Апрельские высоты

Так иногда бывает: месяц собирает невиданный урожай. Как этот апрель в Москве. Каждый вечер – событие. В концертных залах столицы играли выдающиеся музыканты современности. Канадский пианист Марк-Андре Амелин удивлял стилистическими тонкостями и ясностью мысли. О технике не говорю – фантастическая! Звучали Форе Экспромт № 2 фа минор соч. 31, Баркарола № 3 соль-диез мажор соч. 42; Равель, «Ночной Гаспар» – три поэмы по Алоизиусу Бертрану; Рахманинов, две Прелюдии ( соль мажор и соль-диез минор). Соната № 2 си-бемоль минор соч. 36. Всё было очень интересно, но особенно хорош – Равель. Марк-Андре учился у Ивонны Юбер. А та в своё время у выдающегося французского пианиста Альфреда Корто. Равель в руках Амелина был прежде всего красив. Корто, как известно, мало говорил на своих уроках. Играл сам, затем приглашался студент, а профессор становился единственным, но очень строгим слушателем. Если что-то не получалось, он возвращался к инструменту и опять проигрывал произведение. Затем молча уступал место за роялем ученику и отправлялся в слушатели. Могло быть три возвращения. Если студент упорно не слышал или не понимал, чего добивается профессор, – они расставались. Навсегда. Никаких объяснений при этом. Марка-Андре, случись он в классе Корто, явно ожидал милостивый приём. Равель у него редкого благородства и очень привлекательных природных образов – всё трогает и заставляет вслушиваться в каждый звук.

Московский международный дом музыки пригласил замечательного польского пианиста Петра Андершевского. Он живёт, правда, то в Париже, то в Лиссабоне. Почему бы ему однажды не пожить у нас? Зал, в котором выступал пианист, очень неудачен: слышимость избранная, никто не знает, в каком именно месте надо усесться, чтобы внятно воспринимать пианиста. Зал огромен. И пуст. Представляю, как неприятно выходить к инструменту в этом караван-сарае, наблюдая пустые кресла. А ведь можно было пригласить студентов многочисленных музыкальных учебных заведений Москвы – им такой редкий подарок запомнился бы на всю жизнь.
Андершевский – интеллектуал, интроверт. Исполнял Баха, Шумана и Яначека. Бах у него интимен, звуки как бы слегка затушёваны умелым художником очень хорошего вкуса. Бах размышляет. Сам по себе, не требуя ничего от слушателей. Пианист умеет весьма убедительно это выразить. Отводит себе самую скромную роль человека, услышавшего великого Баха. И нам так талантливо и своеобразно тоже предлагает услышать…

В программах таких избранных пианистов трудно что-либо предпочесть. Но я бы рискнул выделить особо у Андершевского вторую часть цикла Яначека «По заросшей тропе». Интереснейшее сочинение, и пианист был им особо увлечён. Надо заметить, что Андершевский очень скромен на сцене, странник в мире редких гармоний, с которыми у него полное взаимопонимание.

В Большом зале консерватории играл Константин Лифшиц. Дебюсси, Бетховен, Шуман. Вышел к роялю, бойко скинул пиджачок на сцену, на этом праздничные ощущения закончились. Мне показалось, что не очень хорошо продумана программа. Прелюдии Дебюсси уморили даже самых стойких поклонников пианиста и композитора. Что-то явно не складывалось. Да и последовавшая далее Соната № 30 Бетховена свидетельствовала только об одном: над программою надо думать. Жаль. Интересный музыкант, да и сцена БЗК выпадает не часто.

К концертной деятельности возвратился выдающийся российский пианист Михаил Плетнёв. Несколько дней подряд в «Оркестрионе» играл и сольную программу, и концерты с оркестром. Конечно, приятное событие. Как всегда, всё безукоризненно, но в итоге ловишь себя на мысли, что пианисту в этот раз в общем-то нечего было сообщить истосковавшимся слушателям после долгого перерыва. Так бывает. Надеюсь, последующие выступления блестящего музыканта оставят более оптимистичные настроения.

Самое яркое впечатление от сольного концерта пианиста Александра Гаврилюка в Большом зале консерватории. Яркий, эмоциональный, праздничный рояль. Программа разнообразная и сложная: Бах, Шопен, Лист-Горовиц и Мусоргский. Складывается ощущение, что он может всё и никаких трудностей для него не существует. Великолепная техника, всё очень хорошо продумано и насыщено мельчайшими, но очень важными для каждого заявленного сочинения выразительными деталями. Трудности, которые поневоле пришлось преодолевать пианисту в юности, по-моему, многому научили Александра. И мы сейчас стали свидетелями этого «научения»: размышляющий рояль, глубокий, философичный. Как хорош у него Шопен! Никакой слащавости, салонности в помине нет – подлинные чувства, заставляющие переживать, сочувствовать, страдать. Как замечателен Мусоргский с «Картинками с выставки» – всё озорно, мощно, размашисто. Изобразительность звука потрясающая – силы хватает на всё. Музыканта мира хорошо бы обогреть в Москве – такие талантливые руки «на дороге не валяются». Да и консерваторской молодёжи нужны идеи не только родного учебного заведения. В общем, чем чаще мы все будем встречаться с Александром Гаврилюком в концертных залах Москвы, тем лучше и для исполнителя, и для слушателей.

Завершать сенсационный апрель намеревался Григорий Соколов в Санкт-Петербурге. Но помешало внезапное заболевание – концерт перенесён на конец июня. Желая скорейшего выздоровления выдающемуся российскому пианисту, будем надеяться на новые впечатления – он сам их любит и лелеет.