Экзамен по литературе теперь сдают только желающие
Валентин НЕДЗВЕЦКИЙ, доктор филологических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова
Можно ли постигнуть формы и дух, лингвистическую неповторимость и красоту русского языка без самого совершенного его проявления – русской литературно-художественной речи?
«Россия без литературы перестанет быть Россией», – считал академик Д. Лихачёв, и, думаю, едва ли найдётся грамотный соотечественник, который стал бы ему возражать. Наша духовно-эстетическая культура уже тысячелетие нераздельна с книгой, а три последних столетия и литературоцентрична. Похоже, это наконец (пусть и отчасти) признали и разработчики ЕГЭ. В своём «Методическом письме…» («Литература в школе», ‹ 4) они обещают исключить из экзаменационной работы «задания с выбором ответа» (т.е. в виде формализованных тестов) как не отвечающие «особенностям литературы». Это означает, что отныне школьников избавят от вопросов вроде следующего, предложенного выпускникам Воронежской области: «Познали ли главные герои романа А. Пушкина «Евгений Онегин» любовь? 1) Познали; 2) Не познали; 3) 
Познали частично». Ответ третий признавался «верным», а угадавший его ученик, очевидно, в свой черёд – «познавшим» все глубины и тайны знаменитого пушкинского романа…
Радоваться тем не менее рано. В том же «Методическом письме…» читаем: «Результаты экзамена (в 2007 году. – В.Н.) показали недостаточный уровень изученности таких произведений, как «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасова, «Война и мир» Л.Н. Толстого, «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского. Значительные трудности для учащихся представляет анализ лирики Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, Н.А. Некрасова». Низки «результаты выполнения заданий» по пьесам Д.И. Фонвизина и А.С. Грибоедова, «Капитанской дочке» и «Евгению Онегину» А.С. Пушкина, «Герою нашего времени» М.Ю. Лермонтова, поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души».
В своей совокупности перечисленные произведения – важнейшая часть русской классики ХIХ века. И вот она-то в итоге нынешнего преподавания осталась неведомой выпускникам девятых и одиннадцатых классов, ибо «недостаточный уровень изученности» – это всего лишь словесно-бюрократический эвфемизм. Виной тому, конечно, и резкое сокращение часов на литературу: в старших классах её теперь «проходят» два часа в неделю, в то время как, например, в США американскую – шесть. Но основным ударом стала замена традиционного единого выпускного экзамена в форме сочинения двумя отдельными. При этом если экзамен по русскому языку наряду с испытанием по математике для большинства школьников обязателен, то русскую литературу они теперь могут сдавать по собственному желанию, в качестве всего лишь дополнительного предмета.
Русский язык и русская литература фактически оторваны друг от друга, и это нанесло равный ущерб обоим. В самом деле: разве школьники изучают сленги, жаргоны, диалекты или просторечия? Нет, их цель – язык как средство общероссийского и межнационального общения, т.е. русский литературный язык. Но ведь он потому так и называется, что был выработан литературой. Так можно ли постигнуть формы и дух, лингвистическую неповторимость и красоту русского языка без самого совершенного его проявления – русской литературно-художественной речи?
А ведь на подобную противоестественную операцию и ориентировали нормы ЕГЭ. По отзывам коллег, проверявших работы участников университетской олимпиады, помимо крайне слабого знания художественных текстов и нередкой элементарной безграмотности многие сочинения отличались и редкой бедностью речевых средств. Не оттого ли, что язык – и абитуриенты это знали! – при определении содержания той или иной работы теперь учитывать не полагалось? Выходит, что литературное сочинение можно написать вообще иероглифами, математическими значками или междометиями, в лучшем случае предложениями из двух-трёх слов. А если и развёрнутыми предложениями, то без знаков препинания и с грубейшими стилистическими ошибками, вроде тех знаменитых волн, что, перекатываясь через мол, низвергались с него «стремительным домкратом». Мысль сочинения экзаменаторы должны каким-то фантастическим образом выявить и оценить… без её языковой формы и невзирая на её примитивность!
Огромным уроном как для среднего, так и высшего образования (и отнюдь не одного гуманитарного) с годами обернётся сам перевод русской литературы в разряд второстепенного школьного предмета. Уже сегодня на выпускных экзаменах её предпочтут другим дисциплинам весьма немногие школьники, завтра это будут единицы. Ибо намного проще вместо штудирования множества объёмных классических произведений освоить, скажем, обществоведение. Не сдававший литературу в школе едва ли рискнёт поступать на филфак классического или педагогического университета, следовательно, количество их выпускников резко снизится. Учтите и Болонскую систему, на которую тотально переводятся наши университеты. С основным четырёхлетним, а не пятилетним обучением, исключающим полноценную дипломную работу и такую же педагогическую практику. Какие знания и навыки вынесет формируемый ею филолог с громким званием бакалавра? И где будет востребован? В общеобразовательной школе с двумя часами «необязательной» русской литературы в неделю?
