Художественная жизнь Северной столицы, как называл богоспасаемый град Петров ещё нынешний славный юбиляр Н.В. Гоголь, весьма разнообразна. И хотя, признаюсь, являюсь давней поклонницей профессионализма выставок, которые организует Выставочный центр Союза художников на Большой Морской, 38, интересуюсь и познанием другого рода мест (нет, просто так и тянет изъясняться юбилярским стилем!).
Что же это за «места»?
Галерея «Арт-холл Монако» арт-холдинга «Русское искусство А…Я» регулярно представляет современное искусство Петербурга. В ряду её последних выставок особенно хочется выделить две, явившиеся своеобразными светоцветовыми представлениями. Именно так хочется назвать ту феерию света, которую продемонстрировали галерейщики и, возможно, самые известные в городе мастера гравированного стекла Елена Лаврищева и Владимир Маковецкий.
В полумраке стильного полуподвала они выставили недавние по времени работы – сложные по формам, символичные по содержанию, – превратив пространство галереи в волшебный средневековый замок, в лабораторию алхимика. В просторных «катакомбах» расставлены подсвеченные мистическим светом прозрачные рыцари, которые сражаются с не менее прозрачными, но устрашающими, выглядящими немного «по-китайски» драконами; русалки-нереиды плывут по рекам, взламывая весенний лёд; дриады выступают из глубины светящегося «кристалла», как изящный ствол-колонна с очертаниями женской фигуры. Поражает не только сама волшебность этого мира, навеянного и античными, и средневековыми мотивами. Поражает феноменальное мастерство этих алхимиков-стеклорезов, оригинальность трактовки почти банальных сюжетов.
Вторая выставка в «Монако» соединила в едином действе живопись и музыку. Петербургский музыкант и художник Валентин Афанасьев, окончивший консерваторию по классу скрипки, участвовал в выставках андеграунда 1970-х, а потом занялся изобретением цветомузыкальной системы. Он продолжил искания, идущие от Аристотеля к Скрябину, но попытался найти точные соотношения цветовых напряжённостей – и напряжённостей звуковых. Здесь больше, чем абстрактная живопись, – здесь наука, поверяющая гармонию. Афанасьев показал свои абстрактивистские и фигуративные композиции, посвящённые цветовому воплощению музыкальных произведений. Исполненные акрилом и маслом, эти холодноватые геометрические и живописные абстракции воплощают теоретическую установку маэстро: представлять звук тремя различными цветами (сам звук, его тональность, его мелодическая составляющая).
Радует многообразием талантов Выставочный зал Союза художников.
На фоне трагизма блокадной выставки, о которой мы не так давно писали, малозамеченным прошёл ещё один проект творческого просветительского центра «Русский Север», существующего с 1996 года. Художники этого объединения ездят на Белое море, в Карелию, по Сибири, по великому и трагическому Беломоро-Балтийскому каналу. Это передвижники нашего времени, устраивающие выставки в таких местах, куда обычно не добираются столичные «творцы».
С серого севера вот пришли эти… краски – хочется бесцеремонно перефразировать поздние ностальгические строки Набокова. Действительно, жемчужно-серая гамма доминирует в равнинных пейзажах большинства мастеров. Разрывает эту общую серебристую тональность яркий цвет излюбленного персонажа северян – красной рыбы, повёрнутой к зрителю своей нежной, розово-багряной плотью. Другие персонажи – лодка, деревянная изба, храм, сам просторный и низкий горизонт сурового края. Поистине здесь краски неярки и звуки нерезки. И здесь тоже – русский дух.
И ещё одно событие в Петербургском союзе художников: выставка молодых, новорекрутированных членов СХ. Сразу же, с порога – мощная графика первого зала.
