«ЛГ» продолжает начатую в № 10 –11 статьёй Анастасии Гачевой полемику о судьбе российских библиотек
24 декабря 2014 года президент Российской Федерации В.В. Путин подписал указ «Об утверждении основ государственной культурной политики». Во исполнение целей и задач, поставленных в основах, правительство РФ 29 февраля 2016 года приняло Стратегию государственной культурной политики на период до 2030 года и рекомендовало органам исполнительной власти учитывать её положения при разработке и реализации государственных программ субъектов Российской Федерации. В этих директивных документах политическое руководство страны обнародовало своё понимание российской культуры какнационального приоритета и провозгласило основные цели государственной культурной политики, а именно: формирование гармонично развитой личности; укрепление гражданской идентичности, сохранение исторического и культурного наследия и его использование для воспитания и образования, передача от поколения к поколению традиционных для российского общества ценностей, норм, традиций и обычаев; обеспечение гражданам доступа к знаниям, информации и культурным ценностям. Необходимость политических решений президент страны обосновал угрозой гуманитарного кризиса, то есть дегуманизациисовременного российского общества, симптомами чего являются: снижение интеллектуального и культурного уровня общества; девальвация общепризнанных ценностей и искажение ценностных ориентиров; рост агрессии и нетерпимости, проявления асоциального поведения; деформация исторической памяти; атомизация общества, рост индивидуализма, пренебрежения правами других.
Филолог и библиотекарь Анастасия Гачева, автор душевно выстраданной статьи, поставила вопрос ребром: «Библиотека: прошлое или будущее?» Она гневно протестует против дикого мифа о библиотеках как «мёртвого пространства, где стоят стеллажи с пыльными книгами и сидят пожилые тётки в стоптанных тапочках». Её возмущают бессмысленные бюрократические новации менеджеров нынешней российской культуры, которые не понимают, что «результат культурно-просветительной деятельности формализован и статистически подсчитан быть не может по определению, ибо это – духовный рост человека, степень его внутренней взрослости, мера любви к людям и миру». Библиотекарь-просветитель решительно отвергает «настойчивое стремление вдвинуть библиотеки в сферу коммерции», «попытку втиснуть культуру в прокрустово ложе торгово-промышленной цивилизации», навязать «сервилистскую» модель библиотечного обслуживания, рассчитанную на человека-потребителя, а не на человека-творца. Разделяя гуманистический пафос публикации автора статьи, считаю полезным дополнить его не эмоциональными, а рациональными аргументами.Государственная культурная политика России так или иначе касается каждого русского человека, и прежде всего – профессионалов в области книжной коммуникации, литературы, искусства, образования, гуманитарных наук, массовой информации, священнослужителей всех конфессий. Поэтому обсуждение проблематики культуры, вероятно, станет в ближайшее время популярной темой в профессиональном дискурсе. Первооткрывателями научно-практических дискуссий, как ни странно, стали смиренномудрые библиотечные работники, которые неожиданно для себя обнаружили, что в Стратегии государственной культурной политики на период до 2030 года библиотеки исключены из рассмотрения. Неужели правительство Российской Федерации, планируя «формирование гармонично развитой личности, сохранение исторического и культурного наследия, обеспечение гражданам доступа к знаниям, информации, культурным ценностям» и т.д., намерено обойтись без библиотек и без библиографии? Это какое-то недоразумение! Судьба российских библиотек, естественно, взволновала «Литературную газету», которая в № 10–11 пригласила своих читателей к разговору на эту тему. Не могу остаться в стороне.
Говоря о прошлом и будущем, необходимо уточнить, библиотеки какого типа имеются в виду. Когда речь идёт о привлечении пользователя в пустующие читальные залы при помощи «чашечки кофе в уютном интерьере», подразумеваются муниципальные публичные (в прошлом – «массовые») библиотеки, ориентированные на досуговый спрос человека массовой культуры. Как свидетельствуют социологи, 20% россиян не имеют дома книг, а «нечитатели», никогда или «очень редко» берущие в руки книги, составляют 35% населения, поэтому в постсоветской России говорить о «массовом чтении» не приходится. В данном случае трансформация общедоступных библиотек в «многофункциональные культурно-образовательные центры» клубного типа выглядит оправданной. Тем более что количество муниципальных общедоступных библиотек стремительно сокращается (700–800 учреждений ежегодно из общего числа около 40 тысяч). Однако местные публичные библиотеки – лишь один тип из пяти.