Всё это окончательно порешит дело уничтожения русской литературы как дисциплины с беспримерными образовательными и воспитательными возможностями. В средней и высшей школе неминуемо возобладают тенденции к дегуманизации образования, что неизбежно скажется и на всём нашем образе жизни. Ведь именно русская классическая литература была и остаётся той великой духовной сферой, в которой отечественная социология едина с онтологией, а эсхатология – с постижением божественного. Это она зримо запечатлела в себе русскую картину мира и отечественную систему личностных и общественных ценностей (идеалов); она была и остаётся для россиянина главным средством национального самосознания и идентификации. Не только для отечественных, но и зарубежных читателей русская литература стала и средоточием правды, добра, справедливости, и величайшим адвокатом свободно-ответственной личности, и пропагандистом морали и нравственности. Научая своих читателей жить не по отвлеченно-умозрительным теориям, учениям, доктринам, а по совести.
Помню признание венгерского профессора Арпада Ковача, которое он сделал, когда Венгрия начала ориентироваться уже на США и многим тамошним русистам пришлось переквалифицироваться в преподавателей языка английского. «Что бы наша власть ни делала, – сказал он, – я русской литературой буду заниматься всегда, так как без неё не могу жить!» За духовно-нравственными сокровищами русской литературы к нам, в частности на филологический факультет МГУ, приезжают европейцы, американцы, японцы, китайцы, южные корейцы, жители других стран, где экономические и социально-политические проблемы решены куда лучше, чем у нас. Едут они к нам за тем, чего недостаёт и не будет доставать современной однобоко-технологической цивилизации, – за гуманистическими решениями Н. Гоголя, И. Гончарова, Л. Толстого, Ф. Достоевского, М. Шолохова, А. Платонова, В. Распутина, А. Солженицына и других.
Тем страшнее наблюдать, как величайшая культурная ценность России – её художественная литература – по вине близоруких и безответственных чиновников от образования низводится до чего-то маловажного, чуть не лишнего в их собственной стране. Или русская литература нужна только её преподавателям и присяжным филологам? Но ведь это прежде всего неиссякаемый источник и стимулятор творчества и творческого отношения к окружающей действительности. В высшей степени показательно известное признание Альберта Эйнштейна о том, что для его теории относительности ему больше, чем непосредственный предшественник немецкий математик и астроном Карл Гаусс, дал Ф. Достоевский.
Общий моральный уровень общества, приметами которого стали массовые «отказные» дети, поставленная чуть ли не на поток торговля сиротами, сексуальные маньяки и педофилы, пребывает на грани, ниже которой – неизбежная нравственная катастрофа. Добавьте к этому наше телевидение с бесконечным киносериальным насилием американского и собственного производства. Где спасение или хотя бы забвение от всего этого впечатлительным душам детей и подростков? Уверен – прежде всего в чтении русской литературы и её классиков по преимуществу.
У нас много лет ищут национальную идею. Между тем стоило лишь внимательно прочитать «Войну и мир» Толстого, «Василия Тёркина» Твардовского, «Жизнь и судьбу» Гроссмана – и загадка была бы решена. Помимо физического «сбережения народа» (Солженицын) национальная идея должна непременно гарантировать раскрытие созидательного потенциала каждой личности через свободное участие её в гражданско-политическом, социальном, экономическом, научно-техническом, духовно-нравственном и эстетическом творчестве своей страны.
Морально-нравственное оздоровление и возрождение России без гуманитариев, и в первую очередь без российских словесников, невозможно. В одной из своих статей потомок Льва Толстого, академик Никита Ильич Толстой, составил такую связку компонентов гуманитарной сферы человеческого бытия: Язык – Словесность – Культура – Самосознание. Реализуйте их в массовом порядке, и мы получим подлинно человеческое поведение россиян!
Реформирование школьного образования следовало начинать не с умаления, а с увеличения в нём места и роли слова, точнее – словесности как нераздельного единства «могучего, правдивого и свободного» (И. Тургенев) литературного русского языка и русской художественной литературы. Увы, разработчики ЕГЭ до сих пор шли, скорее, противоположным путём. К счастью, до 1 января 2009 года ЕГЭ остаётся (прошу читателя запомнить это!) только экспериментом, а не законом. Исправить положение ещё можно и должно. Для этого совершенно необходимо немногое, а именно: восстановить в средней школе для учеников девятых и одиннадцатых классов выпускной экзамен по русскому языку и литературе в форме сочинения, сделав его обязательным для всех. «Новый образовательный российский стандарт, – сказал в своём выступлении на недавнем круглом столе, организованном Партийно-патриотическим клубом «Единой России», министр образования и науки А. Фурсенко, – должен предусмотреть сочинение в конце школы». Хочу надеяться, что указание это разработчики стандартов исполнят в точности.