И обилие женских имён. Здесь и напоминающие Е. Киб-рика листы иллюстраций Оль-ги Лаврухиной; живописная ширь акварелей Елизаветы Шестерниной, посвящённых русской деревне и русскому храму; мощные формы «новой вещественности» Валентины Жолудевой – «портреты» стула, батареи, крана, выполненные пастелью, но поистине монументально, а ещё – графические листы Ирины Мошинской, Ксении Вагановой-Паникаровской и других талантливых молодых женщин.
Зал плаката, и социального, и театрального. И тоже яркие образы, своё лицо у каждого недавно принятого члена Союза. Чего стоит одна «Формула современного искусства» Д. Караваева: дурная бесконечность уорхолских банок супа «Кэмпбелл», заканчивающаяся компьютерным буквенным обозначением:
Ctrl C и Ctrl V.
На редкость богат урожай театральной секции: целый зал, шпалерно завешанный эскизами декораций и костюмов, тут же рядом – костюмы вживую. И опять – множество женских работ: реалистические эскизы костюмов Виктории Богдановой, выразительно-монохромные – Ларисы Карасёвой, масштабные эскизы декораций к кинофильмам Марии Гринь (здесь и нашумевшее «Дикое поле», и «Ночные сёстры» С. Снежкина).
Традиционно главный зал со знаменитым стеклянным «просветом» отдан живописи и скульптуре. Импрессионистический язык живописи Андрея Селенина; постимпрессионистический – Бориса Филиппова; плоскостная декоративность в духе 1970-х годов Юлии Мёршиевой; суровый стиль в причудливой смеси с академическим салоном – у Андрея Филиппова. Наверху, на «хорах» Большого зала, – монументалисты: эскизы росписей, фотографии уже исполненных храмовых композиций или мозаик с цитациями из античности или Византии, размашисто написанные станковые работы. Просто великолепна разнообразная скульптура: импрессионистически-реалистическая С. Жохова (яркие проекты памятника Фаине Раневской); анимализм; фото осуществлённого памятника воину-афганцу в Самаре Ярослава Лоренца; проект памятника А. Матиссу И. Фролова. И в том же зале – живопись а-ля Матисс или а-ля Малявин. Словом, все флаги в гости, все цветы цветут…
У меня лишь две претензии к выставке. Её кратковременность: всего пять дней (в городе о ней почти и не услышали) и – в силу этой поспешности – не всегда внятные этикетки. Ну а об отсутствии рекламы и говорить нечего: это же не гламурный «прожект» с участием свежеиспечённых звездунов и звездуний. Спасибо СХ и самим молодым, что вообще сумели сделать такую репрезентативную демонстрацию своих недюжинных возможностей.
На целых полтора месяца открывалась в корпусе Бенуа Русского музея камерная, но заманчивая для гурманов глаза выставка «Мстислав Добужинский. Старая Литва», организованная совместно с литовскими художественными музеями и приуроченная к празднованию в 2009 году тысячелетия Литвы. Добужинский представлен на ней не как театральный художник, оформивший в Каунасском театре до Второй мировой более 40 спектаклей, а как пейзажист, как поэт «зачаровывающей красоты» старинных уголков Жемайтии.
Петербургские зрители узнают неповторимую руку знаменитого мирискусника, столь знакомого по образам «дворов Достоевского». Но величие и сумрачность самого предумышленного города на свете сменяются здесь уютной чередой улочек старых городов, костёлов, усадеб. К знакомому с детства «Полонезу» Огинского добавляется вид на стены дворца Огинских, а русский ампир интерьеров сменяется почти таким же – но уже в его литовском изводе. А какое разнообразие техник: акварель, гуашь, тушь, карандаш, даже линогравюра. Выставка словно бы приглашала зрителя неспешно путешествовать вслед за художником в поисках утраченного времени.
Одним из главных событий художественной жизни Петербурга зимы–весны 2009 года стало 90-летие одного из самых известных художников нашей страны Андрея Андреевича Мыльникова. Не так уж много знаковых имён у современной культурной столицы. Из ушедших: Дмитрий Лихачёв, Андрей Петров, Кирилл Лавров. Из ныне здравствующих – Андрей Мыльников.