Дисфункция чтения не распространяется на школьные или вузовские библиотеки – непременные участники образовательного процесса. Особенно важна роль школьного педагога-библиотекаря, который готовит читателей для библиотек всех остальных типов, так как молодой человек, не имевший положительного опыта общения со школьным библиотекарем, никогда не придёт в какую-либо библиотеку. Профессиональные информационные потребности, свойственные научным работникам, инженерам, медикам и прочим специалистам, нуждаются в непременном удовлетворении библиотечно-библиографическими средствами. Следовательно, научные, технические, военные, фирменные и т.п. библиотеки будут нужны своим читателям до тех пор, пока не произойдёт деиндустриализация страны. Именно читательская деятельность способна раскрыть окружающий мир для слепоглухонемых людей. Поэтому постоянно будут востребованы специальные библиотеки для слепых, отделы брайлевской литературы в публичных библиотеках, библиотеки Всероссийского общества слепых и Всероссийского общества глухих. Наконец, вечными символами национальной культуры и незаменимыми депозитариями документированной социальной памяти являются национальные и региональные (областные, краевые) универсальные научные библиотеки и государственные книгохранилища отраслевой или специальной литературы.
Учитывая сказанное, разумно и своевременно звучит задача государственной культурной политики, провозглашённая в указе президента (раздел VI): «Сохранение библиотек как общественного института распространения книги и приобщения к чтению, принятие мер по модернизации их деятельности». Однако библиотечные системы существуют не автономно и самодостаточно, они входят в состав библиосферы – суперсистемы (системы систем) книжной коммуникации, объединяющей разнообразные библиотечные, библиографические, книгоиздательские, книготорговые, библиофильские системы. Поэтому в соответствии с методологией системного подхода в «Основах государственной культурной политики» предусмотрен комплекс мероприятий: «Принятие мер по возрождению интереса к чтению»; «Сохранение книги как вида печатной продукции, развитие отечественной традиции искусства книги»; «Создание условий для развития книгоиздания и книжной торговли, поддержка социально ориентированной деятельности издательств и предприятий книжной торговли». Абсолютно правильные политические решения! Удивительно, что в Стратегии государственной культурной политики на период до 2030 года, направленной на реализацию основ, провозглашённых президентом, элементарного системного подхода не просматривается. Непостижимым образом библиотеки, хранилища мудрости и славы отечества, выпали из поля зрения государственных стратегов.
Среди механизмов реализации Стратегии (раздел V) планируется принять «акт, направленный на развитие книгоиздания, на книгораспространение, распространение периодической печати, совершенствование инфраструктуры чтения в целях сохранения и развития единого культурного пространства Российской Федерации». Подобный «акт», несомненно, нужен, но он не охватывает библиосферу в целом, поскольку не обращает внимания на библиотечную и библиографическую системы книжной коммуникации, не предусматривает использование библиографических и библиотечных ресурсов, средств и методов для доступа к классической и текущей отечественной литературе. Среди ожидаемых результатов реализации Стратегии в 2030 году (раздел VII) нет ни совершенствования библиотечно-информационного обеспечения народного образования, науки, техники, ни укрепления национальных и региональных книгохранилищ, ни использования ресурсов библиотечно-библиографических систем для распространения ценностей и норм российской цивилизации. Единственный вклад в развитие библиосферы сформулирован лапидарно: «увеличить объём продажи книг в Российской Федерации с 3 до 7 на душу населения по сравнению с 2014 годом». Значит, книжный бизнес получит развитие, а бесплатное библиотечное обслуживание отомрёт?
