«Тушат» гениев без всякого умыслаС самого начала эксперимента по введению ЕГЭ подавляющее большинство филологов, деятелей культуры, педагогов выступали против проверки знаний по литературе через тестирование. Результат борьбы с реформаторами превзошёл самые смелые ожидания – неподдающуюся стандартизации литературу вообще исключили из списка предметов, аттестация по которым обязательна для всех («Необязательный предмет», «ЛГ», № 12–13). Отчаявшись, словесники решили обратиться уже к президенту. Их письмо, а также статью профессора МГУ В. Недзвецкого («Без Толстого и Чехова») мы опубликовали в прошлом номере. Сегодня продолжаем начатый разговор: останется ли Россия Россией без литературы?
Некогда Поль Валери назвал три чуда европейской культуры: античную трагедию, итальянский Ренессанс и русскую литературу.
Наша литература и впрямь чудо, стоит лишь вспомнить, что рядом с западноевропейскими образцами она, по часам истории, появилась чуть ли не вчера, если начинать её Пушкиным.
Зато уже в 1878 г. на Международном литературном конгрессе в Париже И. Тургенев, представлявший Россию, обратился к собравшимся: «Сто лет назад мы были вашими учениками; теперь вы нас принимаете как своих товарищей».
Иными словами, за неполное столетие наша литература превратилась в явление общеевропейской культуры. Вот эта-то литература, без которой сегодня немыслима всемирная культура человечества, постепенно, а в последние годы довольно быстро исчезает из нашей повседневной жизни. Из школы и высших учебных заведений. Становится необязательным предметом, многие, даже гуманитарные, вузы вообще отказываются от сочинений на приёмных экзаменах.
Всё это слишком известно, подумаем о последствиях. Прежде всего о языке, устной речи. И что же мы слышим? В очень многих случаях не речь, а буквенные сочетания, выражающие чувства, неясные самому их носителю, и кажется, ему самому сподручнее было бы передать их жестами. И дело вовсе не в том, что мы сталкиваемся с новыми иностранными словами, якобы засоряющими наш язык, с этим он справится без всякого труда и постороннего вмешательства, как это ему и свойственно по его природе. Беда в другом.
Сокращается наш лингвистический запас, расширяются области, куда слово уже не может проникнуть. А что такое человек без слова? Животное, не боле, перефразируя Гамлета.
В самом деле, пока мы не нашли чему-либо словесного выражения, этого для нас нет, и посему обеднение языка ведёт к тому, что мы теряем (подчёркиваю: теряем) некоторые чувства, мысли, выработанные и нашей, и всемирной культурой, возвращаемся вспять, а это – угроза нешуточная, к тому же давно предсказанная М. Булгаковым в «Собачьем сердце». Нам грозит превращение в страну Шариковых, причём без всякого хирургического вмешательства, по доброй воле, ибо мы сами всё делаем для этого.
Чем ещё объяснить сокращение часов на литературу в школе, отмену обязательных выпускных сочинений, абсолютное отсутствие каких-либо занятий по развитию навыков родной речи? Работая вот уже двадцать лет во ВГИКе, могу подтвердить удручающую закономерность: беднеет язык поступающих, мельчают умственные интересы и, предполагаю, нравственные качества, поскольку язык есть не что иное, как выражение внутреннего мира. Очень часто сталкиваюсь с тем, что будущий студент не в силах передать того, что думает и чувствует, хотя видно, что он и думает, и чувствует. Однако столь же очевидно, что в дальнейшем при таком состоянии его языка запас и мыслей, и чувств сократится, а там и пропадёт.
Совсем недавно генеральный прокурор России признал, что немалое число уголовных дел возбуждается без необходимых доказательств. Он объяснил это недостаточной профессиональной подготовкой сотрудников. Тут и спорить нечего, но у меня также нет ни малейшего сомнения и в том, что все эти работники юстиции в своё время плохо изучали литературу, были посредственными учениками по этому предмету, не умели писать сочинений. В противном случае они бы понимали, что человек есть существо индивидуальное, неповторимое и потому требующее бережного отношения, – как раз это и узнаётся из литературы, из обсуждений художественного произведения.
