Ася Володина. Протагонист. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 320 с. – 2500 экз. – (Классное чтение).
Михаил Турбин. Выше ноги от земли. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 320 с. – 2500 экз. – (Актуальный роман).
Передо мной две книги, два дебютных романа молодых авторов, две новинки «Редакции Елены Шубиной». «Протагониста» Аси Володиной я читал все новогодние праздники – книжка тоненькая, но я постоянно отвлекался, – прочитал, думал-думал, чтобы такого написать об этой книге, да так и не придумал. Взялся за «Выше ноги от земли» Михаила Турбина. Читал, заставлял себя, и снова-здорово – бог его знает, что про эту книгу такого сказать. И всё же, положив их рядышком на стол, я понял, что, хотя по отдельности про них вроде бы говорить нечего, кое-что зато можно сказать о них вместе.
Что сказать? Ну, во-первых, обе книги написаны грамотно, культурно, прилично. Не без неловкостей вроде «Морг стоял за стеной монастыря и отделялся от больницы не только ею, но и всем своим видом», но всё же более-менее по-русски; глаз если и дёргается («взяли лифт»? Кто по-русски говорит «взять лифт»?), то не так уж часто; всё-таки не Лебеденко и не Манойло.
Что и говорить. Володина – филолог, кандидат наук, преподаёт эстонский в МГИМО, ей сам бог велел писать грамотно. Турбин, чья настоящая фамилия Кузнецов, хоть и не филолог, а вовсе даже маркетолог, окончил зато курсы Creative Writing School, учился у Майи Кучерской и Марины Степновой. Впрочем, про Володину пишут, что она стипендиат тех же курсов, что бы это ни значило.
Что ещё сказать? Ну вот: оба романа – сюжетные. Никаких тебе мысий по древу и серых волков по земли : «Протагонист» – почти герметичный детектив, «Выше ноги от земли» – почти мистический триллер.
Скажем, «Протагонист». Тут есть условная Академия, самый-самый престижный и лучший вуз (сама Володина окончила МГУ: намёк прозрачен). Из окна общежития выбрасывается студент. Дальше – по принципу не столько «В чаще» Акутагавы, сколько «Расёмон» Куросавы: несколько участников расскажут каждый свою версию событий, все признают себя виновными, однако в чём там на самом деле дело – останется неясным до самого конца.
Или, скажем, «Выше ноги от земли». Здесь – городская больница в Великом Новгороде (малая родина автора); главный герой – анестезиолог-реаниматолог (если я правильно понял. Я тут не специалист) в детском отделении. В отделение поступает мальчик четырёх лет: сбила машина на трассе в лесу; откуда ребёнок, кто родители – бог весть. Ментам выяснять всё это лень, за расследование приходится взяться главному герою – тем более что мальчик как две капли воды похож на его собственного, не так давно при трагических обстоятельствах погибшего сына. (Вот ещё одна неожиданная параллель: финал тут ровно как у Куросавы в «Расёмон».)
Я сказал: почти герметичный детектив и почти мистический триллер. Ну да, к сожалению, именно что почти; увы, читать «Выше ноги от земли» как, условно говоря, русского Несбё, а «Протагониста» как, условно, русского Ларссона, не получается: чего-то не хватает. Для чистого жанра – слишком скучно, слишком невнятно, слишком предсказуемо.
Который раз я пересказываю анекдот про испорченный шарик, который летает, но не радует: вроде бы всё на месте, вроде бы есть все формальные признаки того, что принято называть качественной прозой, – вот тебе стиль-язык, вот тебе герои-персонажи, вот тебе фабула-сюжет, – а, хоть тресни, нет того волшебства, которое из страничек с составленными в слова буковками делает портал в другой мир. Блёрбы1 изо всех сил уверяют, что волшебство есть, но написаны они, как всегда, руководителями той самой Creative Writing School, в которой учились авторы, и невольно думаешь: а что если CWS и есть цех по производству таких испорченных шариков?..
Вы скажете: других писателей у вас для меня нет.
А я скажу: «Гори огнём» Александра Пелевина. Новинка. Небольшой роман о РОА, о власовцах, о механизме предательства. Наполовину исторический – основан на подлинных документах, – наполовину мистический: без вмешательства инфернальных сущностей ни одна книжка у Пелевина не обходится. Если и можно предъявить роману какую-то претензию, то разве что: слишком уж пунктирно. Тема как будто требовала бы более подробного погружения в биографии и психологию героев.