Русскому интеллигенту-книжнику невозможно согласиться с такой перспективой, а правительственных экспертов она не смущает. Более того, у них наготове ответ, записанный на страницах Стратегии. Вот он: «Для осуществления максимально быстрого и полного доступа к информации, а также для сохранения национального культурного наследия, находящегося в библиотеках, создана Национальная электронная библиотека (НЭБ)». НЭБ мыслится как «единое российское информационное пространство знаний на основе оцифрованных книжных, архивных, музейных фондов по различным отраслям знания и сферам творческой деятельности». Благодаря НЭБ россияне независимо от места жительства получат дистанционный и полнотекстовый доступ ко всем хранящимся в оцифрованных фондах российских библиотек изданиям и научным работам – от книжных памятников истории и культуры до новейших авторских произведений (разумеется, в рамках, установленных авторским правом). Мечтателям-технократам кажется, что при наличии НЭБ, формирование которой широким фронтом происходит в нашей стране, все остальные 130 тысяч библиотек различного типа утрачивают право на существование. Они ошибаются.
Во-первых, НЭБ нацелена на предоставление комфортного библиотечного сервиса только после того, как клиент укажет имя автора или название интересующего его издания. Вопрос о том, каким образом гражданин России узнает о книгах или журнальных статьях, с которыми ему желательно познакомиться, не обсуждается. В то же время именно семантический библиографический поиск, руководствующийся принципом «каждой книге – её читателя и каждому читателю – его книгу», – главный камень преткновения в библиотечно-библиографическом обслуживании. Конечно, большим технологическим достижением является режим полнотекстового чтения, однако в условиях «информационного потопа» хочется, чтобы постиндустриальный сервис не ограничивался электронной доставкой документов удалённому пользователю, а защищал его от информационных перегрузок. Истинная, а не демонстрационная эффективность автоматизации библиотечно-библиографических процессов заключается не в повышении скорости реакции системы и даже не в снижении экономических затрат, а в повышении точности и полноты выдачи, то есть в уменьшении грандиозного информационного шума и не поддающихся определению потерь информации, которые предъявляют сейчас поисковые машины интернета, ведущие поиск по ключевым словам запроса. Здесь не обойтись без диалога типа «человек – человек» между библиографом и читателям. В НЭБ же место библиографа должны занять интеллектуальные роботы.
Во-вторых, как ни парадоксально, но проектируемая Национальная электронная библиотека библиотекой не является, потому что она предназначена не для выполнения социально-культурных функций, свойственных библиосфере, а для совершенствования технологии книжной коммуникации. Эффективность НЭБ оценивается количеством дистанционно обслуженных запросов, а не смысловым соответствием духовным потребностям читателя выданной ему литературы. С точки зрения теории информационных систем феномен НЭБ – это информационно-поисковая вычислительная сеть, т.е. взаимосвязанная совокупность территориально рассредоточенных систем обработки данных и средств связи, обеспечивающая пользователям дистанционный поиск информации, содержащейся в базах данных, разнесённых, как правило, на значительные расстояния.
Итак, вернёмся на стратегический уровень библиосферы. Библиосфера – это исторически сложившаяся область книжной коммуникации, обеспечивающей библиотечно-библиографическими средствами движение смыслов культуры в социальном пространстве и сохранение культурного наследия в историческом времени. Электронная коммуникация способна дополнять библиосферу, но не может её заменить. НЭБ или другая грандиозная техническая инновация не способны противостоять угрозе дегуманизации общества, ибо оперируют информационными, а не гуманистическими ресурсами. Гуманистический ресурс – это люди, а не машины. Поэтому сформулированная президентом в Основах государственной культурной политики задача «Сохранение библиотек как общественного института распространения книги и приобщения к чтению, принятие мер по модернизации их деятельности» не имеет альтернативы. Претензия инженеров-информатиков на стратегическое управление книжной коммуникацией является опасной авантюрой. Русская культура рискует задохнуться в объятиях пошлого технократизма.
Аркадий СОКОЛОВ, профессор Санкт-Петербургского государственного института культуры, заслуженный работник культуры РФ