Разумеется, положение, о котором говорил генеральный прокурор, объясняется не только пробелами в изучении литературы. Однако вдумаемся: непрофессиональный работник, где бы он ни работал, – это бессовестный человек, ибо он не осознаёт (а совесть предполагает прежде всего такое сознание, в особенности для государственного служащего, распоряжающегося судьбами людей), что занят делом, которого не умеет делать, что в его руках жизнь уникального существа – человека. Поэтому-то тысячи этих неповторимых существ беззаконно томятся по тюрьмам, по свидетельству генпрокурора.
Когда А. Григорьев назвал Пушкина нашим всем, он лишь метафорически определил место литературы в нашей истории, ибо она, литература, была нашим всем: философией, правом, историей, этикой и даже экономикой.
Вскоре после большевистского переворота 1917 г. В. Розанов произнёс слова, смысл которых сейчас не вызывает сомнений: Россию погубила русская литература. В парадоксальной форме он выразил глубокую истину: Россия погибла из-за отсутствия гуманитарности в жизни, ибо вся гуманитарность была только в литературе. Поэтому так читалась у нас испокон веков книга, и Розанов на свой лад повторил известные слова Тургенева о русском языке: «Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык был дан великому народу!»
Надежда Тургенева на язык понятна и, безусловно, оправданна, поскольку, заметьте, речь идёт о языке в литературе, и с этой точки зрения язык дан. Но взят ли он, пользуются ли им в каждодневной жизни?
Конечно, не литература погубила Россию, Розанов лишь выразил убеждение в способности литературы влиять на жизнь людей. Этим, кстати, объясняется особое положение учителя словесности в отечественной школе, что некогда проницательно отметил П. Кропоткин: «Каждый преподаватель имеет свой предмет, и между различными предметами нет связи. Один только преподаватель литературы, руководствующийся лишь в общих чертах программой, и которому предоставлена свобода выполнять её по своему усмотрению, имеет возможность связать в одно все гуманитарные науки, обобщить их широким философским мировоззрением и пробудить таким образом в сердцах молодых слушателей стремление к возвышенному идеалу».
На протяжении последних двухсот лет литература оставалась в нашей стране единственным препятствием упрощению взглядов на человека, на его назначение в жизни. Она остаётся нашей последней надеждой на то, что страна не пропадёт, народ не сгинет. Цитированные слова И. Тургенева о русском языке вполне применимы и к ней: не может быть, чтобы такая литература не была дана великому народу.
Разумеется, при условии (о котором, кажется, Тургенев и подумать не мог), что мы сами не откажемся от этого величия. Сокращая объём изучения литературы, уничтожают последнюю возможность напомнить, что же такое человек, лишают нас нашего всего. Не будь я противником поиска внешних врагов как причины всех внутренних неурядиц, я бы предположил, что это именно они разработали план удушения нашей литературы, это они уничтожают нашу последнюю надежду. Но такое объяснение было бы слишком хорошо: стоит избавиться от злодеев, и положение выправится. Нет, здесь все свои, недалёкие фельдфебели, рекомендованные грибоедовским полковником в Вольтеры.
Те, кто осуществляет сейчас акции, вызывающие сокращение времени на изучение литературы, прикладывают руку к тому, чтобы на нашей земле не было гениев. Но – и это самое печальное – они делают это без всякого злого умысла, делают лишь потому, что не понимают. Потому что они – потомки Шарикова, а с них какой спрос?
Разумеется, вообрази мы, что вся страна вдруг стала читать, что литературу вернули в школу, наши дела автоматически не пойдут лучше, они слишком долго шли плохо, велика инерция прошлого. Но – и в этом нет никакого сомнения – губительный процесс остановится, а это уже очень много, там, глядишь, начнём выкарабкиваться. Конечно, нужна не одна литература, но ясно и то, что без неё, без гуманитарного сознания, ею развиваемого, все остальные усилия – в экономике, здравоохранении, военном деле – не дадут результата. Ибо человек прежде всего – существо словесное, и потому литература – его родина, его мир, его спасение.
Пока не поздно, разжалуем фельдфебеля!
, доктор филологических наук, профессор кафедры эстетики, истории и теории культуры Всероссийского государственного университета кинематографии им. С.А. Герасимова (ВГИК)