса, я сразу стал фантазировать – каким он мог бы быть, этот памятник. Идея двух персонажей – французского и русского лётчиков – возникла сразу. Сложнее было понять, какую композицию они должны составить, чтобы она была интересной и при этом вписывалась в то пространство, которое для неё предназначено. Краснокурсантский сквер в Лефортове очень вытянут...
– ...и похож на взлётную полосу?
– В какой-то мере, но дело даже не в этом. В этом месте высокую композицию не поставишь, она не гармонировала бы со средой. Значит, она должна быть вытянутой. Так и появилась «взлётная полоса», по которой идут лётчики, вернувшиеся с очередного боевого вылета.
– Вы затронули важную тему – гармония памятника и среды. Существуют некие неписаные правила на этот счёт?
– Конечно, существуют. Но именно неписаные. Вы можете дать чёткое определение гармонии?
– Чёткое? Вряд ли...
– Вот видите! У каждого о ней своё представление. В Европе, где к старинной архитектуре относятся не в пример бережнее, чем у нас, в историческую среду часто вписывают стекло и металл, причём очень интересно. А можно не вписывать, а сыграть на контрасте и тем достигнуть какого-то уникального эмоционального воздействия. Приём, которым пользуется архитектор, всегда индивидуален. Вариантов вхождения в среду – невероятное множество.
– Судьба памятника во многом зависит и от того, кто и как будет его охранять
– Охрана должна быть разумной, грамотной. Был случай, когда памятник Суворову работы нашего выдающегося современника Олега Комова, установленный на Суворовской площади, по указанию какого-то начальника, которому почему-то показалось, что монумент разрушается, был выкрашен битумным лаком. Каких усилий стоило привести его потом в нормальное состояние! Многое зависит от уровня культуры человека, облечённого властью: прежде чем предпринимать какие-либо шаги, он обязан проконсультироваться с профессионалами. Однако от «обычного» вандализма памятники страдают гораздо больше, чем от некомпетентности чиновников. Совсем недавно я сам столкнулся с такой ситуацией: один из моих памятников пострадал от тесного «контакта» с публикой. Но эта проблема имеет ещё более глубокие корни. Культура вообще и культура быта в частности прививаются… или не прививаются с младенчества. И хорошо, когда их есть кому прививать.
– Акт вандализма далеко не всегда вызван бескультурьем. Некоторые таким образом выражают свою ненависть к человеку, в честь которого установлен монумент, особенно если речь идёт о политиках. Может быть, прежде чем ставить памятник тому или иному деятелю, стоит выждать хотя бы лет пятьдесят, пока страсти вокруг него не поутихнут?
– Конечно, когда памятник устанавливается историческому лицу, не современнику, споров бывает меньше. Но есть фигуры, страсти вокруг которых бушуют десятилетиями. Иногда и через сто лет люди не приходят к единому мнению о роли такого человека в истории их страны: одни считают его героем, спасителем нации, другие – душегубом. И точка зрения нередко передаётся в семьях из поколения в поколение. Однако существует юридическая процедура установки памятника. И если он в конце концов устанавливается, то отношение к нему – личное дело каждого. А вот проявление этого отношения – опять-таки вопрос культуры. Есть и ещё один аспект: насколько данный памятник уместен там, где его хотят поставить. Тут необходимо чувство меры и такта.
– То есть всё упирается в личное восприятие памятника тем или иным человеком?
– Конечно.
– И именно этим, по-вашему, можно объяснить, к примеру, весьма неоднозначную реакцию публики на памятник Шолохову, не так давно появившийся на Бульварном кольце?
– Мне кажется, что основные разногласия возникают не вокруг памятника, а вокруг личности самого Шолохова. А что касается собственно памятника, могу только сказать, что Александр Рукавишников – замечательный мастер, стремящийся в каждой своей работе уйти от стандарта и обыденности. У него нет скучных, проходных памятников. Он всегда старается остро выразить тему. А чем памятник необычнее, тем сложнее его воспринимать, особенно людям неподготовленным. Есть памятники традиционные, есть острые, есть – очень острые. И в конечном итоге по своим местам всё расставляет время.
– А сколько в городе должно быть памятников?
– Разве дело в количестве... К тому же помимо памятников в городскую среду вписывается и уличная скульптура. Кстати, памятник или скульптура – это ещё и повод для того, чтобы привести в порядок окружающую их территорию, и иногда эти работы стоят не меньше, чем изготовление и установка самого памятника. В Челябинске есть улица, которую без особой натяжки можно было бы назвать «улицей скульптур», так их там много. Одни – лучше, другие – хуже, но сама идея мне очень нравится. Кстати, следов вандализма я там не заметил. Люди постепенно приучаются жить рядом с произведениями искусства, начинают относиться к ним как к части своей жизни.
– И всё-таки, насколько насыщена ими может быть среда?
– Мне кажется, что какой-то чёткой арифметики быть не может. Ну вот в искусстве интерьера есть понятие «минимализм»: можно одну картину повесить, а можно все стены ими увешать. Город – это наш общий большой дом. У каждого города – свой стиль, свой неповторимый колорит, своя аура. Вот они-то и определяют лицо города. И настоящий профессионал никогда не позволит себе исказить или изуродовать его.
Беседу вела
Памятник лётчикам эскадрильи «Нормандия – Неман» (архитекторы М. Корси, А. Тихонов)