Как провожают ветеранов
У меня умер отец, ветеран войны. Он давно и тяжело болел, так что уход его не стал неожиданностью. Я тут же выехал в Ульяновскую область, включился в организацию похорон. Всё это было непросто, ибо когда живёшь за тысячу километров от родного дома, человеческие связи нарушаются и найти нужных людей непросто. Но возможно.
Гораздо сложнее найти нужные документы. Справку о смерти врач выдал без промедления. Но на этом оперативность и закончилась. В районном загсе (посёлок Ишеевка находится в двадцати пяти километрах от нашего села Ундоры), где должны выдать свидетельство о смерти, был выходной. А похороны уже завтра. Без свидетельства о смерти ни в пенсионный отдел, ни в райвоенкомат идти бессмысленно. Хорошо ещё сельская администрация разрешила провести захоронение без документов.
На следующий день я вновь отправился по кабинетам. У дверей загса пришлось проторчать около часа, хотя очереди не наблюдалось. Выяснилось, что у них зависла компьютерная программа, и в итоге был выдан документ, где все строчки, что называется, сикось-накось. Сотрудники загса предлагали зайти завтра, а мой поезд был уже сегодня.
В пенсионном отделе приняли сей факт хладнокровно. Но положенное вспомоществование – тысячу рублей – получать не советовали, а послали в военкомат. Там, дескать, и компенсация расходов больше, и бесплатный памятник соорудить помогут. Я поспешил туда.
Дежурная девушка на мои вопросы реагировала с видом крайнего изумления, словно на её памяти в районе фронтовики не умирали. Когда я захотел поговорить с военкомом, оказалось, что местные власти приняли остроумное решение: военкомат перенесли в отдалённое село Большое Нагаткино, а здесь оставили только пункт. Меня просили не отчаиваться и вручили бланки, которые надо заполнить. Я достал ручку, но тут же услышал, что передо мною – редкостные образцы, которые требовалось отксерить на почте и вернуть чиновникам. Узнав, что военкомат настолько беден, что не имеет своей копировальной техники, я испытал нехорошее чувство: как он будет помогать с расходами, раз находится в такой нищете.
Но главное не в этом. На одной из бумажек были начертаны два списка документов, необходимых для представления в военкомат. Чтобы получить компенсацию, требовалось шесть бумаг, а для памятника – двенадцать, в том числе оригинал свидетельства о смерти (в загсе заявили, что его нельзя передавать никогда и никому!) и нотариально заверенная копия его. Пробежав глазами оба списка, я понял: нужных документов не собрать и за неделю. Дежурная с улыбкой подтвердила, что и никому это не удаётся.
Возвращаясь домой, я думал о том, насколько хамски относятся у нас не только к живым, но и к мёртвым, к Героям и инвалидам Великой войны. А ведь отец, воевавший с 1942 по 1945-й, неоднократно раненый, награждённый орденами и медалями, всю жизнь состоял здесь на учёте!
Мне казалось, что после смерти сам военком должен был позвонить семье погибшего солдата (сколько их осталось-то!), выразить соболезнование и предложить помощь. В любой нормальной стране прощание с человеком, пролившим свою кровь, защищая Родину, сопровождается военным оркестром, торжественным караулом и оружейным залпом. В любой, но только не у нас.
У ветерана есть внуки призывного возраста. Видя такое отношение к памяти воина, захотят ли они служить? И вот ещё вопрос: когда военкомат занимается призывом новобранцев, требует ли он с них 6–12 нотариально заверенных бумажек?
, УЛЬЯНОВСК–МОСКВА