Сколько уж десятилетий прошло, Николай Мордвинов в лермонтовском «Маскараде» – перед глазами. Великая трагическая роль великого артиста. Персонаж из другой жизни.
Затягивающей, завораживающей – но не нашей. Возможно, в ту пору зрелые люди воспринимали мордвиновского Арбенина иначе, я говорю о восприятии совсем молодого человека, о своём восприятии. «Маскарад» ставился у нас нечасто, и виденные спектакли не оставили следа в памяти. Хотя, конечно, я видел не всё.
На четвёртом фестивале «Гостиный двор» в Оренбурге «Маскарад» показали хозяева – Драматический театр имени Горького. Режиссёр Рифкат Исрафилов, художник Таи Еникеев, в роли Арбенина Олег Ханов. Когда эти три мастера работают вместе, каждый из них значит больше, чем если бы он был отдельно. Хотя и отдельно каждый из них значит много. Но это разговор особый.
Я не люблю спектакли, где режиссёр, найдя в классической пьесе что-то своё, начинает переодевать героев, переписывать, дописывать текст – лишь бы это своё стало очевиднее, нагляднее.
«Маскарад» Исрафилова и Еникеева – весь в своей эпохе, и Арбенин Ханова – оттуда. Но в какой-то момент пьеса, читаемая скрупулёзно и уважительно, вдруг распахивается, что-то неуловимое происходит в атмосфере, интонации спектакля, и вы чувствуете, что далёкий Арбенин – рядом и спектакль – про нас.
Как это про нас? При чём тут мы? Хочется возражать самому себе. Оглянитесь вокруг – где они, могучие страсти? Да просто понятия чести, достоинства растворяются в беспредельном нашем пространстве, а понятия измены, мести они есть, конечно, только на каком-то совсем ином уровне. Всё так, но Арбенин-то Ханова вот он, рядом, глаза в глаза. Спектакль пробивается к нам отчётливым и горьким напоминанием, что понятия эти существуют в своём первозданном виде, не адаптированном для нынешнего обихода. И в том, что нам нужно об этом напоминать, – не вина времени, обстоятельств, бюрократов, коррупционеров, начальников. Нет, это прежде всего наша вина.
Лермонтов сурово относился к своему времени, страсти его героев искажены, искорёжены. Но это такие искажения, когда человек, вдруг осознавший, что нравственные ориентиры им навсегда утрачены, теряет рассудок. Постепенное разрушение человека сильного ума и могучих страстей Ханов играет захватывающе. А вы думаете ещё и о том, что обманутое доверие, и возродившаяся надежда, и вновь обман – это десятилетия нашей жизни. Помнится, несколько лет назад знакомый драматург сказал мне: «Пишу пьесу под названием «Верю последний раз». Не знаю, дописал ли он пьесу, знаю, что жив и здоров, слава богу. А Фадеев застрелился. А Арбенин сошёл с ума. Так бывает, пусть крайне редко. И нельзя забывать, что так бывает.
В финале спектакля – химеры, призраки, ад кромешный, а посреди этих последних видений угасающего разума – неподвижный, тихий Арбенин с остановившимся взглядом. И – мороз по коже. Страшно.
...На том же фестивале Исрафилов показал «Старшего сына» Вампилова – дипломный спектакль Оренбургского института искусств, Сарафанова играл Марсель Рахматуллин. Студент третьего курса справился с возрастной ролью, доказал, что у него есть актёрское будущее. А через несколько дней студенческий спектакль шёл в Москве, на фестивале «Твой шанс», только Сарафанова играл Олег Ханов.
Вампилов – это ведь тоже русская классика, давайте называть вещи своими именами. Но Сарафанов сразу после Арбенина... Это как же надо себя перенастраивать... Но вот смотришь спектакль и понимаешь: Ханов вовсе не перенастраивался, просто и Арбенин, и Сарафанов – в человеческом содержании мастера, а пьеса «Старший сын», как всякая большая пьеса, способна к движению во времени и постепенному раскрытию новых смыслов.
Мы привыкли к Сарафанову – маленькому человеку, который тоже имеет право на свой маленький кусочек счастья, и это в традициях нашего искусства. Человеку, которому так хочется услышать наше извечное: я брат твой. Или, как здесь, у Вампилова, – я твой сын.
Сарафанов Исрафилова и Ханова – да, несостоявшийся музыкант, который вынужден играть на свадьбах и похоронах, хотя, глядя на него, думаешь: а может, ещё не вечер. Но дело даже не в этом. А в том, что Сарафанов в спектакле оренбуржцев – человек иного масштаба, чем тот, который, как я полагал, написан Вампиловым. Так мало ли что я полагал. А Вампилов, Исрафилов, Ханов доказали: можно иначе. Не исключён вовсе, да что там – необходим сегодня иной масштаб.
Кто-то когда-то сказал: хороший человек – не профессия. Сказал правильно. Хороший человек – действительно не профессия. Хороший человек – это гораздо больше. Особенно явственно это понимаешь сейчас, когда на дворе – время прагматиков. Профессионалов много. Милосердие, сострадание, участие – вот без чего становится всё труднее дышать. Всё труднее дышать, когда честное слово перестаёт что-либо значить, а связи человеческие, дружеские, родственные приносятся в жертву химерам благополучия и успеха с лёгкостью необыкновенной.
А Сарафанов Ханова – не просто хороший человек. Он ещё обладает силой, способностью притягивать, собирать вокруг себя других хороших людей, которые до этого ходили мимо друг друга в каждодневной суматохе и суете. И когда в финале Ханов говорит: «Вы мои дети, потому что я люблю вас», – это послание не только тем, кого он на сцене обнял. Это послание в зал, заполненный почти целиком молодыми людьми, – послание, рождающее живой и сильный душевный отклик.
Я люблю российский театр и хочу, чтобы читатели «ЛГ» знали: в Оренбурге, в одном из известнейших театров России, работает один из лучших артистов России – Олег Ханов.