Скажу: «Тетрис для бедных» Ричарда Семашкова. Тоже новинка. Сборник. Особенно хороша заглавная повесть – об экзистенциале пьянства в русской деревне. Вроде бы Рич не первый поднимает эту тему, но слова, которые он находит, особенная ироничная, в том числе и самоироничная, оптика, которую он настраивает, неподдельная интонация, которую он нащупывает, – всё это делает из дебютной книги музыканта (кажется, правильно говорить «хипхопера», но я не уверен, не специалист) замечательную прозу.
И ведь что тут нельзя не сказать. Ни Пелевин, ни Рич ни в какие школы не ходили, никаких курсов не оканчивали. Пелевин был когда-то журналистом и реконструктором, Рич – служил в армии и писал музыку. Но вот как-то так получается, что книги патентованных криейторов невозможно читать без скрежета зубовного, а книги живые, полные юмора и любви, – пишут люди, максимально далёкие от CWS и иже с ними, несть им числа. Как так получается? Бог весть.
Я сказал: слишком скучно, невнятно и предсказуемо для чистого жанра. Но, может быть, в том-то и дело, что речь тут не о чистом жанре, а о том, что жанровым романом притворяется, его маску примеривает, в него играет высокая литература, литература идей, языкового новаторства, искусство par excellence?
Увы, о языковом новаторстве говорить не приходится. Более того, открытые на любой случайной странице, эти романы едва ли удастся отличить друг от друга – причём не только друг от друга, но и от десятка-другого романов молодых авторов последних лет. Кажется, за всех за них могла бы уже писать наконец какая-нибудь нейросеть.
Но, может быть, тогда мы имеем дело с литературой идей и молодым авторам есть что сказать? Посмотрим. «Протагонист» Володиной даёт понять, что он родом из греческой трагедии: тут и агоны, и маски, и в зубах у любого филолога навязшее рассуждение о конфликте «Антигоны». Однако собственно сюжет «Протагониста» отсылает не столько к Антигоне, сколько к Оресту и Эдипу: над героем довлеет рок, и его трагедия неизбежно выводится из суммы событий прошлого. Но вот в чём беда: греческий-то герой вступает с роком в пусть и заранее проигранное, но всё-таки героическое противостояние и гибнет в этом противостоянии в некотором смысле непобеждённым, – а герой Володиной ни в какое противостояние ни с кем не вступает, он пассивен, как кто-то запрещённый, да и вся сумма событий прошлого сводится к наследственному психическому заболеванию. И кто тут забыл принять таблетки?
А что хочет нам сказать Михаил Турбин? Ведь это поэта нельзя спрашивать, что он хотел сказать: что хотел сказать, то и сказал, – а прозаику такой вопрос задавать как раз вполне правомерно. Что ж, вы удивитесь, но и тут всё дело в психическом расстройстве. Когда наследственный алкоголик вступает в брак с биполярной девушкой и у них появляется ребёнок, добра не жди. С наблюдением этим едва ли можно поспорить – я только не уверен, что для того, чтобы постичь эту удивительную истину, необходимо прочитать книгу на триста с лишним страниц.
Одним словом, если авторам поколения тридцатилетних и нечего особенно сказать этому миру, то для археолога культуры в любом случае будет интересно, что едва ли не каждая книга любого русского автора конца 80-х – начала 90-х гг. рождения посвящена либо психическому заболеванию, либо алкоголизму, либо наркомании (которые, как известно, тоже психические заболевания). Надо думать, это и есть та подлинная речь, которая проступает сквозь дискурс в творчестве первого поколения, выросшего в новой свободной России.
И всё же, говоря о литературе жанровой и высокой, алхимический брак которых все последние тридцать лет возвещало и наколдовывало всё наше литературное масонство, – не пора ли признать, что эксперимент провалился? Что никакой «русский Стивен Кинг» невозможен, как невозможен «шведский Достоевский» или, например, «польский Шолохов», – да и не нужен, ведь есть же у нас свои освоенные развлекательные жанры в диапазоне от Пикуля до Акунина и от Стругацких до Т. Устиновой? И два эти ремесла нужно не смешивать, как призывает в интервью Ася Володина, а, наоборот, по-ленински размежевать? И признать, что быть писателем по-русски – это вовсе не «такая же работа, как все остальные», как говорит в интервью маркетолог Михаил Турбин, а всё-таки какая-то особенная? Да, кстати, и учат на русских писателей не в институтах и не на курсах, а, получается, по старинке – на войне да на каторге?
В общем, есть о чём подумать и поговорить.
1 Аннотация или выдержка из положительной рецензии на обложке книги.