Труд, скрытый под обложкой с Нижинским в образе фавна, лучше всего было бы охарактеризовать как компиляцию. Книга содержит много сведений, но они, к сожалению, не являются новостью для того, кто хотя бы дилетантски интересуется балетом: почти всё, изложенное в сборнике статей Котыхова, доступно в многочисленных биографиях, воспоминаниях, кратких энциклопедиях.
Однако читателю газеты «Московский комсомолец» (а именно там впервые появился основной массив обработанного Котыховым материала) подобного рода публикации, несомненно, должны были доставить удовольствие. Ибо автор предложил то, что радует обывателя в «бодром пере» журналиста: ноль анализа, чуть больше рефлексии, зато «клубничка» – килограммами. И что с того, что она «генетически модифицированная»?
Название труда отсылает человека, интересуещегося чем попало, к известной комедии Вуди Аллена. Ничуть, между нами, не гениальной, даже, я сказал бы, противноватой, с таким, знаете ли, «на любителя» весельем. Так вот: данный «тип смеха» хорошо освоен Котыховым. Он смело предлагает далёкой от подмостков публике то, что обычно принято скрывать. Более того, что и так хорошо известно любому «гражданину кулис», даже не «почётному». Что является естественным продолжением жизни. Даже в её противоестественных проявлениях.
Но есть мнение, что сводить искусство классического танца к набору анекдотов «с душком», как-то не соответствует балетному аристократизму. Ведь тому же Котыхову Диана Вишнёва в интервью сказала, что балет – искусство элиты и для элиты. Вот и оставить бы всё как есть. Не задирая балерине пачку. Не поглаживая танцовщику бандаж...
Но я был бы несправедлив, оставив без внимания хорошее, а оно есть!
Историческая часть приятна почти без скидок. К мёртвым Котыхов относится либо с пиететом (Дягилев), либо с лёгкой игривостью (Нуреев). Последнего оставим без внимания, а вот за Сергея Павловича скажем спасибо: опять же, ничего нового, но достойно то, что автор напомнил о Дягилеве не как о хищной «акуле шоу-бизнеса» (что в некоторых мемуарах предлагается без обсуждений), а как о человеке, хотя и подверженном множеству грехов, но лишённом среди них греха сребролюбия начисто.
Только положительно можно оценить и часть «Фуэте», составленную из интервью. Жанр это трудный, но автор с ним справляется блестяще! Небесспорен выбор героев, но скажите мне, о какой беспристрастности можно говорить, имея дело с балетом? Любовь и ненависть, выраженные всегда персонифицированно, такая же важная часть классического танца, как и пресловутые «32 фуэте».
Впрочем, на успех книга обречена вовсе не из-за несомненных достоинств, а как раз из-за духа «генетических» изменений «квалифицированного» зрителя. А потому для того, кто видит в балете единственное место, где женщина ходит вокруг мужчины на цыпочках, версия Котыхова может представляться и как «грустная». Что, однако, не противоречит специфическому «веселью»: ведь даже в почти международном ныне English'е «весёлый» пишется как gay, а «грустный», прошу прощения, как blue...
Диалектика!