Этот подлинный «столп и утверждение истины» академической школы создал свой неповторимый и обаятельный стиль, который безошибочно распознаётся во всём жанровом многообразии его живописи.
В его честь в залах Мрамор-ного дворца, одной из резиденций Русского музея, открылась ретроспективная выставка мастера. Всем, кто знает мыльниковские ранние «На мирных полях» или мозаику «Изобилие» на станции метро «Владимирская», очень интересно проследить эволюцию мастера от масштабного, мастеровитого соцреализма к собственной неповторимой манере, одновременно и монументальной, и лирической. Выставка представляет работы выдающегося живописца и педагога из собрания Русского музея. Поэтому мы видим здесь разные жанры – и портрет, и пейзаж, и прославленное «Прощание», навеянное образом матери художника, провожавшей сына на войну.
Перетекание «реалистического импрессионизма» 1950-х годов в академически трактованный лаконический и слегка геометризованный стиль 1960–1970-х годов происходит буквально на глазах, по мере продвижения по залам. Рядом с нашумевшим «Сном» – современной вариацией на тему вечной женственности джорджоневской лежащей Венеры – пронзительно прекрасные пейзажи с тонко прочерченными, графичными, «тосканско-умбрийскими» деревцами.
Восхищение вечной красотой мира и одновременно ощущение хрупкости и трагичности жизни придают даже совсем не эпическим жанрам у Мыльникова ощущение глубины художественной мысли и сосредоточенности высокого духа. Многая лета, Андрей Андреевич!
А напоследок вернёмся к тому имени, с которого мы начали. К 200-летию Гоголя петербургские выставочные залы открыли несколько выставок. В галерее «Квадрат» – моновыставка Ольги Булгаковой, давно и всерьёз занимающейся причудливыми, на грани сюра, гоголевскими образами. Особенно – мистической фигурой самого гениального автора. Удивителен сам по себе этот многолетний интерес художницы к портретному воплощению Николая Васильевича: от загадочного, несколько «литературного» раннего изображения Гоголя, закутанного в какую-то тогу, до недавних по времени монументальных, составленных из четырёх частей экспрессионистических, широких по живописи портретов, на которых сквозь декоративное многоцветье выступает узнаваемый профиль.
А ЦВЗ «Манеж» устроил в своих пространствах настоящий «Музей Гоголя». Первый этаж встречает зрителя гротескно увеличенными в два человеческих роста иллюстрациями и эскизами декораций к «Диканьке», «Ревизору», «Игрокам», «Мёртвым душам», инсталляциями из малороссийской деревенской утвари, стопками «текстов», стильной шинелью – из обёрточной бумаги, смятыми гигантскими листами рукописей… У входа в нижний, таинственно затемнённый зал – деревянная фигура самого писателя с молитвенно воздетыми руками под названием «Авторская исповедь» (скульптор Л. Колибаба). Второй этаж – собственно музей, начатый знаменитым портретом Моллера: изображения родителей писателя, современников, фрагменты рукописей, знаменитые иллюстрации (уже в натуральную величину), замечательные эскизы декораций и костюмов – от В. Рындина и Ф. Федоровского до Э. Кочергина и И. Чередниковой, наконец, чудесные детские рисунки на гоголевские темы.
Очень стильная, со вкусом сделанная экспозиция, вполне могущая заменить не существующий, увы, в Петербурге музей Гоголя. А ведь есть места, и не так далеко от Манежа находящиеся, которые вполне могут стать приютом для такого музея. Хотя бы высокий дом купца Зверкова, что на канале Грибоедова (бывшем Екатерининском) около Сенной площади, в местах, где позже Достоевский писал «Преступление и наказание». В окне этого дома кто-то вывесил вместо мемориальной доски бумажку с надписью о том, что именно здесь жил Гоголь в 1830 г.
Ну что ж, такая народная память об авторе «Портрета» тоже весьма показательна.
, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