Один из мощных факторов, «не выпускающих» нас из кризиса, – практически полная утрата Россией её обществоведения. Сложное общество, погрузившееся в кризис неизученной природы, оказалось без обеспечения связным и упорядоченным знанием научного типа. При этом с арены сошло поколение стариков, обладавших запасом неявного знания, данного опытом. Это положение само по себе есть культурная катастрофа для городской индустриальной страны. Она имеет и множество катастрофических следствий во всех срезах общества.
Конечно, от СССР осталась масса обществоведов, но научное знание живёт и прирастает лишь в сообществах, а его-то не стало. Оно просто уничтожено реформой. Так, армия, ставшая толпой обезоруженных оборванных людей, а также бродящих по лесам мародёров, теряет боеспособность.
Советское обществоведение на излёте СССР было ущербным. И всё же это была служба контроля за «технологией мысли». На конференциях, совещаниях и в личных беседах разговор шёл в ключе рациональности. Люди были связаны интеллектуальной дисциплиной – можно было определить проблему, договориться о понятиях, цели и средствах, о мере и критериях, о постулатах, гипотезах и логике. Всё это со скрипом, но работало. Теперь этого нет в принципе. Нет площадок и жанра разговора, в которых можно было бы поставить и обсудить проблему. Люди пугаются самого предложения совершить такую операцию, как будто их вовлекают в подготовку террористического заговора.
В 1989–1992 гг. было много совещаний и семинаров с западными обществоведами. Наши, в общем, были методически слабее, но это были сообщества, сравнимые по типу рациональности. Сейчас «нашего» сообщества нет. Кое-кто встроился в «их» структуры и обсуждает там дела России «среди своих», а здесь работает вахтовым методом. Нам от этих мало проку.
По понятным причинам такого распада не произошло в естественных науках. Их сообщество съёжилось и впало в анабиоз, но не утратило связующую его основу. Ибо оно служит знанию, свободному от проблемы добра и зла. Обществоведение одной ногой стоит на объективности, а другой – на этических ценностях. Эту вторую ногу реформа у него отрубила, грубо и грязно. Произошло общее заражение крови.
На мой взгляд, этот провал для страны опаснее, чем паралич естественных наук. Их миссия сейчас – выжить. Можно подождать, подпитка знанием о природе идёт и из мировой науки. А вот изучать психозы и синдромы нашего больного общества иностранцы не будут, а если и будут, то, скорее всего, нам же во вред. Врач должен быть своим. А сейчас читаешь или слушаешь выступления наших обществоведов на разных совещаниях, и безумцем-то по большей части оказывается как раз врач.
Конечно, психологическое состояние «армии обществоведов» хуже некуда. Отказавшись от этикетки марксизма, они внедряют в сознание ту же структуру мышления, что и раньше, но с этикой, вывернутой наизнанку. К тому же ликвидация «цензуры» марксизма освободила такие тёмные силы, что произошёл откат в методологии, которого мало кто мог ожидать. Зачастую это даже не откат, а «прыжок в сторону» от привычных культурных норм. В рассуждениях царят отсутствие логики и полная оторванность от реальной жизни, радикальный наивный идеализм – при какой-то аномальной безжалостности к человеку и системам его жизнеобеспечения.
На первый план вышла фигура эксперта. Его функция – легитимация решений «верхов». Эксперты, имитируя беспристрастность, заменяют проблему выбора, которая касается всех граждан, проблемой принятия решений «верхами». При таком подходе исчезают вопросы типа «Хорошо ли вздувать цены на хлеб и тепло?», они заменяются вопросом «Как лучше это делать?».
Так власть имущие получают возможность мистификации любой проблемы. Это отход к технократизму, свободному от всякой ответственности. Поскольку страх перед бунтом населения пропал, у господствующего меньшинства в России нет никаких тормозов. Всё решает баланс сил внутри этого меньшинства. Победит партия «быстрой ликвидации балласта» – и треть населения с лица Земли как ветром сдует. Следующая на очереди треть этого даже не заметит.
Обществоведы оправдывали смену «культурного генотипа» нашего общества и государства, что далеко выходило за рамки цели реформ. Были запущены процессы, несовместимые с жизнью страны, – и никакого анализа.
Так, любили рассуждать о разбухшей бюрократии в СССР, где в управлении было занято 16 млн. человек (80% – в управлении хозяйством). В госаппарате РФ – 17 млн. чиновников, хозяйством они не управляют, а населения вдвое меньше. «Разбухание» чиновничества десятикратное! Это патология, но объяснения обществоведов нет. Сообщество, исключающее рефлексию в отношении собственных установок, не является профессиональным, это идеологическая служба. Она не может создавать рациональный каркас для общественного мнения, его во многом поэтому и нет в России.
Реформа принесла большинству граждан России страдания. Они и сейчас продолжаются, просто страдающая часть лишена голоса. Казалось бы, нельзя уйти от этических проблем такого изменения. Однако, выступая по поводу реформы, обществоведы не касаются её «человеческого измерения». Когда кто-то критикует реформу, он обязан уточнить, что его упрёки вызваны вовсе не состраданием, а исключительно прагматическими соображениями. Я не говорю о «катакомбном» обществоведении, которого не замечает истеблишмент. Но в катакомбах не складывается научного сообщества, здесь вырастают идейные бойцы.
Этот провал – общенациональная проблема. Требуется вновь создать методологическую основу, на которой могут собраться специалисты, и ту социальную структуру, которая скрепит их в сообщества, пусть и конкурирующие, но разумные. Под какой крышей могут возникнуть зародыши таких сообществ? Кто поможет им встать на ноги? Страшно признать, но такого социального субъекта нет в нынешней РФ. Ни вузы, ни Академия наук, ни государство в этом не заинтересованы. О «бизнесе» молчу. Не нужен им голос скептического разума и достоверной меры. Похоже, даже ФСБ не нужно беспристрастное знание об «обществе, в котором мы живём». Тяжёлый случай.
Точка зрения авторов колонки может не совпадать с позицией редакции